Krokozyabra - Змеиный факультет Страница 48

Но это относительно остальных слизеринцев. От меня-то Поттер просто так не отвяжется.

Мерлин, Мордред и Моргана! Можно подумать, что если бы сразу после побега отца я внезапно «обрадовал» Поттера тем, что он жестоко лопухнулся с клятвой, он был бы более доволен, чем теперь!

Впрочем, может, и был бы. Тогда-то его интересовал только секс. А что ему нужно теперь, я боюсь даже предполагать.

Почему бы ему просто не поверить, что я действительно не хотел от него ничего большего, чем гарантия собственной безопасности?..

Глава сорок девятая. Поттер.

Малфой действительно отказывается от дальнейшего исполнения своего обещания. И даже не скажешь, что он бегает от Поттера или как-то подчёркнуто его игнорирует. Кивает при встрече и сдержанно отвечает на приветствия. Только как его равнодушное «привет, Поттер» может заменить торопливые встречи украдкой, от которых у Гарри, оказывается, выработалась устойчивая зависимость?

Джинни же, наоборот, проявляет всё больше интереса к физической близости. Найти место для секса с собственной невестой получается гораздо проще, чем с Малфоем - не нужно держать это в тайне, и друзья только рады будут помочь, уступить комнату, оставить их наедине... Но кажется, что столь вожделенная прежде близость уже не приносит той радости.

Гарри долго собирается с духом, чтобы поговорить с Джинни, однако решиться на это никак не может. Страшно представить себе, что он может сказать - и что услышать в ответ.

Но всё получается само собой, когда в разговоре о грядущем матче Джинни вскользь проезжается по квиддичным способностям Хорька.

- Джинни… - негромко говорит он. - А ведь ты знаешь, что я сплю с ним.

- С кем? - машинально переспрашивает она.

- С Малфоем. И с самого начала знала.

- Ну, допустим, знала, - независимо вскидывает голову Джинни. - И что?

- И ты сама стала спать со мной только после того, как узнала. Раньше ведь тебе не хотелось этого? - спрашивает Гарри.

- Не хотелось. Ты будешь меня в этом упрекать? Между прочим, девчонки говорят, что многие женщины вообще никакого удовольствия от этого не испытывают. А ещё они говорили, что это больно в первый раз. И… и мне было страшно, так что же теперь? - требовательно спрашивает Джинни. - Никого же это не интересовало. Тебе нужно - и всё, а мои желания значения не имеют!

- Я тебя не принуждал… - растерянно говорит Гарри.

- Нет, конечно. Ты просто к Хорьку начал уходить. Он-то тебе, надо полагать, не отказывал?

Он не отказывал… Кривился, морщил нос, цедил сквозь зубы колкости, но никогда не отказывал. Гарри думал - из-за клятвы. А что думать теперь?..

- И я решила: если тебе так нужен секс, что ты даже эту дрянь слизеринскую готов трахнуть, то пусть… Я тебя люблю, Гарри! Я просто хотела, чтобы ты был счастлив! Я решила, что всё равно ведь придётся, раньше или позже. А оказалось, что это не так уж и страшно, даже приятно. Только ты ведь всё равно не перестал с ним встречаться…

Вот такие дела, Поттер. Куда ни плюнь, во что ни ткнись, во всём виноват только ты, ты один. Не Джинни, не Рон с Гермионой и не Хорёк... - тьфу ты, чёрт! - Малфой.

Может быть, это оттого, что все остальные участники драмы отлично знают, чего они хотят. И только Гарри пребывает в кротком недоумении относительно своих действительных желаний и намерений.

* * *

Следующие несколько дней Гарри проводит в постоянной задумчивости, пытаясь понять - чего же он хочет?

Вопрос внезапно оказывается посложнее, чем любой экзамен. Экзаменационные ответы достаточно прочитать в книжке, а потом остаётся только вспомнить их в нужный момент. Но теперь Гарри не может вспомнить даже того, чего хотел раньше.

Когда-то он хотел жить вместе с Сириусом. Это понятно, детская мечта о семье, которой у него никогда не было. Ну, а теперешнее желание войти в семью Уизли - разве не продолжение тех же детских мечтаний? Семья; место, где тебя будут любить просто за то, что ты есть… Возможно, это - то, чего он всегда хотел. Только при чём тут Джинни?

Ещё Гарри хотел стать аврором. Даже продолжил ради этого изучать ненавистное зельеварение. Но сейчас, когда Волдеморт убит, а Упивающиеся смертью либо мертвы, либо под следствием, либо уже в Азкабане, Гарри не очень хорошо понимает, зачем ему нужно идти работать в Аврорат. Теперь это учреждение можно сравнить только с маггловской полицией, а туда его никогда не тянуло. Может быть, стоит выбрать дело, которое ему действительно по душе? Но ничего, кроме квиддича, Гарри в голову не приходит, а карьера спортсмена обычно быстротечна. Вряд ли в сорок лет Гарри всё ещё будет гоняться за снитчем; пожалуй, лучше сразу подыскать себе любимое дело, которому можно посвятить жизнь.

Он опять думает о каждой составляющей своей жизни с позиций любви? Любимая семья, любимое дело… Дамблдор не раз говорил о всепобеждающей силе любви. Только Дамблдор ничего не сказал о том, как расставить приоритеты в этой бесконечной любви к друзьям, врагам и всему остальному миру…

Джинни говорит: «Я люблю тебя, Гарри». Никто прежде не говорил этого. Ну, может быть, только мама, но Гарри был слишком мал, чтобы это запомнить. И Гарри действительно нужно, чтобы ему говорили эти слова. Только вот хочет ли он, чтобы это говорила ему именно Джинни?

Впрочем, других претендентов не наблюдается. Малфой не в силах сказать ему даже «Гарри», об остальном и вовсе лучше не заикаться.

* * *

- А чего бы ты хотел в этой жизни, Малфой? - спрашивает Гарри, почти растёкшись ленивой лужицей по столу и беззастенчиво разглядывая Драко, сидящего напротив.

- Я бы хотел, чтобы ты куда-нибудь отвалил и не мешал мне заниматься, - не задумавшись ни на мгновение, отвечает Малфой.

- Да нет же. Я про другое, - не смутившись, отзывается Гарри. - Как бы ты хотел жить? Чем заниматься? Вот мы закончим школу, и что дальше?

Драко закрывает книгу и отодвигает свиток с заданием.

- Поттер, я правильно понимаю, что ты всё равно не отвяжешься?

- Абсолютно правильно, - кивает Гарри.

В читальном зале почти пусто. Несколько малышей в другом конце зала, мадам Пинс возле дверей. Никто не подслушает, почему бы и не поболтать.

Но Малфой, кажется, считает иначе.

- А для тебя вообще существует такое понятие, как личная территория? - интересуется он.

- Не знаю, - задумывается Гарри. - Малфой, я был у тебя в постели. Я знаю, какова на вкус твоя сперма. Думаешь, твои желания - это более личное?

- Возможно… К тому же, ты не один знаешь вкус моей спермы, - отвечает Малфой. - А про желания меня обычно не спрашивают.

- Я понял, - кивает Гарри. - Обычно тебе молча делают минет. И всё-таки?.. Чего ты хочешь?

Малфой задумчиво прикусывает губу и некоторое время обдумывает вопрос.

- Я хочу… Я хочу, чтобы Снейп дал мне рекомендации в Гильдию зельеваров. Хочу знать, что я могу что-то такое, что недоступно большинству остальных. Хотя бы те же зелья. Ещё хочу жениться на красивой чистокровной девушке. Чтобы она родила мне наследника…

- Вот прямо так? - насмешливо уточняет Гарри. - Не сына, а наследника?

- А что, есть какая-то разница, Поттер? - поднимает бровь Малфой.

- Мне кажется, есть. Сына можно хотеть для себя. Наследника - для продолжения рода. Ты пробовал отличить свои желания от тех, что навязаны тебе родителями? - этот вопрос очень интересует Гарри, ибо он сам никак не может разобраться, где в его жизни собственные желания, а где - чужие.

Драко мотает головой:

- Я не вижу в этом необходимости, Поттер. Мои родители, мой род - это не что-то, навязанное извне. Это неотделимая часть меня. Ты бы понимал, если бы был… Да, неважно, - мотает он головой.

- Если бы был чистокровным? - спрашивает Гарри.

- Да. Но вы же считаете, что кровь - это что-то вроде воды. Ничего ценного…

Гарри не готов вступать с Малфоем в спор относительно важности чистоты крови. Честно говоря, у него попросту нет аргументов. А заученную им ещё в маггловской школе аксиому «у всех равные права» Малфой вряд ли воспримет за аргумент.

- Я бы, конечно, хотел ещё, чтобы родители жили вместе с нами в Мэноре, но это уже из разряда несбыточного, - с лёгкой горечью выдаёт Драко.

- Из несбыточного… Я бы хотел, чтобы мои родители были живы, - отвечает Гарри. - А чего бы ты ещё хотел из несбыточного?

Малфой недоверчиво косится на Гарри, будто тот спросил что-то само собой разумеющееся.

- Чтобы не было этой унизительной порки в Министерстве, - наконец зло говорит он, и так стискивает челюсти, что становится очевидно - для него это самая запретная и болезненная тема.

Обычно в разговорах он умудряется с удивительной гибкостью обходить всё, что касается этого вопроса; а когда оппонент не оставляет ему свободы манёвра, предпочитает скрывать эмоции за маской бесстыдного цинизма. Совершенно непонятно, как он решился сам это сказать. Может быть, дело в том, что боль, загнанная внутрь, никак не пройдёт, и требуется дать ей выплеснуться хоть на кого-то?.. Но Гарри чувствует, что развивать эту тему не стоит - Малфой готов взорваться и хлопнуть дверью от самого невинного замечания. Теперь, вспоминая глумливые аплодисменты после оглашения приговора Визенгамота, Гарри ощущает тошнотворный стыд. И он в этом участвовал… А ведь тогда казалось, что всё по справедливости!