Небесный странник (СИ) - Бектурганов Алибек Шынгысбекович Страница 5

Вспомнить бы как это вообще получилось. Заснул дома, самосознание обрёл здесь. Молнии через «компухтер» меня не били, метеорит уже пролетал над городом и, слава Богу, не попал в моё темя. Помню только неприятно чувство в груди, хотя предпосылок к моей смерти не было. Был я здоровее многих, ЗОЖ проник глубоко в меня, да и спорт любил. Бокс, Дзю-до, Дзю-после… В общем по-разному. Единоборства вообще облагораживают мужика, а зная мой город… Суровый Челябинский житель, по определению одной одиозной передачи, с детского сада должен был пройти суровую Челябинскую систему обучения, которая и научит всем основам «суровости». Эх-х, скучаю я по нему, по родному Челябинску! Прекрасный город! Контрасты там… М-м-м… Пестня!

Фикус полил. Теперь ползём обратно в комнату. Так вот. О чем это я? А, точно!

С фанатами футбола не бодался, гопоту гонял, но так, можно сказать, что это было одним из видов развлечения, а не что-то серьёзное. Да и грузовики меня часто сами объезжали. Суровый взгляд качал с малых лет! Про меня ещё шутили, что выгляжу как гопник и приезжие отдадут мне деньги и мобильники лишь по этой причине. Хотя я всего пару раз просил у прохожих позвонить. Давали без проблем. Впрочем, когда тебя вежливо просит двухметровая шпала в шапке «пидорке», да летом, да при честно́м-то народе — стыдно зажимать услуги сотовой связи. Но главное — вежливость! И взгляд.

А так я был местами сурово–миролюбивым хуманом. Но реальность города, суровая повседневность работы, суровые цены в «Гамните» приучили… Да ко многому приучили!

У нас на заводе как было? Сурово! Работы — вагон, телега и ещё состав вагонов. Но никто не жаловался. Наш «Металлургический комбинат» — был суровым местом, с суровым внутренним климатом и постоянными суровыми испытаниями воли на прочность. Куча других предприятий, как и наше, не испытывали голода в рабочих руках. Желающих попасть в «рабство» к нам было всегда «бери — не хочу», но тех, кто там работал годами… Их уважали, ценили и нихрена не холили, и уж тем более не лелеяли. К старожилам относился и я — скромный, суровый двухметровый айтишник. И не тот айтишник, что мирно тренирует геморрой, сидя за кампухтером и играя в «Доту» и тому подобное, а тот, который бодрым козликом скачет по предприятию и, настраивая, проверяя, ремонтируя датчики, сети, станки ЧПУ, программируя контроллеры, настраивает видеонаблюдение. Да я вообще был суровым, вездесущим челябинским электронщиком. Причём даже с высшим образованием, правда в области химии и биологии, но это уже детали, которые не интересовали суровое Челябинское заводское начальство.

В армии служил, но за взгляд и суровые поступки меня отправили на гражданку в первую очередь, не задержав дембель ни на секунду. Более того, провожали меня с оркестром, маша белыми платками всей ротой, под облегчённые крики комсостава, стоящего на перроне коленопреклонённого ротного и слёзы радости старшины. Под их напутствующие крики: «счастливой дороги, и, ради Бога, забудь сюда путь»; «Слава Богу, его увёз поезд»; «Мужики, это надо отметить!»; «Теперь-то заживём! Бухаем!» — я и поехал домой.

С женщинами у меня были «спокойно-суровые» отношения — я к ним, они от меня. Не вдаваясь в них надолго и в конце вежливо и обоюдно-сурово посылая друг друга в дали уральские, неведомые. И хоть мне хотелось постоянных «сурово-надёжных» отношений, но не успел. Правда, найти настолько «суровую», чтобы параметры типа «девяносто-шестьдесят-девяносто» были бы интерпретированы как подход «жим ногами — жим лёжа — жим стоя», мне так и не удалось. А без этого, какая ж она суровая-то⁈

В общем был «я там», а стал «я тут». Воспоминания, самосознание и чувство индивидуальности пришли хоть и раньше положенного срока, но были восприняты мной стоически и со всей душой «заядло-сурового» фаталиста. Правда, реакции на факты…

Поначалу они были, мягко говоря, охреневшими и я долго собирал себя в кучу. Могучую такую кучу мыслей из причинно-следственных связей, разбавленных потоком многоэтажного мата с поношением Жоры Лукаса, его родни до пятого колена, пожеланий анальной кары всем войнам, звёздам, клонам разом, дродидам серии «понял, понял», джедаям и их противникам ситхам, а также хаттам, твилекам, тускенам, гунганам, сефи, тойдорианцам, и этим… как их там… Волосатые которые… Вуки! Жителям Татуина, Корусанта, а особенно всем Набуанцам я тоже желал многого нехорошего. Причем всё это с истинно Челябинской обстоятельностью, то есть каждый получал свою порцию проклятий! Никто не ушёл обделённым! Даже Мандолорцев не обошел стороной! Хоть их обзывать и было немного совестно — их и так Жора обозвал «не дай бог каждому»!

И ведь было с чего охреневать! Я вообще поначалу думал, что сошел с ума, и сейчас «добрые» братья в белых халатах жестоко глумятся надо мной, выдавая вместо синей таблеточки, красную (вспоминаем Челябинского Морфиуса). Позже пришло понимание, что нет. Я не сплю, не поехал крышей и то, что происходит вокруг меня — всамделишная Далёкая Далёкая Галлактика.

Как моё сознание появилось в этом теле, я не знаю до сих пор. Как и не знаю, почему у моей мамы не одна «сковородка», а две. Также сильно удивил Уотто, который был частым гостем в нашем доме, и с которым ещё молодая девушка вполне спокойно и миролюбиво болтала, иногда гоняя его наглую рожу, когда тот летающим бомбардировщиком в наглую тырил свежеприготовленные лепёшки! Не похоже это на поведение рабыни и своего хозяина… Подозрительно… Да и с нами Уотто вполне мирно возился, часто играя и даже пытался научить местному языку. А окружающая нас обстановка уюта и достатка, ну никак не была похожа на ту халупу, что Жора в фильме показал.

Ползунковые исследования были начаты ещё в годовалом возрасте, но тогда моё самосознание ещё только-только просыпалось, и я многого не понимал. Зато потом я излазил дом везде, где только мог. Даже на улицу один раз выполз! Правда, как выполз, так и заполз обратно. Жара там стояла такая, что желания лазить по пыльному двору на четырёх костях пропало мгновенно, стоило лишь мне увидеть залитый ярким светом двух солнц Тату-один и Тату-два просторный двор, огороженный высоким каменным забором.

К слову, о доме. Он был на тысячу процентов не похож на то, что было показано в фильме! Наш дом был просторным — шесть вместительных комнат: мамина спальня, детская, кухня, столовая и гостевая спальня. Везде царил вполне себе высокотехнологичный дизайн и приятная для такой планеты как Татуин температура. Правда, не всегда она была такой, воздушные фильтры часто забивались песком, и маме приходилось их часто менять. В доме даже была своя огромная мастерская, в которой часто пропадала маменька, доверяя нас… Личному! Ещё раз! Личному протокольному дроиду и личному астромеху. Покажите мне рабов у кого в огромном доме были эти дорогие товарищи?

Вредный астромех вообще напрягал меня безбожно! Эта бело-синяя хрень, шустро передвигающаяся на гусеничной платформе, радостно бибикая и светя диодами, вечно загоняла мою любопытную жопу обратно в комнату!

— Ничего… Я ведь суровый. Обиды не прощаю, а складирую! Дай только до отвёртки добраться — деталей ты вмиг не досчитаешься! — мысленно обещал я металлической няньке.

Правда, из моего рта лились не эти фразы, а вполне себе «Нья-Агу-у-у», да «Я-у-ы-Буга-а-а». Но и над этим моментом велась работа. Родной язык я не забывал, а всеобщий галактический сурово и с упорством изучал. Где с помощью Уотто, а где и, слушая нашего второго дроида, или же прекрасный мамин голос, которая всегда тратила львиную долю своего времени на возню с нами, часто читая сказки на ночь, да и просто играя, радостно делясь с нами рассказами обо всём на свете. Последнее я просто предположил, исходя из интонации её голоса, ведь гадский язык был сложным, и я вот реально не понимал его. Выходит, фанфики врали, что, мол, язык этот можно освоить, вот прям, сходу и с полпинка! Хрен там плавал! Хотя понимание отдельных слов уже было, за произношение и уж тем более чистую речь разговор вообще не заходил.