Павел Буркин - Обречённые. Том 1 Страница 55

…Пак открыл глаза, и в самый первый миг подумал, что всё было напрасно, он всё-таки умер. Но если бы умер, разве могло быть так хреново? Несмотря на тьму и могильную тишину, было холодно, тело ныло, голова кружилась от слабости. Нечеловеческое напряжение выпило последние силы, он превратился в старую развалину. Вдобавок он так и висел, притянутый ремнём безопасности к креслу пилота — спасательная капсула застряла почти вверх тормашками. Понять, где верх, где низ, и как далеко до низа, не получалось.

— П-падла, — произнёс Пак первое, что пришло в голову. Попытался пошевелиться — но ремень держал крепко. — П-приковали, что ли?!

Из последних сил он забился, пытаясь освободиться, но ремень держал крепко. Капсула утратила равновесие от его рывков, и плавно повернулась чёрным от грязи бронестеклом кверху, днищем книзу. Теперь Пак был почти в нормальном положении, стало полегче. Не нравилось только, что кресло вместе с ним покачивалось, будто повисло на невидимой, но мощной пружине.

«А что если…» Пак изменил тактику, пытаясь посильнее втянуть живот, вжать грудь, и после этого выскользнуть из ременной петли. Увы. Ремень был сделан так, чтобы удержать потерявшего сознание лётчика от выпадения из кабины.

«Приковали, падлы! — подумал Хитрец. — Так и сдохну теперь… Не хочу-у-у!!!»

Пак забился, как муха в паутине, он задыхался от непомерного для ослабевшего тела усилия, но рвался изо всех сил. Кулаки и пятки били по креслу, и наконец попали по незаметной во тьме кнопочке справа. Негромкий щелчок карабина — и ремень бессильно опал. В очередном рывке Пак соскользнул с кресла и тяжёлым кулем упал на пол кабины. Спасательная капсула просела, что-то глухо плеснуло снаружи, затем стеклянно-алюминиевое «яйцо» стало подниматься обратно. Теперь оно покачивалось и вроде бы… плыло? У них рядом с посёлком не было и намёка на сколько-нибудь значительные реки, и перспектива оказаться в реке наводила ужас. После всего, что случилось — банально захлебнуться в дерьмовой канаве? Нет уж, дудки!

Словно услышав его мысли, капсула разогналась на стремнине — и с тихим шелестом выехала на покрытый слизью песчаный берег. Качка прекратилась, и Пак, наконец, почувствовал себя на твёрдой земле. Понять бы, где он очутился, и как отсюда выбраться? В поисках щели Пак зашарил по стенкам спасательной капсулы. Капсула была герметичной — как и полагается спасательному аппарату в космосе. Сами стенки были достаточно прочны, чтобы противостоять метеоритам, и, соответственно, пулям. Другое дело — Пак был упрям, а времени навалом.

Он не стал биться едва зажившим лбом в несокрушимое бронестекло. Пальцы принялись обшаривать, дюйм за дюймом, внутренности капсулы. Он уже сообразил, для чего предназначена круглая кабина. Забарьерцы при всей жестокости очень трусливы, они решили подстраховаться на случай крушения. Для этого и нужна капсула. Тогда получается, что она должна как-то открываться. Нужно нажать какую-то кнопку… А какую, так вас и разэтак? Не видно ни зги, предметы ощущаются, когда по ним треснет не до конца зажившая клешня или нога, или когда зацепишь их ещё не сросшимся хоботом. Пак матернулся: тьма в облепленной подсохшей грязью капсуле была абсолютная. Он такую видел только в подземной трубе — впрочем, и там путь впереди освещали фары броневика. Хорошо было тогда — жить, радоваться уже тому, что живёшь, и не знать, что за выродки заселили Забарьерье. Теперь так не получится: душу сжигает тёмное пламя ненависти, это пламя можно залить только кровью. Морями чужой крови.

«Только дайте выбраться, падлы, — горячечно шептал Пак, ощупывая внутреннюю поверхность капсулы, нажимая всё, что хоть отдалённо напоминает кнопки. — Только бы выбраться. Я вам, падла, такое устрою… За каждого нашего сполна получите, за каждого, сука… Только бы выбраться…»

Нажатие одной неприметной кнопочки на приборной доске возымело действие: внутри капсулы что-то зажужжало, на приборной доске зажглись несколько кнопок. На них были нарисованы какие-то значки, Пак видел похожие на заборах и стенах, где намалёванные краской, где выцарапанные гвоздём. Одну надпись он даже узнавал и мог прочитать. То есть, нет, не прочитать: именно узнать. Букв там было всего три. Одна такая, как скошенный крестик, поставленный на нижние две палочки. Вторая — как тот же крестик, но без одной нижней. Третья — как две стоящие вертикально палки, и ещё одна, соединяющая их по диагонали. И ещё какая-то странная загогулина наверху. Х… У… В общем, слово это знал каждый подкуполянин, его любили и упоминали к месту и не к месту, как любили и то, что оно обозначает. Соответственно, кто умел — и писали на стенах развалин. Жаль, ничего больше писать они не умели.

Здесь надписи были чужие, незнакомые, и потому бессмысленные. Вот вроде бы «Х», вот «У», но какая-то странная, с палочкой, не продолжающей, а как был подпирающей верхние две, будто два ствола дерева, растущие из одного, что ли… Вот и «Й», только палочка-диагональ почему-то повёрнута в другом направлении. И где, спрашивается, странная дужка наверху? Хрен их поймёшь, этих забарьерцев, они и пишут-то как-то шиворот навыворот… Ладно, толку от этого чуть. Попробуем по-другому.

Общение с Отшельником даром не прошло, поняв, что с ходу проблему не решишь, Пак решил подключить мозги. Если капсула — спасательная, значит, ей не нужны кнопки, управляющие полётом. Стало быть, ожили и зажглись только те, которые нужны для управления капсулой. От этого и танцуем. Одна из них та, которая нужна. Ну-ка, попробуем. Сначала эту… Теперь эту… И эту…

Пак нажимал кнопки, как мог, быстро, стараясь запомнить, что уже нажимал, а что ещё нет. После пятого нажатия все кнопки погасли. Зато внутри капсулы что-то зажужжало, раздался громкий щелчок, а потом в сплошной стенке капсулы возникла едва заметная щель. Потянуло промозглым, вонючим, едким, но таким родным воздухом Подкуполья. Ну же, ещё чуть-чуть, ещё одно усилие…

Пак попрочнее упёрся в пол, поднял руки — и тяжеленная крышка сдвинулась, толстое бронестекло со скрипом вырвалось из металлических пазов, медленно опрокинулось в помойную воду. Теперь в кабину ворвался не только воздух, но и свет. Была обычная подкупольная ночь, но после мрака кабины она казалась прозрачными сумерками. Мерзкая, остро смердящая жижа, что была за воду в реке, киселём болталась у самого «борта» новоявленной лодки, на том берегу реки что-то светилось — то ли гнилушки, то ли радиоактивный мусор. Такого добра, знал Пак, в Подкуполье (или всё-таки России? — после Забарьерья Пак не знал, как правильно называется его родина) не счесть, и подходить к нему не стоит даже ко всему привычным мутантам.

Любоваться привычной картиной, он не стал. Стоило сдуру нажать ещё какую-то, вроде бы не светящуюся кнопку — и в небо с шипением ушла ракета. Она взорвалась метрах в ста над землёй, но её мертвенно-белый свет продрался сквозь мглу, ненадолго превратив непроглядный мрак в свинцовые сумерки. Пак матюкнулся — но делать нечего. Кому нужно, увидят — и наверняка вышлют «спасателей». И они спасут, особенно когда увидят, что в герметичной капсуле — мутант. Так «спасут», что и спасать-то станет нечего.

Пак осторожно перебрался на край — и, оттолкнувшись от бортика, перепрыгнул на берег. Допрыгнуть не получилось, силы ещё не восстановились. Он неуклюже плюхнулся в прибрежную грязь, заросшую чёрным мутантским камышом. Но это было лучше, чем остаться в черпнувшей мерзкую жижу нижней половине капсулы, которая, вытолкнутая прыжком на стремнину, медленно дрейфовала по течению.

Пак проводил её взглядом — и, обдирая лапы о кинжально-острые листья, выбрался на берег. Мокрый, вонючий, исцарапанный — и смертельно усталый после третьего по счёту смертельного ранения. Ни еды, ни нормальной воды, и никого, кто мог бы помочь. Зато грохнуть теперь мог любой. Пак не сомневался, что всё Подкуполье уже несколько дней, как занято войсками. Может быть, уже и нет в живых никого из его народца, и он остался действительно последним?

Но даже если так, осталась месть. Убивать убийц, пока не убьют его самого. Или… Или придумать что-то поинтереснее?

Нет, наверняка погибли не все. Да, те, кто постарше и подурнее, так и остались у пересохших краников, у раздач баланды, возле никому не нужных труб и агрегатов, пытаясь выполнять привычную работу… Среди них наверняка никто не уцелел. Ну, или почти никто, допустим, кто-то всё же сообразил спрятаться в подвалах и развалинах, колодцах и трубах. А молодые, не отравленные пойлом, не отупевшие от однообразия и готовые драться, могли уйти. Есть подземелья, есть руины, есть леса — да, искажённые мутацией, выродившиеся, омерзительные и смертельно опасные, но леса. Он видел парочку таких в бою, когда подкрадывался к врагам на бреющем. Там можно прятаться долго, если, конечно, найдёшь еду. И каждый завод на самом деле — готовый лабиринт и готовая крепость. Нужны только защитники, и такие, не позволял себе усомниться Пак, найдутся.