Леонид Свердлов - Ай да сукин сын! Страница 7

— Знаю, знаю, — сонно пробурчал Штирлиц.

— Ага! — воскликнул Холтофф. — А откуда вы знаете эту военную тайну?

— Шелленберг рассказал.

— А-а, — протянул Холтофф, сбитый с толку железной логикой Штирлица, — а почему бы вам не сбежать за границу…

«Его подослал Мюллер, — подумал Штирлиц, — сам бы он до такого не додумался».

— Я, Холтофф, Родину люблю.

— Вы что, дурак?

— Нет, сам дурак.

— Ну почему с вами невозможно спорить? — захныкал Холтофф. — почему вы всегда оказываетесь правы?

— Потому что я…

«Нет, — подумал Штирлиц, — сказать ему об этом я не могу, не имею права».

— Потому что я умнее.

Холтофф задумался. Штирлиц посмотрел на часы. Коньяк, конечно, ему было не жалко, с этим проблем у него никогда не было: в отличие от других офицеров РСХА, он получал еще зарплату советского разведчика и мог позволить себе не только коньяк, но и колбасу, дом, собственный Мерседес. Штирлиц не был жмотом, он жалел своих коллег, лишенных всего этого, но зануда Холтофф был не в счет: впереться в чужой дом среди ночи, вывинтить пробки, испортить настроение, да еще и нажраться на халяву! Штирлиц сам удивлялся, как он это терпит. А Холтофф между тем сосредоточенно вытрясал из бутылки последние капли.

— Хотите еще? — спросил Штирлиц, все еще рассчитывая, что в Холтоффе заговорит совесть.

— Хочу, — нагло ответил Холтофф.

Это было уже слишком.

Первым, что увидел Мюллер, придя утром на работу, был сидящий в приемной Штирлиц. Он держал на коленях бесформенную тушу, в которой проницательный Мюллер без труда узнал Холтоффа. По состоянию его прически и бутылочному горлышку в руке у Штирлица, шеф гестапо без труда мысленно восстановил картину дебоша, устроенного Штирлицом, и понял, что миссия Холтоффа провалилась. Секунду он мрачно смотрел на эту жанровую сценку, а затем, проворчав «Докатились!», пошел к себе в кабинет. Штирлиц поплелся за ним, держа Холтоффа за ногу. В кабинете Мюллер сел за стол и, подперев голову ладонью, пристально посмотрел в честные глаза Штирлица.

— Вы с ума сошли? — полюбопытствовал он.

— Это все он…

— Ты теперь всех будешь ко мне таскать?

Штирлиц молча постоял перед столом, опустив голову и рассматривая бутылочное горлышко, а затем вздохнул и также молча вышел, а Мюллер, выругавшись, подошел к бесчувственному телу Холтоффа и произвел его беглый осмотр. Вывернув ему карманы, Мюллер нашел там две дюжины носовых платков, три пачки сигарет, пять коробок спичек, предохранительные пробки из квартиры Штирлица, пару серебряных ложек, две зажигалки, чьи-то подметки, грязные носки, диктофон и несчетное число зубочисток. Диктофон Мюллер забрал себе, а все остальное сложил обратно.

«Воды!» — жалобно простонал Холтофф, приподнимаясь на локтях. «Обойдешься!» — огрызнулся Мюллер. Холтофф сделал печальное лицо и опустился на пол.

Голова Холтоффа, если так можно назвать то место, где у него находились уши и рот, была вся залита темной жидкостью, пахнущей коньяком. «Коньяк», — подумал Мюллер, помочив в жидкости палец и облизнув его. «Где-то я такой уже пил. Да, таким меня месяц назад угощал Кальтенбруннер».

— Ай да Штирлиц! — послышалось за спиной у Мюллера. Это сказал только что пришедший Шольц, опять угадывая мысли своего шефа.

Достав из кармана Холтоффа чистый носовой платок, Мюллер завернул в него оброненное Штирлицом бутылочное горлышко и отдал его Шольцу.

— Отнеси в лабораторию: пусть там снимут с этого отпечатки пальцев и подправят их так, чтобы были такие же, как те, что обнаружили на русской радистке и на ее рации.

— Гениально! — воскликнул Шольц. — Теперь Штирлицу уже не выкрутиться.

— Конечно, — согласился шеф гестапо и, улегшись в кресло, спокойно уснул в первый раз за последние дни.

Проснувшись, Мюллер опять увидел перед собой Шольца. Тот был значительно бледнее, чем обычно, даже его черный мундир, казалось, посветлел и стал каким-то матовым.

— Ну что, — спросил шеф гестапо, — подправили отпечатки?

— Никак нет, — дрожащим голосом ответил Шольц, — это невозможно, господин обергруппенфюрер.

— Что ты плетешь, как это невозможно? Объясни толком.

— Господин обергруппенфюрер, отпечатки невозможно сделать одинаковыми: они и так одинаковые.

«Ай да сукин сын! — подумал Мюллер, почесав затылок. — И тут он выкрутился. Однако…»

— Шольц, а что же это, ведь выходит — он на самом деле…

— Как, господин обергруппенфюрер, и вы тоже так подумали?

— Ну и влипли мы с тобой Шольц, — пробормотал Мюллер. — А я еще сейчас на него накричал.

— А я ему десятку одолжил. Как вы думаете, отдаст?

«Счастливый, наивный Шольц!» — подумал Мюллер.

Оба как по команде повернули головы в сторону плаката, изображавшего русского шпиона. Как они могли не заметить раньше этого невероятного сходства!

«Воды!» — простонал Холтофф.

— Вот что, Шольц, — сказал Мюллер, собравшись с мыслями, зови наших, а я пока всех оповещу.

Шольц бросился к двери, а Мюллер взял трубку телефона и, набрав нужный номер, сказал: «Привет, Шелленберг! Что за дрянь ты опять куришь? Брось это и слушай сюда: хочу сказать тебе одну вещь, но это должно остаться между нами… Ну, я и не сомневался… Скажу тебе по секрету: Штирлиц — русский шпион… Абсолютно точно… Заранее благодарен. Хайль Гитлер!»

Почти сразу после этого разговора кабинет Мюллера стал наполняться людьми. Первым прибежал Айсман и стал, ползая у Мюллера в ногах, умолять никому не говорить о той характеристике, которую он написал на Штирлица. За этим занятием его и застали офицеры гестапо, собравшиеся к Мюллеру на экстренное совещание. Трудно сказать, кто произвел на них большее впечатление: Айсман, целующий сапоги Мюллера или Холтофф, сохранявший при этом полнейшее спокойствие, но офицеры затрепетали.

— А правду все говорят, что Штирлиц — русский шпион? — решился спросить один из них.

Мюллер не ответил, и от этого все затрепетали еще сильнее.

— А это опасно?

Мрачный смешок вырвался из уст бывалых гестаповцев.

«Воды!» — простонал Холтофф.

— А вы знаете, я слышал, что русские шпионы первыми не нападают. Если с ними ласково, то они не трогают.

— Да что вы все трусите? Двое сбоку, третий бьет по голове…

— Вот ты и будешь его бить.

— Да что же мы все с одним шпионом не справимся?

— Штирлиц идет по коридору! — вдруг объявил Шольц.

— Куда идет? — еле слышно спросил внезапно потерявший голос Мюллер.

— Сюда идет, сюда, — зловещим шепотом ответил ему Шольц.

Переполненный кабинет мгновенно опустел, в нем остались только Мюллер, которому бежать было некуда, да и неудобно, и Холтофф, который уже не боялся Штирлица, а лежал себе спокойненько в углу, забывшись каким-то детским сном.

Виделся ему мрачный подвал средневекового алхимика, в котором злосчастный Рунге листал толстую полуистлевшую книгу, мелькали заголовки: «Машина времени», «Эликсир молодости», «Вечный двигатель», «Философский камень», но Рунге остановился на странице с заголовком «Атомная бомба». Потирая ручки, злобный физик Рунге, пошел к огромному шкафу, из которого он достал реторты с шипящими и бурлящими разноцветными жидкостями. Он смешал их в равных пропорциях и в клубах дыма появилось его зловещее создание. Пораженный его военной таинственностью Рунге застыл в оцепенении. Он не заметил, как из шкафа на цыпочках вышел Штирлиц с еще одной ретортой в руке. Озираясь как преступник, русский шпион подменил ей одну из реторт у Рунге и опять скрылся в шкафу, а безумный Рунге, оправившись от первого потрясения, снова бросился к столу, чтобы сделать еще одну атомную бомбу, так необходимую для самолетов рейха. Но к его ужасу из дыма вместо атомной бомбы вышли два дюжих гестаповца. «Еврей!» — закричал один из них, показывая пальцем на Рунге. Они схватили его под руки и потащили к выходу. Когда они ушли, из шкафа снова появился Штирлиц. Он вырвал из книги страницу, где было написано про атомную бомбу, сунул ее в карман и со зловещим хохотом растворился в воздухе.

Штирлицу казалось, что в РСХА все посходили с ума: охранники тянули в знак приветствия не одну, как всегда, а обе руки, большинство коллег, издалека завидев его, бросались наутек, а те, кому некуда было бежать, говорили: «Гитлер капут!». Просидев некоторое время у себя в кабинете, он обнаружил пропажу спичек, видимо их спионерил Холтофф. Штирлиц пошел попросить огоньку, но все от него разбегались. Когда же ему удалось найти какого-то хромого шарфюрера, то вместо того чтобы одолжить спички, он стал рассказывать про свою семью и детей. Штирлиц не дослушал его и продолжил охоту. Следующая «жертва» вместо спичек отдала ему часы и кошелек. Штирлиц догадывался, что тут не обошлось без козней завистников, ведь те же люди, которые сейчас разбегаются от него как клопы, готовы были просить у него автограф, после допроса русской радистки.