Плохая концовка - Сергей Александрович Малышонок Страница 7

Но возвращаясь к девочке. Ей было всего лет десять, и ни о какой фигуре ещё и речи не шло, но, судя по чертам лица, вырасти она обещала если не в первую красавицу королевства, то в очень приятную взгляду особу — так точно. Хотя, возможно, образ был и приукрашен, ведь это как-никак был её сон, но маловероятно — слишком слабая детализация у всего вокруг, она бы не смогла воплотить себе идеальную мордашку, никак не повлияв подобным навыком на окружение. Впрочем, это было совершенно не важно, в отличие от того, что девочка никак не решалась взять объект своего интереса или даже представить, что его покупает. Неудивительно — судя по месту и её облику, она явно из эльфинажа, а там не только денег нет (частенько — даже на еду), но едва ли не с пелёнок вбивают рефлекс не привлекать к себе внимание и следовать «правилам общества». Бунтари, конечно, бывают, но… Эх, возможно, будь я из их числа, сейчас бы не находился в такой ситуации.

Время шло, я всё ждал какого-то действия, но ничего не менялось — одетая во много раз латанные и перешитые обноски девочка смотрела и вздыхала, лишь пару раз неосознанно сменив цвет вожделенного тряпья, и любоваться, похоже, могла вечно. В конце концов мне надоело просто наблюдать, я подошёл ближе, взял это «цветное платье», в очередной раз поборов реальность сна посылом, что имею право и «продавец» не будет возмущаться, и протянул его девочке.

— Это… мне? — неверяще спросила она.

— Да.

— Правда?

— Правда.

— Просто так?

— Да, просто так, — чем дальше, тем более странным казался мне этот разговор, но… это Тень. Странность тут в порядке вещей, да и девочка сейчас не способна мыслить адекватно бодрствующему состоянию.

— Такого не бывает! — забавно нахмурилась малявка.

— Во сне — бывает. Хотя ты права, даже во сне верить никому нельзя.

— А тебе? — подозрительный взгляд лазурно-голубых глаз смешно упёрся в меня из-под сведённых бровей.

— А мне — можно, — невольно улыбаюсь абсурдности ситуации.

— Но ты только что говорил, что нельзя никому! То есть и тебе. Но если нельзя никому верить, то нельзя верить и этому… — теперь она свела глаза в кучку и потешно задумалась.

— А ты точно ребёнок? — спрашиваю без всяких шуток, ведь, если рассудить, ей могло лишь сниться, что она — ребёнок, а на самом деле передо мной может стоять взрослая женщина, банально переживающая некое детское воспоминание. — Рассуждаешь получше многих моих знакомых.

— Я не ребёнок! — возмутилась девочка, как могут делать только дети, задетые за самый важный вопрос — вопрос их возраста. — Мне уже одиннадцать!

— Молодец, но в Тени всё равно никому нельзя верить, — вновь пожимаю плечами, хоть и понимая полную бессмысленность своей фразы. Она спит, а потому не только не поймёт, о чём я, но и наверняка забудет нашу встречу, когда придёт время просыпаться.

Постояли. Помолчали.

— Так я могу забрать платье? — вернулась к насущному девочка.

— Конечно.

— Спасибо! — улыбнулась маленькая эльфийка и принялась с любовью тереться щекой о цветные тряпки, а я… ощутил толику сытости вместе с чуть прибавившейся маной, словно глотнул из фляжки слабого лириумного зелья и закусил булочкой на голодный желудок.

Сон начал терять стабильность. Образы домов вдоль площади затряслись, лотки и фантомы людей стали расплываться в белёсый туман, последней исчезла девочка, так и не прекратив своей радостной возни с тканью, а вместе с её исчезновением оборвалась и моя «связь с телом».

Несколько долгих секунд я висел в пустоте Фэйда неподвижно, а потом, создав волевым усилием опору под ногами, уселся на каменную плиту и рассмеялся. Зло, истерически.

Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять произошедшее. Очнуться в Тени, пройти в сон чего-то страстно желающего разумного и ощутить сытость, когда твоими усилиями этот разумный утолил своё желание.

Новый образ, концепция, усилие — и вот передо мной висит ростовое зеркало. И я уже не удивлён, когда вижу в нём фигуру несколько более крупную, чем я привык помнить. Я не сравнился статью со Стэном, но Алистера в росте наверняка догнал, джаггернаутовский доспех всё так же отливал полированным сильверитом, лицо было таким же, как и прежде, да и уши никак не поменяли форму, зато из-за спины, плюя на прочную кирасу, торчали мощные чешуйчатые крылья, изо лба росли рога (сначала в стороны, а после чуть назад), волосы же окутались сиреневым огнём.

— Какая-то из меня брутальная Желание получилась. Драконья версия? — я дёрнул щекой, изображение повторило за мной. — У этого проклятого мира определённо есть чувство юмора — тот, кто постоянно «соответствовал ожиданиям» и исполнял желания других, после смерти стал демоном, чья суть и есть желания… Прелестно!

* * *

Драконья версия я или нет, но крылья мне и впрямь достались от Уртемиэля. По крайней мере, к этому выводу приходили все мои попытки покопаться в ощущениях. Из-за осколков его памяти я не ощущал какого-то дискомфорта от их наличия, отчего изначально и не заметил. Это как удивляться наличию рук, всю жизнь с этими руками прожив, — сознание просто не цепляется. К тому же они очень удобно складывались на манер этакого чешуйчатого неоднородно-фиолетового плаща, в расслабленном состоянии ни капли не мешая движениям. Ну а рога просто не попадали в поле зрения, морщить же лоб я по жизни не привык, вот и не ощутил аномальной твёрдости на его месте. Странное чувство, кстати, когда морщиться можешь только лицом, а выше бровей — твёрдая бронепластина до самых волос и два узких, прочных отростка от неё по бокам, которые ты не видишь, но которые есть. А вот хвоста, положенного демонам Желания, у меня не отросло, что меня изрядно порадовало.

Впрочем, за вычетом познания новой внешности, бытие одним из самых опасных демонов Тени оказалось на диво скучным занятием. Неудивительно, что они так жаждут прорваться в материальный мир, ведь даже за пару часов в изуродованном теле низшего одержимого можно получить на три порядка больше впечатлений и пережить на четыре порядка больше событий, чем возможно это сделать здесь за неделю. Возможно, в нормальном Фэйде и собственных доменах всё по-другому, но я, похоже, застрял в каком-то «донном иле» или, наоборот, «поверхностной взвеси» этого непостоянного измерения.

За первую гипотезу говорило то, что до меня не доносилось никаких отголосков людских эмоций и чувств, которые должны переполнять пространство Тени и действительно его переполняют — даже во время прохождения