Львиный след на снегу - Таня Белозерцева Страница 7

Гарри нерешительно глянул на тётю — берем эту или ещё поищем? Петунья, однако, сочла, что живая пища положена всем совам без исключения, а значит, им, по сути, без разницы, какую брать. В результате, когда они вышли на улицу и проморгались от резкого перехода из тьмы на свет, вместе с ними в просторной клетке моргала крупная серая птица с черным пятном под клювом, так называемая бородатая неясыть. По обеим сторонам от клюва у совы был характерный пучок белых лицевых перьев — индивидуальная особенность всех неясытей, снабженных таким вот приметным эхолокатором.

Увидев её на свету, Гарри пришел в щенячий восторг — птица была словно присыпанной перцем и солью, и так густо-густо, что казалась пепельной, глаза её, янтарные, таинственно сверкали из глубин угольно-черной «подводки», как у какой-то модницы, голова была совершенно круглая, как по циркулю вычерченная… абсолютно неотразимая птица!

— Тётя Петунья, а как мы её назовем? — взволнованно пропищал Гарри, прыгая вокруг тёти очумевшим тушканчиком. Петунья, поневоле дергая головой вверх-вниз вслед за личиком племянника, досадливо ответила:

— Давай сначала понаблюдаем за ней, хорошо? Ты слышал, продавец сказал, что у этих сов своеобразный характер? Вот давай узнаем её получше и назовем.

Гарри согласился с этим доводом и попросился погулять тут. Петунья была не против, и они неспешно прошлись по улочке вдоль странных магазинов со странными товарами: пергаменты и перья во «Флориш и Блоттс», магазин мантий, а зайдя в один с, казалось бы, нормальным названием «Аптека», здорово офигели, увидев, что там продается всё что угодно, кроме стандартных лекарств. Нет, пузырьки и склянки там на полках тоже наличествовали, но столь нелепого цвета и консистенции, что Петунья глаза протерла, читая названия на бирках: мандрагоровая выжимка (эээ-э, мандрагор выжимают?), драконья желчь (о как, драконы существуют?), слизь глизена (кто или что это такое?), про последних — толченая шкура руноследа и тертый рог единорога — Петунья даже и думать не рискнула. В бочках была вообще жутяра непонятная: мокрицы, глаза златоглазок, печень рогатых жаб, потрошенные флоббер-черви… н-да-а-а, не аптека, а лавка ужасов, где находится сырье для транспортировки в иностранные музеи кунсткамер. Впечатленная всем увиденным, она спросила аптекаря:

— Для чего всё это?

— Для приготовления зелий, — пожал тот плечами. — Мастера-зельевары готовят из всего этого лекарственные снадобья.

— И что, никого не отравили? — против воли съехидничала Петунья, представляя себе микстурку на основе слизи глизена или свежевыжатой мандрагоры. В ответ фельдшер руками развел.

Дома покупку выпустили из клетки и стали за ней наблюдать. Сова сперва лежала возле клетки, крутя головой во все стороны чуть ли не на триста шестьдесят градусов, какие вам жалкие сто восемьдесят? Оглядев всё вкруговую, сова сменила ракурс — как-то хитро вывернув голову и глазея на всех вверх ногами, при этом продолжая прижиматься к полу брюшком.

— Да что она, гуттаперчевая, что ли?! — не удержался дядя, следя за совиными выкрутасами. Гарри засмеялся: и правда, у совы голова, как будто на шарикоподшипниках, во все стороны свободно вращается.

Поздно вечером, уложив мальчиков спать, Петунья долго сидела на кухне, пытаясь сочинить как можно более деликатное письмо.

«Уважаемый мистер Поттер.

Вот уже год, как от Лили нет ни слуху ни духу (а я надеюсь, что вы слышали о её исчезновении?), и мой маленький племянник Гарри задумался о папе. Он такой малыш, наивный и доверчивый, и ему так страшно от того, что совсем остался сиротой. Ему очень не хватает родителей. Гарри просится к Вам, мистер Поттер, не могли бы вы пойти навстречу малышу и пригласить к себе погостить на каникулы?

С искренним уважением, Петунья Дурсль».

Вложив сочинение в конверт, Петунья привязала его к лапке совы.

— Отнеси это мистеру Поттеру, Балто.

Внимательно посмотрев на неё, сова распахнула крылья и вылетела в ночь сквозь открытое окно. Да, неясыть назвали Балто. Дядя Вернон настоял на том, чтобы вызвать ветеринара-орнитолога, он хотел убедиться, что птица здорова, ничем не больна и никого не заразит. Что ж, специалист по птицам, узнав, что им подарили ручную сову, тщательно обследовал её и просветил новых хозяев, что она, во-первых, здорова, а во-вторых он, извините, самец. Выписал им сертификат-лицензию на содержание и ушел. А Дурсли после недолгих дебатов порешили назвать канатного плясуна Балтазаром.

Пепельный красавец вернулся на следующую ночь с другим посланием, скомканным и не привязанным — почтальон сжимал его в лапе. Почерк был летящим и неряшливым, а точки в некоторых местах просто проткнули пергамент насквозь, отчего создавалось впечатление, что письмо писали «сквозь зубы» и едва не матюгаясь. Содержание это, увы, подтвердило.

«Уважаемая Петунья.

Я в курсе об исчезновении рыжей потаскухи. Не желаю писать её грязное имя. А её отпрыска засуньте себе в задницу — он не мой ребёнок. Его имя не отобразилось на семейном Древе Поттеров в статусе наследника, я не знаю, кто является папашей чертова ублюдка. Видите ли, его шлюшка-мать не докладывалась мне, с кем она там в постели покувыркалась и зачала мерзкого выродка. Не пишите мне больше, я вас не знаю и знать не желаю.

Не ваш, обманутый рогоносец».

Петунья опустила на стол мятый грязный пергамент, весь в протыканных точках, и растерянно уставилась в стену — вот те раз, а Гарри-то Лили на стороне нагуляла… И поди знай, кто отец.

Глава 4. Палочки для близнецов

Долго ещё сидела на кухне оцепеневшая Петунья, комкая грязный дырявый пергамент… А потом сверху донесся крик, Петунья посмотрела в потолок и, подхватившись, поспешила наверх — успокаивать очередной кошмар Дадлика.

Когда она вошла в комнату сына, из соседней спальни выглянул недовольный Гарри — его разбудили крики Дадли. Сердито подтягивая сползающие трусишки, разбуженный пацан солдатиком пошлепал на кухню.

Идя к раковине, чтобы налить себе воды, Гарри увидел на столе смятый лист. Необычный цвет сразу заинтересовал его — точно такой же, как в тех волшебных магазинах, да это же пергамент! — вот бы потрогать его… Забыв о том, что хотел попить, Гарри подошел и взял лист. Затаив дыхание, разгладил шуршащую бумагу, пощупал и разочарованно вытянул рожицу — на ощупь загадочный пергамент оказался совсем как оберточная бумага или тот же пергамент для выпечки… А он-то думал — она из кожи.

Вздохнув, Гарри от нечего делать вчитался в строчки, благо коротко там написано, мало, всего