jharad17 - Лучше будь слизеринцем! Страница 8

Дверь закрылась за ним, Гарри сделал несколько шагов:

– Мадам Помфри?

Женщина подняла голову и улыбнулась. Она поставила последнюю бутылочку и протёрла руки салфеткой, торчавшей из кармана.

– Что-то случилось, милый?

– Э... нет. Не совсем... – он шагнул вперёд, хотя и беспокоился из-за предстоящего осмотра. – Мой, э... мой декан хочет, чтобы вы взглянули на мой лоб.

Женщина нахмурилась и подошла поближе.

– Тогда давайте посмотрим на него, – предложила она, доставая палочку, и указала на одну из кроватей.

Гарри сел на самый краешек, чтобы не испачкать бельё – ведь он пришёл всего-навсего проверить шрам. Он убрал волосы со лба, и мадам Помфри ахнула. По-прежнему придерживая чёлку одной рукой, он уставился на другую, лежащую на коленях. Дурацкий шрам.

Медиковедьма стояла прямо над ним, и голос её звучал озабоченно:

– Он очень красный, да, хотя не думаю, что это инфекция. Дайте-ка посмотрю...

Сквозь его голову прошла лёгкая, чуть покалывающая волна, начавшаяся в том месте, где находился шрам. Больно не было, но он резко отпрянул.

– Всё-всё, мистер Поттер. Это не инфекция. Я дам вам мазь, которая содержит подходящее в нашем случае обезболивающее. В первый раз я намажу вам сама и хочу, чтобы вы пользовались ею три раза в день всю следующую неделю. Она должна уменьшить опухоль и принести вам облегчение. Всё ясно?

– Да, мэм.

Мадам Помфри вышла за мазью, и Гарри отпустил волосы. Вернулась она со склянкой из синего стекла; мазь была похожа на сливки светло-голубого цвета и пахла апельсином и гвоздикой.

– Поднимите чёлку, мистер Поттер.

Её пальцы бережно прикасались к его коже, втирая крем вокруг шрама. Боль вдруг утихла, и шрам перестало саднить. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза, почти раздавленный этой безыскусной добротой.

– Вот и всё. Не так уж и страшно, да? – спросила мадам Помфри, закрывая флакон и вручая его Гарри.

– Нет, мэм, – ответил он и, избегая смотреть ей в глаза, сполз с кровати.

– Три раза в день, запомните. И дайте мне знать, если боль усилится или притирание перестанет помогать… Обращайтесь ко мне, что бы ни случилось, – добавила она. Это прозвучало как приказ, и Гарри послушно кивал, пока она провожала его к выходу.

Уроки в этот день были те же самые, что и вчера, только сразу после обеда – большая перемена, а вместо трансфигурации – чары. Его перо взлетело где-то с шестого по счёту Wingardium Leviosa – не так скоро, как у Тедди и Забини, но гораздо быстрей, чем у двух громил, дружков Драко.

На гербологии Гарри снова попытался поздороваться с Роном Уизли и его приятелями, но Рыжий с гримасой отвращения повернулся к нему спиной. Гарри постарался отогнать обиду прочь, как он поступал с болью в шраме, пожал плечами и вернулся к столу, который он делил с Драко, Гойлом и Крэббом.

– Да он никто, пустое место! Не понимаю, что ты суетишься, – проворчал Драко.

Гарри снова пожал плечами, напустив на себя равнодушный вид.

– Мы неплохо общались в поезде. Но я так понял, он не любит слизеринцев.

Драко хмыкнул:

– Разумеется, не любит. И не он один. Теперь ты понимаешь, откуда взялось первое правило?

Кивнув в знак согласия, хотя, по правде говоря, он предпочёл бы и дальше оставаться в неведении, Гарри переключил своё внимание на профессора Спраут, невысокую женщину со въевшейся грязью под ногтями. «Скорее всего, она всё своё время проводит на грядках», – рассудил Гарри, вспомнив свои летние каникулы на Тисовой улице.

Остаток дня прошёл неплохо, он даже успел на перемене дописать своё эссе по трансфигурации и начал читать учебник по чарам. После ужина Гарри поплёлся на отработку, от страха ноги подкашивались, но он всё-таки добрался до кабинета декана. Собрав волю в кулак, он робко постучал и замер, пока не услышал в ответ "войдите".

Как и прошлым вечером, Снейп сидел над грудой пергаментов. И, как и прошлым вечером, не поднял головы.

– Приходите впритык? – холодно спросил он.

Гарри не опоздал, он был в этом абсолютно уверен, и даже явился на минуту раньше. Но лучше не спорить – себе дороже; он это давно усвоил.

– Да, сэр, извините.

– Сядьте, – сказал профессор, указав пером на стул напротив письменного стола.

Гарри подчинился, удивляясь, почему Снейп не скажет сразу, как вчера, в чём будет заключаться отработка. Прекрасно понимая, что сейчас лучше не суетиться, он сел как можно ровнее: сжатые руки на коленях, глаза опущены. Он не смог бы сказать точно, сколько прошло времени, прежде чем глава Слизерина отложил перо и устремил свой тяжёлый взгляд на Гарри, который буквально ощущал, как тёмные глаза буравят его. Поднять головы он не осмелился.

– Итак, вы побывали в больничном крыле.

– Да, сэр.

– И? – в голосе прозвучал намёк на нетерпение, ну хорошо – больше, чем намёк.

– Мадам Помфри сказала, что инфекции нет, сэр. Она дала мне мазь.

– Дайте взглянуть.

Гарри наконец поднял голову и отбросил волосы со лба.

– Не шрам – мне известно, как он выглядит. Мазь, – скривился Снейп.

Пристыженный, Гарри порылся в сумке и вытащил синий пузырёк. Снейп свинтил крышечку и понюхал содержимое, кивнул и вернул его Гарри.

– Очень хорошо. Смотрите, используйте, как предписано.

– Да, сэр.

Снейп ещё с минуту сверлил Гарри глазами, пока тот изучал каменную кладку пола, потом передвинул у себя на столе какие-то бумаги и сказал бесстрастным тоном:

– У меня для вас дополнительные правила. Ваше поведение за столом в Большом зале не осталось незамеченным даже представителями других факультетов. Я настаиваю, чтобы студенты Слизерина соблюдали правила приличия сообразно обстановке.

От этих слов в животе у Гарри всё сжалось. Все вокруг судачили о нём постоянно, о том, что произошло в далёком детстве, чего он и не помнил. Будто всё это было достойно внимания! Но если на самом деле они обсуждали его воспитание – то, как он ел... Ему сделалось нехорошо. Дурсли, которые могли бы служить Гарри примером для подражания, не позволяли ему есть вместе с ними. Так откуда же ему было узнать, как правильно вести себя за столом?

Он вдруг осознал, что молчание затянулось, а Снейп, хотя вопроса и не задавал, ждёт от него какой-то реакции. Гарри стиснул зубы и поднял голову:

– Да, сэр, префект Флинт мне уже говорил об этом.

– Прекрасно. Внимательно изучите и незамедлительно приступайте к выполнению, – Снейп протянул ему пергамент, и Гарри взял его дрожащими руками.

– Да, сэр.

Снейп скривился:

– Вы даже не прочли, Поттер. Сделайте это сейчас, чтобы я мог ответить на ваши вопросы.

Гарри-то надеялся спрятать правила и прочитать их позже, где-нибудь в укромном месте, в одиночестве. Но, похоже, ему предстоит ещё одно унижение. Он просмотрел текст, отмечая, как много пунктов начиналось с запрета делать то-то и то-то и сколько раз встречалось слово «отвратительно». Спина покрылась испариной, и к тому времени, как он прочитал до конца, пергамент у него в руках ходил ходуном. Кровь гудела в ушах; смутно осознав, что зубы его вот-вот треснут, он разжал челюсти.

– Следует ли мне разъяснить какое-то из правил, Поттер?

На секунду зажмурившись, он попытался вернуть себе равнодушный вид – профессор не должен взять над ним верх; нельзя дать ему ещё больше себя смутить, позволив увидеть, как Гарри сломается.

Едва только он смог говорить без дрожи в голосе, Гарри взглянул Снейпу в глаза:

– Нет, сэр. Всё вполне понятно.

Профессорское лицо было таким же пустым, как и у Гарри, ни тени презрения или насмешки. Ничего. Вся сцена длилась то ли одно биение сердца, то ли целый час, а затем Снейп чуть заметно кивнул:

– Очень хорошо. Свободны.

Наскоро собрав свои вещи, Гарри поспешил укрыться в относительной безопасности слизеринской спальни.

Глава 6

Северус кивнул, хотя был уверен, что мальчишка лжёт. Ладно, ещё будет время разобраться, почему.

– Отработка сегодня в семь, Поттер. За отсутствие нормальной пижамы.

***

За минуту до семи в дверь кабинета Северуса постучали.

– Войдите, – отозвался он и краем глаза увидел входящего Поттера с тем самым пустым, ничего не выражающим лицом, которое бывало у мальчишки в Большом зале во время еды – а больше Северус его в течение дня и не видел. Это выражение лица заинтересовало Северуса только потому, что он был совершенно уверен: оно было нужно Поттеру, чтобы скрыть настоящие, гораздо более сильные, чувства. Он и сам часто пользовался такой маской и потому прекрасно знал, что за ней может скрываться.

Не отрываясь от проверки работ, Северус вложил в свой тон как можно больше холода и спросил: