annyloveSS - Они знали Страница 9

Да и вообще, говорила я себе - почему я должна думать о мнении Лили? Кто, кроме меня может распоряжаться моей жизнью? И я приняла предложение Эдвина. Я сочла, что это будет для меня выгодным, к тому же, несмотря ни на что, Блетчли мне нравился. Я испытывала к нему колоссальное физическое влечение, хотя и понимала, что наследник чистокровного рода никогда не женится на мне. Сделка с совестью представлялась мне не таким уж ужасным и недостойным делом в сравнении с преимуществами, которые мне сулили отношения с Эдвином. Наша связь продолжалась до конца первой войны. Лили вышла замуж за Джеймса Поттера и работала вместе с ним в Ордене Феникса, вскоре у них родился сын. Блетчли, хотя и был на стороне Темного Лорда, в ближний круг не вошел. Как и я, он предпочитал соблюдать разумный нейтралитет. От него я еще несколько раз слышала имя Снейпа, сделавшегося одним из ближайших сподвижников Того-Кого-Нельзя-Называть, а потом...

Потом была поездка в Уимблдон, где я и встретила Ричарда - моего будущего мужа. Оказалось, что у магловских аристократов, в отличие от магов, куда меньше амбиций, а состояния их куда больше. Сперва я очень настороженно относилась к возможности брака с маглом, однако позже мои родители все же сумели меня убедить, что для дочери шотландского фермера потомок пэров и член Палаты Лордов - отнюдь не худший вариант. Кроме того это давало еще и неплохой шанс укрыться от разгорающейся в магическом мире войны. Да, мне хотелось безопасности и спокойствия. Во мне никогда не было легендарной гриффиндорской смелости, даже не знаю, о чем думала Шляпа в тот момент, когда мне ее надели на голову. Лили наверняка осудила бы меня, ведь я снова изменила своим принципам, только вот ее мнение уже давно не волновало будущую леди Харгрейв-Уилсон.

Безусловно, после свадьбы мне пришлось открыть Ричарду, кто я такая. Он, конечно, не пришел в восторг, но и особого недовольства не выразил. Тут я снова убедилась в том, какая все же замечательная вещь - благородное происхождение. Какой-нибудь простолюдин, рабочий или простой обыватель, узнав, что его жена - волшебница, быть может, потребовал бы развода или стал издеваться над ней, что, как мне рассказывала Лили, проделывал отец Снейпа со своей женой. А для Ричарда - потомственного лорда, превыше всего было его достоинство и фамильная гордость, поэтому он предпочел смириться…

После первого падения Того-Кого-Нельзя-Называть, я частично вернулась в магический мир. Мой роман с успевшим жениться и благополучно открутившимся от всех подозрений Эдвином Блетчли возобновился. О Северусе Снейпе я узнала, что Дамблдор устроил его на работу в Хогвартс. В дальнейшем я слышала много всего, но ни разу в связи с ним не упоминалось имя ни одной женщины. Я была уверена, что он не забыл Лили и по-прежнему продолжает любить ее. Всех подробностей его шпионской деятельности и истории с убийством Дамблдора я не знала, потому что большую часть Второй войны провела за границей со своим мужем. Тем не менее, читая в наших магических газетах обвинения в его адрес, я все же сомневалась в их истинности. Слишком глубоко врезалась в мою память та ночь, когда мальчик, которого я всегда не любила, принудил меня сжалиться над его любовью. И я сделала это, потому что видела своими глазами, что это настоящая, истинная любовь…

Когда же сын Лили открыл всем правду - я удивилась меньше, чем кто бы то ни было. Вокруг меня все восклицали: «Ну, кто бы мог подумать, что он способен на такое ради любви!» - я только улыбалась, вспоминая, как много лет назад, ночью, возле входа в гриффиндорскую гостиную увидела собственными глазами, на что можно пойти во имя этого чувства…

Сейчас мне время от времени снятся необычные сны, в которых я часто вижу Ричарда, стоящего в хогвартской форме у портрета Полной Дамы и заверяющего кого-то, что он не стронется с места до тех пор, пока Мэри Макдональд не согласится с ним поговорить. Порой в этих снах Ричард превращается в Эдвина. Но я знаю, что это просто сны. Я ведь никогда не ценила свои принципы так высоко, как Лили Эванс. А оба моих мужчины - и Ричард и Эдвин слишком рассудительны и благоразумны для подобных поступков…

И каждый день я продолжаю просыпаться в своей огромной постели, в лондонском доме своего мужа. Я выпиваю утренний кофе и спускаюсь на кухню роскошного особняка, где натыкаюсь на хмурого и неразговорчивого Ричарда, разозленного тем, что вчера парламент снова отклонил очередной его законопроект. (Законотворчество - настоящее хобби моего мужа, мне же все его идеи кажутся одинаково вздорными). Я вижу его дурное настроение и потому не проронив ни слова, принимаюсь за свои дела. После завтрака он отправляется на свое заседание, а я сажусь в свой роскошный дорогой автомобиль, который так и не научилась водить сама…

Немного не доезжая до Чаринг-Кросс, я всегда отпускаю шофера и делаю вид, будто захожу в дорогой салон красоты, расположенный на другой стороне улицы. Сама же быстро дохожу до Дырявого Котла, где усаживаюсь за один и тот же столик, чтобы выслушать очередную жалобу порядком постаревшего Эдвина на то, что его старший сын Майлс после окончания Второй войны не хочет делать карьеру в Министерстве Магии, а собирается профессионально играть в квиддич. Затем мы с ним поднимаемся наверх в номер, где стоит старая давным-давно расшатавшаяся кровать, на которой мое тело знает каждую неровность...

Я всегда ухожу раньше Эдвина, не потрудившись даже расправить смятые простыни. И нарочно возвращаюсь домой через весь Лондон, думая о Лили Эванс. На взгляд любого человека, я куда счастливее ее. Но я никогда не была и не буду любима так, как она. Неужели я не заслуживаю такой любви? Или это просто судьба?

Глава 5

Поппи Помфри.

Самая главная заповедь, которой меня учили в колледже при больнице Святого Мунго - настоящий целитель должен врачевать не только тело, но и душу своего пациента. Всю свою жизнь я старалась следовать этому правилу, потому и выбрала не слишком престижную и высокооплачиваемую должность школьной медсестры в Хогвартсе. Ведь дети - куда более уязвимые и беспомощные существа, чем взрослые, а тем более, когда они целых семь лет на большую часть года оторваны от своих семей. Мне хотелось дать им тепло и заботу, которых им так не хватало. Каждому ребенку, без исключения. Даже тем, кто делал вид, что не нуждается в этом. В Хогвартсе я чувствовала себя нужной, нужной по-настоящему. Болея душой за каждого из своих маленьких пациентов. Только так можно получать настоящее удовлетворение от работы…

Северуса Снейпа я тоже помню маленьким мальчиком, худеньким и болезненным, с колючим взглядом и мрачным характером. На младших курсах он доставлял мне довольно много работы, в основном связаной с его чрезмерным усердием в учебе. Сколько раз я внушала ему, что нельзя учиться целыми днями и ночами, нужно беречь себя! Он никогда меня не слушал и не следовал моим советам. Порой я даже подозревала, будто он использует какой-то «допинг» вроде Зелья Бодрости или чего-то в этом роде.

Но привычка «загонять» себя учебой - еще полбеды. Хуже, когда он попадал ко мне из-за своих вечных экспериментов с зельями и неизвестными заклятьями. Уж я ему постоянно рассказывала о волшебниках, которые от таких экспериментов жизни лишились или покалечились, бог знает как. Неужели, мол, он считает себя умнее их - да без толку. Я прекрасно видела, что паренек этот и в самом деле поумнее многих взрослых. Ничто его не могло отвратить Северуса от подобных развлечений. И зачем ему это надо, недоумевала я, залечивая очередной его ожог или рану… Правда, иногда приходилось мне и устранять последствия его конфликтов с гриффиндорцем Джеймсом Поттером и его компанией.

Честно говоря, меня всегда очень огорчали эти стычки - я ведь так любила Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Впрочем, их и все любили, вся школа буквально боготворила этих двух неразлучных друзей. Они были такими милыми шалунами: всегда жизнерадостные, порывистые, горячие - словно живой фейерверк освещали всю школу. И бедного Ремуса Люпина я тоже очень любила и жалела сильно из-за его болезни. Даром, что оборотень - а сам всегда тихий, вежливый, серьезный. Недаром его старостой факультета назначили. Я испытывала сердечную привязанность даже к Питеру Петтигрю, хоть он и стал потом предателем. Да, славные были ребята, прямо золото!

Они все часто и охотно делились со мной своими проблемами, а уж как были дружны! Бывало, если кто из них вдруг попадет в больничное крыло, так тут же трое других рядом появляются, и пошло: шутки, прибаутки, разговоры о семье, о доме, о квиддиче, еще о каких-нибудь пустяках... А в другой раз затеют какую-нибудь веселую игру, развлекая других больных, а те смеются до слез и выздоравливают куда быстрее! Все больничное крыло будто ходуном ходило! Глянешь на них - сердце так само в пляс и пускается…

Северус же был совсем другим. Почти никогда не говорил о себе, о своей жизни. Спросишь его о чем-нибудь - он либо молчит, либо огрызается. Конечно, по некоторым коротким ответам и оговоркам, я догадывалась, что дома ему несладко живется, но это и так было видно. Разве может быть у ребенка, о котором заботятся родные, такой заброшенный вид? Однако о подробностях Северус никогда не рассказывал. Я даже о рукоприкладстве его отца узнала не от него, а от Лили Эванс, хотя и раньше замечала у него на теле синяки, кровоподтеки, рубцы ... Сам-то он об этом ни единым словом ни разу не заикнулся. И не жаловался никогда - как бы больно ему ни было, сцепит зубы и ничего не говорит. Один раз я его, как Гарри на втором курсе, Костеростом напоила, а еще как-то вообще ужасное проклятие в него угодило - разрезало ему ногу от бедра до щиколотки, так он хоть бы раз застонал. Только побледнел больше обычного и губы закусил, пока я его лечила…