Эми Ньюмарк - Куриный бульон для души. Я решила – я смогу! 101 история о женщинах, для которых нет ничего невозможного Страница 15

Он свирепо уставился на меня.

– В этом нет необходимости. Пусть одевается и едет домой!

Он протянул дочери свидетельство о выписке. Я повернулась к Пайпер, которая едва не плакала, и глазами сказала ей: не радуй его зрелищем своих слез.

И мы отправились домой – туда, где нет осуждения, сарказма, закатывания глаз и старания унизить.

Зная, что заболевание Пайпер хроническое и что в будущем нам предстоят новые встречи с равнодушными врачами, мы с дочкой разработали план.

– А мы можем просто встать и уйти, когда они ведут себя так грубо? – спросила она.

Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Родители, бабушки и дедушки воспитывали во мне уважение к врачам. Благодаря вопросу Пайпер я поняла, что она не верит во всемогущество и всеведение докторов. Тогда почему бы действительно не уходить – физически? Разве мы не имеем права на уважение? Почему я должна продолжать позволять медикам унижать мою дочь, стыдить или считать лгуньей? Или намекать, что она симулирует болезнь, в то время как она каждый день страдает с утра до вечера?

Мы придумали основные правила: мы больше не будем поощрять их инсинуации о фобии перед учебой, намеки на «слабый пол», обвинения в симуляции или притворстве, навешивание ярлыков психического заболевания без достаточных обоснований. И самое важное правило: мы не будем грубить или проявлять неуважение в ответ. Мы будем сохранять достоинство.

– Я буду следовать твоему примеру, – предложила я. – Ведь это ты идешь к врачу, поэтому я хочу, чтобы ты сама подавала сигнал, если врач переступит черту. Твоя черта может отличаться от моей.

– Ну что ж, попробуем, – ответила она.

Первым делом – визит к гастроэнтерологу по поводу продолжающихся приступов тошноты и рвоты.

– Это может быть просто связано с овуляцией или, например, тревожностью.

Ого! Двойной удар.

Я ждала сигнала. Пайпер протянула руку за своей школьной сумкой и встала со стула. У врача глаза полезли на лоб.

– Спасибо вам за потраченное время, – сказала она. – Мам, ты готова?

Я последовала ее примеру и подняла с пола свою сумку.

– Тревожность возникает у нее только тогда, когда врач не принимает всерьез ее боль. И я не думаю, что она овулирует каждый день месяц за месяцем. Но все равно спасибо!

Пока доктор пытался переварить нашу наглость, мы ушли, уверенные в своем решении. Мы больше не будем вознаграждать неуважение. Мы больше не будем платить за некомпетентность. Мы больше не будем спорить с архаической установкой, которая продолжала перекладывать вину на головы хронических больных, обращавшихся за помощью в надежде облегчить боль и страдания.

Следующий пункт – аллерголог.

– Значит, в прошлом у вас была болезнь Лаймса?

«Ох ты ж…» – подумала я и стала ждать решения Пайпер. Она схватила сумку, сигнализируя об окончании визита.

– Болезнь Лайма[7]. Не Лаймса. Если вы не знаете, как она пишется и произносится, то я не уверена, что вы умеете ее лечить.

Врач выпрямился и посмотрел на меня, рассчитывая, что я скажу что-то иное. Я только кивнула. По пути к машине мы с Пайпер хлопнули друг друга по ладоням.

Теперь мы расцениваем первый прием у каждого нового врача как собеседование о приеме на работу, решая, совместимы ли его взгляды и объем знаний о болезни Лайма с потребностями Пайпер. Основываясь на этом собеседовании, мы либо «нанимаем», либо «увольняем». Как мы лечим высокомерие и грубость докторов? Очень просто: берем сумки и несем свои доллары в другое место.

Бывшая миссис Несчастная

Мнения посторонних людей о вас не обязаны соответствовать реальности.

– Здрасьте, миссис Рабл! – крикнул мне сын соседей, когда я парковалась у нашего дома. Он произнес мое имя и слово «миссис» вместе, так что два слова слились в одно: миззрабл. Это звучало как «мизерабл» – «несчастная».

– Привет, Джон! – откликнулась я через открытое окно автомобиля. – Привет, Ричард! – сказала я своему мужу, стригущему газон. Он делал это каждую пятницу независимо от того, насколько выросла трава.

– Где ты была? – проворчал Ричард, пересыпая скошенную траву из газонокосилки в мешок для мусора.

– Мэтью надо было показать педиатру, – ответила я. Не имело смысла напоминать, что прошлым вечером я об этом уже говорила.

– Вот как? И что он сказал? – спросил Ричард и снова включил газонокосилку.

Да, я знаю, что я слишком эмоциональная. Но я давно научилась сдерживать слезы. Я начинаю сильно моргать, чтобы они исчезли.

– Педиатр рекомендовал показать его неврологу. Он считает, что Мэтью избегает смотреть в глаза и его поза не совсем естественна. Он дал мне направление.

На лице Ричарда появилось раздражение.

– Зачем ты мне это все сейчас говоришь? Ты разве не видишь, что я кошу траву?! Черт подери, Анна, это не лучшее время для разговора. И вообще, где ты нашла этого доктора-шарлатана? – Отвернувшись от меня, муж пошел за газонокосилкой. Его спина была такой же прямой, как остававшаяся за ним линия подстриженной травы.

Мысленно я упрекнула себя, что не подготовилась к этому разговору заранее. Мы были женаты уже десять лет, и я прекрасно знала, что не стоит отвлекать Ричарда, когда он чем-то занят. Вообще нельзя начинать с ним разговор, предварительно тщательно его не обдумав. Чтобы избежать его гнева, надо было соблюдать негласные правила: подбирать слова, планировать оборону и аргументацию, а также быть всегда готовой уступить. Достаточно вспомнить нашу свадьбу, где подружки невесты несли не букеты, а красные флаги.

Мы познакомились в колледже. Ричард был влюблен в себя, как Нарцисс, и считал, что весь мир против него сговорился. Я восприняла его неумение сочувствовать людям как сдержанность, перфекционизм – как настойчивость и упорство, а его стремление все регламентировать объясняла склонностью к порядку. Я очень хотела, чтобы наша любовь длилась вечно, и ответила взаимностью на его чувства. Кроме того, я помнила совет своей бабушки: «Люби мужчину таким, какой он есть, а не таким, каким ты хотела бы его видеть».

Когда Ричард сделал мне предложение, меня неприятно удивило дешевое кольцо, которое он надел мне на палец.

– Я знаю, ты хотела бы кольцо с бриллиантом, – сказал он тогда. – Но обычное кольцо без камня лучше с точки зрения вложений. Да и вообще, кольцо не имеет значения.

Ричард поцеловал меня и добавил:

– Никто не будет тебя любить сильнее, чем я.

Его слова были больше похожи на угрозу, чем на то, что говорят любимой девушке, когда просят ее руку и сердце. Но я дала согласие, и мы поженились.

Когда в первый раз Ричард на меня сильно рассердился, я была в шоке. На людях он всегда вел себя спокойно и корректно, но совершенно не сдерживал свои порывы гнева, когда мы оставались наедине. У него был очень непростой характер, но я решила не обращать внимания на его перемены настроения и делать все возможное, чтобы ему не перечить.

Однажды Ричард обругал меня за то, что я испачкала его любимую кухонную лопаточку соусом для спагетти. («Бог ты мой, да какой же дурой надо быть, чтобы мешать томатный соус лопаточкой?! Для этого есть деревянная ложка!») После этого я купила набор новых кухонных принадлежностей. Он постоянно критиковал меня за то, что я хочу стать писателем («Ты думаешь, ты у нас новая Джоан Роулинг?»). Его слова словно обдавали меня холодным душем.

Слова способны ранить так же больно, как и физическое насилие.

Однажды он сказал, что в моих ежемесячных ужинах с отцом есть что-то подозрительное. Я пригласила его присоединиться к нам. Я не отдавала себе отчета в том, что муж терроризирует меня своим деструктивным отношением, и в ответ пыталась быть еще более мягкой, любящей и понимающей.

Из машины выпрыгнула наша трехлетняя дочь Оливия.

– Не переживай, мама, я тоже не заметила, что папа косит траву, – сказала она.

Прижимая к груди плюшевого зайца, дочка направилась к дому. Я заехала в гараж и выключила двигатель. «Дыши глубже», – повторяла я про себя, отстегивая ремень безопасности Мэтью. Я вынула сына из машины и положила его в слинг, снова с грустью обратив внимание, что его взгляд ни на чем не фокусируется. Его глаза были такими же отсутствующими, как гнетущая пустота в моей душе.

– Да, Джон, – подумала я, – я действительно мизе-рабл. Несчастная миссис Рабл.

Следующие четыре года прошли в посещениях врачей: неврологов, диетологов, окулистов, физиотерапевтов, трудотерапевтов, логопедов и специалистов по сенсорной интеграции. Хотя все они подтверждали аутизм Мэтью, Ричард упорно отрицал, что с сыном что-то не так. А я отрицала факт, что все больше боюсь своего мужа. Я хотела сохранить наш брак ради дочери и сына и надеялась, что все изменится, если я стану хорошей матерью и доброй женой.