Сын цирка - Ирвинг Джон Уинслоу Страница 16

Гуджарат и Махараштра, в то время как ее муж посвящал себя проблемам ведения бизнеса в Бомбее.

За все пятнадцать лет карлик так и не научил жену водить машину. После неудачного падения Дипа уже не выступала, в цирке ей платили за подготовку детей к выполнению акробатических номеров. Шивайи осваивал тайны клоунского мастерства, его мать тренировала девочек для номера «женщина-змея». Когда Вайнод ощущал, что ему не хватает жены и сына, он возвращался в цирк и обучал молодых клоунов, в том числе и Шивайи.

Вообще-то клоуны учатся на собственном трагическом опыте: их сбрасывают с досок слоны, за ними гоняются обезьяны, их толкают медведи. Конечно, есть навыки, требующие тренировки — любой клоун должен уметь прыгать с падающего велосипеда, накладывать на лицо грим, иметь хорошую координацию движений и правильно падать. Вайноду казалось, что в «Большом Голубом Ниле» это было главное — научиться падать.

В то время, пока карлик гастролировал с цирком, его предприятие в Бомбее несло убытки, и Вайнод возвращался в город. Он так и жил в разных местах, разъезжая с цирком и возвращаясь в Бомбей, поэтому доктору казалось, что Вайнод попал в ловушку постоянно сменяющих друг друга клоунских номеров — в цирке и в жизни. Приезжая в Индию, Дарувалла всякий раз не знал, где ему искать своего бывшего пациента. Что оставалось постоянным, так это привычка мысленно возвращаться в ту далекую ночь, когда доктор ткнулся носом в лобковую кость Дилы. Яркие блестки на плотной, облегающей майке актрисы, мгновенно смутивший его возбуждающий аромат женщины оказались самыми стойкими впечатлениями о цирке. К ним доктор обычно прибегал, когда случалось что-либо неприятное в жизни.

Сейчас Дарувалла вдруг обнаружил, что за все пятнадцать лет Вайнод не дал ему ни одной пробирки своей крови. Дарувалле удалось взять пробу крови почти у всех клоунов, работавших в цирках штата Гуджарат и Махараштра, но он не выпросил ни капли у Вайнода. Эта мысль неприятно его поразила, и все же доктор предпочел задержаться на ней, только бы не думать о другой, недавно возникшей более неприятной проблеме.

Доктор Дарувалла был труслив. Хотя мистер Лал на поле для гольфа «упал мимо сетки», не это мешало ему сообщить неприятное известие Инспектору Дхару. Он просто-напросто боялся.

Обычно Дарувалла, чувствуя внутреннее беспокойство, вымученно шутил, на что Инспектор Дхар тоже «характерно» молчал, словно в своих фильмах. Актер знал, что доктору нравился мистер Лал и что его юмор говорит о том, что таким образом он пытается избежать неприятностей. Актер уже прослушал немало вариантов шутки о том, что смерть мистера Лала нанесла новый удар по традициям клана Парси, что грифы-стервятники бросили этнических персов в Башнях Безмолвия и прилетели к мистеру Лалу на поле для игры в гольф. Фарук находил мрачный юмор в том, что представлял себе негодование ревностных последователей Зороастра: мертвый игрок в гольф отвлек от священных обязанностей всю стаю стервятников. Доктор Дарувалла хотел даже спросить старшего официанта Сетну о его отношении к случившемуся.

Старый официант в течение всего ленча проявлял недовольство, но не из-за нарушения традиций, а из-за того, что ему не нравилось поведение миссис Догар.

Непонятно почему за столом она села таким образом, чтобы иметь возможность глазеть на Инспектора Дхара, который ни разу не ответил на ее взгляд. Доктор предположил, что, как и множество других нескромных женщин, миссис Догар пыталась заинтересовать собой актера. Дарувалла знал, сколь бесполезны подобные попытки. Ему хотелось остановить женщину, тем более, что вторая миссис Догар даже отодвинулась от стола, чтобы был виден ее пупок сквозь яркие тона полупрозрачного сари. Пупок уставился на Инспектора Дхара, подобно единственному решительному глазу. Хотя актер не заметил наступательных действий миссис Догар, Дарувалла старался не смотреть в ее сторону.

Как это неприлично для замужней женщины средних лет! Дарувалла прикинул, что Догар уже пятьдесят, однако она еще так привлекательна, что Фарук с трудом отводил от нее взгляд. Дарувалла не мог бы сказать, что именно привлекало его в этой даме. Руки у нее казались длинными и мускулистыми, в худом лице с резкими чертами читался какой-то наглый вызов, свойственный уверенным в себе мужчинам. Без сомнения, грудь ее имела внушительные размеры, а попка выпирала из-под сари и казалась непривычно упругой для женщин ее возраста. Талия хорошо просматривалась, пупок усиливал приятное впечатление, которое она производила в своем ярком сари. Портили общую картину слишком высокий рост и развитые плечи. Большие ее руки не находили себе места. Женщина не выпускала серебряного ножа и вилки, играя ими, как скучающий ребенок.

Дарувалла увидел голую ступню миссис Догар. Должно быть она сбросила обувь под столом. Доктор заметил, что ступня женщины искривлена, тонкая золотая цепочка свисает с полной коленки, а широкое золотое кольцо на другой ноге болтается, как на когтистой лапе птицы.

Может быть, миссис Догар привлекла внимание доктора тем, что кого-то ему напоминала. Но он не мог вспомнить, кто бы это мог быть. Какая-нибудь давняя кинозвезда? Или он видел эту женщину совсем юной? Он ведь лечил много детей. Хотя нет, она лет на шесть-семь моложе его и в прошлом они могли вместе играть.

— Если бы со стороны ты увидел, как смотришь на эту женщину, то, думаю, сильно бы смутился, — внезапно прервал его рассуждения голос Дхара.

— А сам-то! Лучше бы ты увидел себя со стороны! — Дарувалла имел привычку резко менять тему разговора, когда его что-нибудь смущало. — Ты выглядишь, как поганый полицейский инспектор, как настоящий ублюдок, — добавил он.

Дхара раздражал акцент, с каким доктор выстрелил эту тираду. Акцент и интонация не напоминали никакого варианта английского, не было и намека на мелодичность хинди. Слова звучали фальшиво, будто на индийский вариант английского языка наложился особенный колорит типичного британского говора. Обычно так говорят молодые выпускники колледжей, работающие консультантами по продовольствию и напиткам в фирме «Тадж» или техническими директорами фирмы «Британия бисквите». Дхар знал, что подобный акцент появлялся у доктора в Канаде, но он никогда не говорил так в Бомбее.

— Какой слух обо мне будем распускать сегодня? Может, мне заорать на тебя по хинди? Или для скандала более подходит английский? — тихо поинтересовался Инспектор Дхар, обращаясь к своему взволнованному компаньону.

Злобный тон и усмешка актера неприятно поразили доктора. А ведь он их сам создал, такого киногероя, которого возненавидели жители Бомбея. Тайный сочинитель сценариев не знал, что еще может сотворить его персонаж, но не показывал своих опасений, демонстрируя дружеские чувства к Дхару как публично, так и в частной беседе без свидетелей.

Но сейчас язвительность и злобность актера его задели, хотя он по-прежнему видел перед собой привлекательное лицо молодого друга — Дхар перевел свою усмешку в некое подобие улыбки. Со странным выражением лица доктор схватил актера за руку, испугав этим наблюдательного официанта, чей рабочий день начался битвой с изгадившей скатерть вороны.

— Извини, мне очень жаль тебя, мой мальчик, — прошептал доктор на безукоризненном английском языке.

— Не надо жалости. — Улыбка Инспектора Дхара снова превратилась в усмешку, когда он освободил свою руку от твердой хватки доктора.

«Самое время сказать ему сейчас», — подумал доктор, но так и не осмелился, поскольку не знал, с чего начать.

Так они молча сидели, попивая чай с конфетами, когда настоящий полицейский приблизился к их столу. Доктора и актера уже допрашивал дежурный офицер отделения полиции района Тардео, фамилию которого они не запомнили, так как он не произвел на них никакого впечатления. Тот инспектор приехал на двух джипах с кучей помощников и констеблей, и доктор подумал, что для смерти одного игрока в гольф внимания явно многовато. Инспектор держался вкрадчиво и снисходительно с Дхаром и раболепствовал перед доктором Даруваллой.