Джонатан Коу - Срединная Англия Страница 2

– Мы тебе уже час названиваем, – сказала сестра. – Ты зачем свой чертов телефон выключил?

– Я его выключил, потому что не хотел, чтобы он зазвонил посреди похорон, – ответил Бенджамин.

– Мы все за тебя изволновались.

– Ну и зря. Я в порядке.

– Чего ты вот так сбежал?

– Захотелось уже убраться.

– Где отец?

– Здесь, со мной.

– Сказал бы нам, что ли.

– Не подумал.

– Попрощался хоть с кем-то?

– Нет.

– Даже с Дугом?

– Нет.

– Он аж из Лондона приехал.

– Напишу ему СМС.

Лоис вздохнула. Брат иногда бесил ее.

– Ну так что, ты нас впусти и чаю налей, по крайней мере.

– Ладно.

Он провел их через дом на террасу к Колину, а сам остался на кухне заварить чай и налить Софи белого вина. Вынес напитки на подносе, ступая по лестнице осторожно, и заморгал, когда вечернее солнце ударило в глаза.

– Приятно тут, Бен, – сказала Лоис.

– Небось отлично для твоего писательства, – сказала Софи. – Я бы тут часами сидела, слушала реку и работала.

– Я тебе говорил, – сказал Бенджамин, – можешь приезжать когда вздумается. Доделаешь свою диссертацию – оглянуться не успеешь.

Софи улыбнулась.

– Уже. Закончила на прошлой неделе.

– Ух ты. Поздравляю.

– Она так и не поняла, что ты в этом месте нашел, – проговорил Колин. – И я не понимаю до сих пор. Дыра.

Бенджамин впитал это замечание и не счел его достойным ответа – даже если бы ему удалось такой ответ измыслить.

– Ну что ж, – сказал он и наконец уселся с усталым тихим вздохом удовлетворения. Только собрался отхлебнуть чаю, как услышал, что к дому опять подъехала машина. – Да что ж за черт…

Он вновь глянул в окно гостиной вниз, на двор, и на сей раз увидел там машину Дуга; сам же Дуг доставал ноутбук в чехле с заднего сиденья, выставив зад в открытую дверцу. Затем выпрямился, и Бенджамин обнаружил, что из такого положения открывается вид на то, чего он прежде не замечал, – Дугову плешь. У Дуга на макушке ширилась откровенная лысина. От этого у Бенджамина случился приступ злорадного, сопернического удовлетворения. Тут Дуг увидел его и закричал:

– Почему у тебя мобильник выключен?

Не ответив, Бенджамин спустился открыть входную дверь.

– Привет, – сказал он. – Лоис и Софи только что приехали.

– Ты чего уехал, не попрощавшись?

– Как в завязке “Хоббита”. Нежданные гости[6].

Дуг легонько отпихнул его.

– Ладно, Бильбо, – сказал он. – Ты меня впустить собираешься?

Взбежал по лестнице, бросив Бенджамина изумляться, и двинулся прямиком в кухню. В этом доме Дуг был всего раз, но, казалось, запомнил, что тут где. Когда Бенджамин его нагнал, Дуг уже достал из чехла ноутбук, устроился за кухонным столом и жал на клавиши.

– Какой у тебя пароль от вай-фая? – спросил он.

– Не знаю. Надо глянуть на роутере.

– Давай тогда побыстрее, а? – Бенджамин удалился в гостиную с этой задачей, Дуг крикнул ему в спину: – Тост удался, кстати.

– Спасибо.

– Ну, не тост, а надгробная речь – или как оно там называется. Много у кого на глаза слезы навернулись, да.

– Ну, в этом и был смысл, наверное.

– Даже Пола, кажется, тронуло.

Бенджамин переписывал пароль, но при упоминании имени брата замер. Через мгновение медленно вернулся в кухню и положил клочок бумаги рядом с ноутбуком Дуга.

– Хватило же ему наглости заявиться сегодня.

– Похороны его матери, Бен. У него есть право присутствовать.

Бенджамин промолчал, взял полотенце и принялся протирать чашки.

– Ты с ним поговорил? – спросил Дуг.

– Я не разговариваю с ним уже шесть лет. С чего сейчас начинать?

– Ну, он все равно уже улетел. Обратно в Токио. Рейс из Хитроу в…

Бенджамин развернулся кругом. Лицо у него порозовело.

– Дуг, мне насрать. Не хочу о нем слышать, ладно?

– Хорошо. Как скажешь. – Пристыженный Дуг вернулся к клавиатуре.

– Кстати, спасибо, что сегодня приехал, – проговорил Бенджамин в попытке примирения. – Я ценю, правда. Отца это очень тронуло.

– Паршивый ты день для этого выбрал, – пробурчал Дуг, не отрывая взгляда от экрана. – Месяц я таскался за Гордоном и его разъездной кампанией. Что произошло в это время? Бля, да всё. Сегодня пошел черт по бочкам, а меня там даже близко нет. Застрял в крематории где-то в Реддиче… – Пальцы цокали, он, казалось, не сознавал резкости собственных слов. – А теперь подавай им тысячу слов к семи вечера, а известно мне лишь то, что я слышал в машине по радио.

Бенджамин бестолково поболтался миг-другой за плечом у Дуга, а затем сказал:

– Ладно, ты тут занимайся.

Ответа не последовало, и Бенджамин направился прочь, но не успел дойти до террасы, как Дуг сказал, не отвлекаясь от своего дела:

– Ничего, если я на ночь останусь?

Оторопев от вопроса, Бенджамин помедлил, а затем кивнул.

– Само собой.

Никто из гостей, сидевших на террасе в тот вечер, и не узнал бы, поскольку Бенджамин нипочем бы не поделился с ними правдой, но он приобрел этот дом, чтобы воплотить некую фантазию. Много лет назад, в мае 1979-го, в канун, как и сейчас, судьбоносных всеобщих выборов в Британии, Бенджамин сидел в пабе под названием “Виноградная лоза” на Пэрэдайз-плейс в Бирмингеме и грезил о будущем. Воображал, что Сисили Бойд, девушка, в которую он влюблен, останется его возлюбленной и десятилетия спустя, и когда они поженятся и подберутся к своим шестидесяти, а дети покинут отчий дом, они вдвоем поселятся на перестроенной мельнице в Шропшире, где Бенджамин будет сочинять музыку, а Сисили – писать стихи, вечерами же они станут устраивать великолепные обеды для всех друзей. Такие ужины будем закатывать, что люди их на всю жизнь запомнят, говорил он себе. Такие вечера переживут люди в нашем доме, что этими воспоминаниями станут дорожить. Конечно, все сложилось не совсем так. С того дня он не видел Сисили много лет. Но наконец они вновь нашли друг друга и вместе прожили в Лондоне несколько лет, оказавшихся… ну, несчастными, если честно, потому что Сисили очень хворала и жить с ней было мучительно, и тут, в отчаянной попытке осуществить ту грёзу, в болезненном усилии оживить прошлое воплощением былого видения будущего, Бенджамин предложил продать их квартиру, на часть вырученных денег купить этот дом, а на оставшиеся отправить Сисили на полгода в Западную Австралию, где, по слухам, жил врач, разработавший дорогое, но чудодейственное средство от рассеянного склероза. И вот через три месяца, когда дом уже был куплен и Бенджамин начал его обустраивать и ремонтировать, Сисили прислала из Австралии электронное письмо с новостями – хорошей и плохой: хорошая состояла в том, что ее состояние и впрямь улучшилось необычайно, а плохая – что она влюбилась в того врача и в Англию не вернется. Бенджамин же, к своему великому изумлению, налил себе здоровенный стакан виски, выпил, хохотал минут двадцать как псих-самоубийца, после чего продолжил красить защитную рейку вдоль стены и с тех пор о Сисили не очень-то и думал. Вот так и получилось, что он теперь жил в громадном перестроенном здании мельницы в Шропшире сам по себе, в свои пятьдесят, и сознавал, к своему молчаливому изумлению, что никогда прежде не был так счастлив.

Тому, что Лоис и Софи были в тот вечер рядом, Бенджамин порадовался, пусть сестра и бросилась искать его из злости. Он понимал, что отцовы капризы – всего лишь маска для его меланхолии, и в меланхолию отец станет погружаться с каждым часом все глубже. Бенджамин мог полагаться на Лоис и Софи в том, что благодаря им удастся держать равновесие – равновесие между горем от ухода Шейлы (всего через полтора месяца после диагностирования рака печени) и попытками повспоминать из жизни семьи что-нибудь повеселее: истории редких, но незабываемых званых обедов, в 1970-е устраивавшихся с бухты-барахты, с едой, напитками и нарядами, какие сейчас в голове не укладывались; неудачный отпуск в Северном Уэльсе – тоскливое блеяние овец в полях и дождь, барабанивший без передышки по крыше трейлера; более авантюрный отпуск в 1980-е – поездка Колина и Шейлы в Данию, в гости к старым друзьям, вместе с младенцем Софи, обожаемой единственной внучкой. Софи говорила о бабушкиной доброте, о том, как бабушка всегда помнила, что́ ты больше всего любишь из ее стряпни, всегда тобой интересовалась, помнила, как зовут твоих друзей, и задавала правильные вопросы о них, – и такой она была вплоть до самого конца, но тут у Колина опять сделался потерянный и несчастный вид, а потому Бенджамин хлопнул в ладоши и сказал:

– Так, кто хочет пасты? – И отправился в кухню варить пенне (непременно пенне, поскольку ни с чем, что нужно накручивать на вилку, отец не справлялся), подогрел самодельную аррабьяту (времени упражняться в готовке ему в те дни хватало), а когда вынес еду на террасу – вечер как раз сделался прохладнее, и солнце начало садиться, – попытался уговорить отца на приличную порцию, больше полплошки хотя бы, но выгреб чуть-чуть, поскольку Колин сказал, что ему много, однако подсыпал обратно, когда показалось, что слишком мало, а затем спросил: – Теперь годится? – И попробовал поднять настроение, добавив: – Ни пенне больше, ни пенне меньше. – Шутку эту он счел особенно подходящей, раз один из любимых отцовых писателей – Джеффри Арчер[7], но Колин, кажется, не уловил юмора, и тут Дуг добавил, что единственное число от “пенне” будет как-то по-другому, а? – “пенна” или что-то в этом роде, – и все, в общем, насмарку, ужинали в итоге молча, слушали реку, как та скользит мимо, свист ветра в деревьях и причмокивание Колина, управлявшегося с пастой.