Публичные признания женщины средних лет - Таунсенд Сьюзан Сью Страница 20

Принимал экзамен некто мистер Смит. После одиннадцатой попытки преодолеть Т-образный поворот я предложила мистеру Смиту выйти поразмяться, но он отказался. Из окна экзаменационного кабинета на втором этаже М. наблюдал, как я поставила машину поперек двух полос проезжей части. Он улыбнулся впервые за всю неделю.

С тех пор я не вожу машину. Мои дети были в восторге, что им достался изящный серый кабриолет, но через месяц ночных кошмаров с катастрофами и гибелью моих близких в чертовом изящном драндулете я дала объявление о продаже: «Женщина-водитель. Аккуратная. 1600 км на спидометре» и т. д. Естественно, никто не поверил, и автомобиль ушел гораздо дешевле, чем я его купила. Настолько дешевле, что иногда я вскакиваю по ночам, вспомнив, насколько именно дешевле.

В прошлое воскресенье на островке безопасности состоялся пикник протеста под девизом «Спасем наш островок». Я собиралась присоединиться, да забыла начисто. Но я хочу, чтобы люди знали: я с ними, и вся моя семья тоже. Даже бывший муж моей сестры пообещал «устроить им Ньюбери»[20], привязав себя к дереву посреди островка, если бульдозеры посмеют приблизиться. К концу девяностых в наших городах осталось так мало красоты, так мало что радует глаз. И потому я заклинаю муниципалитет города Лестера пощадить наш милый островок безопасности. Я и пригрозить могу. Разрушите островок — я снова сяду за руль!

В Мельбурне

Когда родилась Изабелла, я находилась в Австралии. Моя обычная процедура визита к новорожденным внукам — взять роддом приступом, невзирая на время суток, вломиться в дверь с табличкой «Вход запрещен», прижать дитя к груди и принять в лоно семьи. Как правило, общественные устои я чту, но если дело касается семьи — все условности побоку. Должно быть, во мне течет кровь мафиози. Ген наркобаронов или киллеров я не унаследовала, но ген «семья превыше всего» мне явно достался. Похоже, я его и сыновьям передала. В прошлом году они подвергли всех кандидатов в приятели своей младшей сестры строжайшим испытаниям на характер, предварительно досконально изучив их предыдущие романы. Бедная девочка превратилась в принцессу из сказки. Отвергали одного претендента за другим. Часто дочь возвращалась с гулянки с печальным рассказом о том, как на танцплощадке братцы Таунсенд отогнали от нее очередного ухажера. Иногда его провинность была ничтожна (щеголяет в белых носках), иногда посерьезнее (серийный бабник, отпрыски по всей Англии).

Сыновья заверили меня, что хотят уберечь сестру от беды, и, возможно, они были правы. Теперь у нее очень симпатичный парень, которого одобрила вся семья. Глаза мои загорелись, когда я узнала, что он водопроводчик. За много лет я выкинула целое состояние на дурацкую систему водопровода в доме, и заполучить водопроводчика на халяву — просто здорово. Надо будет поощрять дочь на продолжение романа.

Изабелле уже две с половиной недели, а я до сих пор ее не видела и не держала на руках. На фотографии, которую привез мне муж, она чудо. Никак не перестану хвастать внучкой перед чужими людьми. Я уже показала снимок женщине, с которой разговорилась в туалете в Сиднее, греку-таксисту, продавщице в магазине одежды в Мельбурне и вообще всем, кто на миг задержался рядом. Я благодарна Изабелле хотя бы за то, что она причинила своей маме очень мало боли. Четыре небольшие схватки, и ребенок появился на свет, к удивлению всех присутствовавших, особенно ее матери, которая уточнила: «Это мой?» Так что, беременные, мужайтесь, может, и вам повезет.

Сейчас я в Мельбурне, с туром по поводу премьеры «Мы с королевой» — моей пьесы о том, как королеву и все семейство сослали в дальний пригород Сиднея. На прошлой неделе я дала радиоинтервью, после чего некая Сильвия заявила по телефону, что меня нужно сбросить с вершины здания радиовещательной корпорации (высотой в двадцать два этажа). Чуть успокоившись, она решила, что ее устроит, если меня просто повесят на флагштоке. Но пламенные монархисты вроде Сильвии в Австралии почти не водятся. Собственно говоря, в жизни австралийцев Великобритания играет крайне незначительную роль. Исключение — английская мода, хотя это странно: у австралийских дизайнеров чудные ткани и выкройки, и одежду здесь шьют для женщин всех возрастов и размеров, а не только для кузнечиков, не достигших совершеннолетия.

Здесь сейчас зима, и разница в одежде австралийцев немыслима. Вслед за юнцом в футболке, шортах и сандалиях может шагать тип в сапогах, штанах с начесом, свитере и пальто. Единственное правило в смысле одежды я видела на дверях ресторанов и баров: «Без обуви не входить».

Завтракая сегодня утром в отеле, я подняла взгляд и на театре через улицу увидела свое имя, крупными буквами. Я чуть вареным яйцом не подавилась! Убедить тысячу людей вечером покинуть дом, чтобы смотреть бог знает какую пьесу в театре, — это кажется немыслимой задачей. В данный момент меня одолевает страх и тревога. От этого я стала неуклюжей. Режиссер Макс Стаффорд-Кларк в репетиционном зале поджимает губы всякий раз, когда я смахиваю на пол кипу переписанных листов. Я знаю, что как автор я не подарок; сама с собой не стала бы работать и за миллион фунтов.

Редактор нашего журнала наверняка проклял тот день, когда пригласил меня писать эту колонку. «Где статья Таунсенд?» — так и слышу я его вопль (хотя он самый милый и спокойный из всех известных мне мужчин). Расстояние в 20 тысяч километров — не оправдание для того, чтобы просрочить статью на четыре дня. С изобретением факса подобные отговорки потеряли смысл. Так кого же мне винить? Смену часовых поясов? Нет, я уже адаптировалась. Лень? Нет же! Мне просто некогда лениться. Все дело в элементарном страхе доверить слова бумаге. По-моему, я страдаю словофобией. Не сходить ли к врачу за справкой для редактора?

Авиатравма

На предварительном просмотре пьесы «Мы с королевой» (австралийский вариант) вся публика попадала с кресел. На премьере с кресел упала только половина зала, а критики и вовсе не дрогнули; сказать, что пьеса внушила им отвращение, значит ничего не сказать. Обзоры я прочитала, сидя на кровати в гостиничном номере в Мельбурне, потом рухнула навзничь на подушки, и перед глазами у меня заплясали слова «незрелая», «не смешная», «комедия положений». Кажется, в какой-то момент я нырнула с головой под одеяло и захныкала. Помню лишь, что, вернувшись на белый свет, я с тоской поглядела на стенной бар, где обитает мгновенное забытье в форме крепкого алкоголя, но не было еще и половины девятого утра, поэтому пришлось ограничиться чашкой чая. После чая я собрала вещи и отправилась в аэропорт. Возвращение в Англию я отсрочила на день, потому что мне нужен был рейс для курящих, но, когда я прошла регистрацию, приятный молодой человек объявил мне, что рейс для некурящих. Я чуть не расплакалась. (Дети! Если вы это читаете, никогда не берите в рот сигарету. Никогда! Вы будете все время кашлять, дурно пахнуть и унижаться перед юнцами в аэропорту.) В пределах всего аэровокзала курение было запрещено, так что волей-неволей я вышла наружу и в компании других наркоманов высмолила кучу сигарет, пока не зажглось табло «ПОСАДКА». На вкус сигареты были просто гадость, но с наркотической зависимостью не поспоришь — пришлось выкурить.

«А как же сила воли?» — слышу я ваш голос.

Какая такая сила воли? Нет у меня силы воли. Часть моего мозга, отвечающая за силу воли, сдалась никотиновой банде, а эти гады пленных не берут.

Взлетели благополучно, но, когда самолет стал набирать высоту, появилось неприятное ощущение в ушах. Соседи-пассажиры начали трясти головами и затыкать уши пальцами. Младенцы заверещали. Командир экипажа объявил, что самолет вышел на заданную высоту 11 000 метров, а мне показалось, что у меня голова вот-вот треснет. Через несколько минут нам спустили кислородные маски. До тех пор я такое видела только в кино про авиакатастрофы. Будучи англичанкой, я сохраняла присутствие духа — разве что повернулась к соседу в сером костюме и улыбнулась. Романист назвал бы мою улыбку кислой. Мистер Серый Костюм вскинул брови, взял кислородную маску и сунул резиновый мундштук в рот. Так же поступила и я. Кислород не поступал. Экипаж не появлялся, молчание командира тревожило. Тем временем давление в моем черепе становилось невыносимым. Причина могла крыться в запоздалом шоке от разгромных критических статей, однако плохие отзывы я читала и раньше, а голова тогда не раскалывалась.