Сын цирка - Ирвинг Джон Уинслоу Страница 23

— Извините, сэр, — обратился молодой Дарувалла к переводчику. — Вы сделали небольшую ошибку. Фройляйн Хелайн вовсе не была жирафом.

— Так сказала свидетельница, парень, — ответил он. — Плевать я хотел на ублюдка с копченой рожей, который поправляет мой английский.

— Я поправляю не ваш английский, а немецкий язык, сэр, — уточнил Фарук.

— По-немецки это слово звучит одинаково, парень. Домохозяйка называла ее ублюдочным жирафом, — не отступал переводчик.

— Она говорила на жаргоне. В Берлине «жираф» означает «проститутка». Свидетельница ошибочно приняла Анну Хелайн за уличную потаскуху, — не унимался Дарувалла.

Переводчик правильно определил его национальность, назвав копченой рожей, и Фарука не задел оскорбительный выпад. Это лучше, чем принять его за венгерского цыгана. Своим поступком молодой Дарувалла спас четырехстороннюю комиссию от конфуза. В протокол так и не попало утверждение, будто изнасилованная, убитая и обезглавленная Анна Хелайн была жирафом. Фарук спас жертву преступления еще от одного надругательства.

По возвращении его в Индию этот эпизод стал уже историей, как историей стала его наивная молодость. Фарук расстался с романтическими представлениями о жизни, однако он не был готов к потрясению от встречи со страной, хотя и приезжал ненадолго домой летом 1949 года. Он вернулся в Индию, где почувствовал себя иностранцем.

Вообще-то Фарук уже знал, что значит быть иммигрантом, жизнь в Вене приучила его к этому. Еще сильнее почувствовал он это в Лондоне, куда приехал к сестре в тот год, когда его отец получил почетное приглашение выступить перед студентами Королевского колледжа хирургов (ККХ). Для любого индийца и любого представителя бывших британских колоний навязчивой идеей было желание видеть себя действительным членом ККХ. Старый Ловджи очень гордился таким избранием. Через много лет такую же почетную должность в Канаде Фарук Дарувалла воспринял без всякого энтузиазма.

Зная о том, что сын придет на его лекцию в Лондоне, старый Дарувалла решил в своем выступлении воздать должное основателю Британской ассоциации ортопедов доктору Роберту Бейли Осгуду, одному из немногих американцев, заложивших что-либо в Англии. Когда его отец горячо говорил о проблемах паралича у детей в Индии, молодой Дарувалла случайно услышал разговор двух англичан, который навсегда излечил его от желания поселиться в Лондоне.

— Какие они все-таки обезьяны и как бесцеремонно подражают белым. Наблюдают нас всего пять минут, а воображают, что сами могут делать это, — презрительно шепнул врач-ортопед своему английскому коллеге.

Молодой Дарувалла выбежал из зала и оказался в мужском туалете, преследуемый мыслью о болезнях костей и суставов. Он не мог думать ни о чем другом, не мог ни двигаться, ни говорить. Это уже не был случай с жирафом. Фарук только-только начал изучать медицину и никак не мог понять, что имел в виду напыщенный англичанин, говоря «делать это». Вначале он предположил, что здесь подразумеваются какие-то специальные медицинские знания. Однако еще до окончания лекции отца понял, о чем говорил англичанин. О том, что эти обезьяны хотят делать все, как белые люди. В понятие «делать это» «коллеги по профессии» (так их называл отец) вкладывали только то, насколько успешно или безуспешно копировались достижения англичан.

И по мере того, как старый Ловджи распинался, излагая проблему паралича у детей, сын сгорал от стыда, видя своего амбициозного отца глазами англичан. Разряженная обезьяна, которой хорошо удалась имитация английского джентльмена. Тогда-то Фарук в первый раз понял, как можно любить английский образ жизни и ненавидеть англичан.

Итак, до того, как поставить крест на Индии как возможной стране проживания, первой в этом списке Фарук вычеркнул Англию. Летним отпуском 1949 года в Бомбее он получил другой жизненный урок, после которого в списке не стало Соединенных Штатов. . Тогда сыну открылась еще одна слабая черта характера отца. В те летние месяцы наряду с привычкой к резким высказываниям по политическим и религиозным вопросам в старшем Дарувалле проявилась любовь к романтическим кинофильмам. Фарук уже знал о необузданной страсти отца к фильму «Мост Ватерлоо», его глаза увлажнялись слезами при одном упоминании имени актрисы Вивьен Ли. Никакие другие сюжеты не оказывали на него такого влияния, как эти драматические повороты судьбы, которые увлекли хорошую и чистую женщину на самое дно жизни.

Но даже зная об этой страсти горбатого отца, молодой Фарук был потрясен тем, с какой истерической восторженностью папаша смотрел фильм, оказавшийся самой заурядной голливудской стряпней, несмотря на хороший состав актеров, во всем согласных с режиссером. Молодого Даруваллу ужаснуло раболепие старшего Даруваллы даже перед актерами массовки.

Ловджи Дарувалла боготворил всех американских киношников и блеск послевоенного Голливуда усиливался оттого, что он находился так далеко от Бомбея. А ведь эти придурки, вторгшиеся в штат Махараштра для съемок фильма, имели репутацию подмоченную и по меркам Голливуда, где, как известно, позор быстро забывается. Разумеется, старшему Дарувалле было не до негативных моментов их жизненного пути.

Как и многие другие врачи во всем мире, Ловджи думал, что из него получился бы великий писатель, если бы не медицина. Он тешил себя несбыточной надеждой, что после ухода на пенсию для него начнется другая жизнь, появится время и он легко напишет большой роман. А уж сценарий тем более. Правдой здесь было только то, что на киносценарий ушло бы меньше усилий, чем на роман. Однако силу творческого воображения старый Ловджи тратил не только на хирургию и врачебное предвидение.

К сожалению, следует отметить, что способность исцелять зачастую сопровождается обыкновенным высокомерием. Несмотря на профессиональную известность в Бомбее и за рубежом, доктор Ловджи Дарувалла втайне пописывал, отдавая дань творческому процессу. Летом 1949 года он получил то, к чему стремился, его принципиальный сын стал этому свидетелем.

Необъяснимое отсутствие волос

Довольно часто, когда человек с воображением и сильным характером попадает в среду беспринципных трусов и посредственностей, то в общении с ними он прибегает к посреднику, убогому негодяю, хорошо выполняющему’ маленькие, но полезные для всех поручения. В нашем случае в этой роли выступала одна леди из района Малабар-Хилл, столь же богатая, сколь и некрасивая. Своих детей у нее не было, но она по-матерински относилась к двум недостойным племянникам, сыновьям разорившегося брата. Эту пожилую девушку в последний момент перед венчанием дважды бросал один и тот же претендент в женихи, отчего Ловджи Дарувалла в частных беседах называл женщину «мисс Хэвишем из Бомбея номер два».

На самом деле ее звали Промила Рай и до того, как она выполнила гнусную роль, представив Ловджи Даруваллу подонкам кинобизнеса, их знакомство было чисто поверхностным. Лишь однажды она обратилась к доктору за консультацией относительно младшего гнусного племянника, у которого волосы не росли там, где они растут у всех людей. Вначале доктор отказывался от консультации, прикрываясь тем, что он специалист-ортопед, однако потом все же согласился осмотреть Рахула Рая, которому в то время было лет восемь-десять. Ничего необъяснимого и тревожного в отсутствии волос на теле мальчика он не нашел, учитывая то, что у Рахула имелись густые брови и на голове красовалась мощная шевелюра. Однако мисс Промилу Рай не устроило такое заключение.

— В конце концов, ты всего лишь доктор по суставам, — упрекнула она Ловджи, который от таких слов почувствовал сильнейшее раздражение.

Когда Рахулу Раю исполнилось 13 лет, отсутствие волос на его оливковой коже стало более заметно. Фаруку в его 19 лет был крайне неприятен этот мальчишка с повышенной сексуальной активностью. Вероятно, на него оказывал влияние старший брат Субдох Рай, который танцевал на сцене и играл второстепенные роли в молодом национальном индийском кинематографе. Старший брат был известен своей гомосексуальной активностью гораздо больше, чем талантом и достижениями на сцене.