Сладострастие бытия - Дрюон Морис Страница 33

– Мы всегда торопимся сделать недоброе дело,– ответил Викариа.– Если ты попросишь отпустить завтра это дитя, об этом узнают все в отеле и вся прислуга только об этом и будет говорить... А если проба окажется неудачной? Мало того что она сама разочаруется, так еще и весь персонал будет над ней потешаться. Мы не имеем права поступать так жестоко... Да и потом, у меня такое впечатление, что эта девочка влюблена в тебя и что ты об этом ни разу не подумал.

– Ты полагаешь? – удивленно спросил Гарани.

Кармела бегом пересекла небольшую площадь и, не останавливаясь, взлетела к себе на шестой этаж. Ей хотелось танцевать. По телу ее проходили волны радости, она едва сдерживалась, чтобы не запрыгать и не расхохотаться... На паркете коридора лежали пятна солнечных лучей, а через щели над дверьми пробивались узенькие полоски света. В руках она по-прежнему держала тарелки. Конечно, она никому ничего не скажет. Ни толстухе Валентине, ни киноактрисе – никому... кроме графини.

Она забыла постучаться.

– Вот ваш обед, синьора!

– Ах! Вы пришли очень вовремя, госпожа Шульц! – воскликнула Санциани.– У меня к вам столько вопросов. Присаживайтесь!

И она указала на стул, стоявший по другую сторону стола.

Кармела села. Голова ее была занята своими мыслями. Она думала: «Как мне следует причесаться в четверг? Я попрошу ее помочь мне сделать такую же прическу, как тогда, когда она подарила мне сари. О, это слишком прекрасно! Не может быть, чтобы они взяли меня сниматься».

Санциани отодвинула тарелки в сторону.

– Так, карты у нас есть. Тогда я снимаю,– сказала она.– Левой рукой или правой? Не имеет значения?.. Вот так. И я вытаскиваю двадцать одно очко, не так ли?

«Вот как, это уже совсем другая игра»,– подумала Кармела.

Санциани закончила раскладывать перед собой невидимые карты и посмотрела на стол неподвижным и беспокойным взглядом.

– Мое недавнее семейное горе? – произнесла она, словно отвечая на заданный ей вопрос.– Да. В конце зимы умер мой отец... Всякий раз мой ребенок вмешивается в мои карты... Нет, не приблизительно... Я потеряла его ровно три с половиной года назад. Заведу ли я еще ребенка? Вы не думаете?.. Конечно же нет. Тем хуже. Я бы так любила...

Она смолкла и на некоторое время погрузилась в молчание и грусть, как бы уйдя в себя.

– Женщина никогда не рожает ребенка от того мужчины, которого она любит,– прошептала она.

– Ваш обед остынет, синьора,– мягко напомнила Кармела.

Санциани, казалось, не слышала ее слов. Посмотрев девушке в глаза, она сказала:

– Мне особенно хотелось бы порасспросить вас, госпожа Шульц, о том, кого вы называете бубновым королем. Три карты сверху, вот так... Надежды нет никакой: муж никогда не даст мне развода. Даже если я уеду за границу. Так что с бубновым королем?.. Еще три карты... Он бросит меня? Вы уверены? Из-за женщины? Нет? Это ужасно! Подумать только, ведь я всем пожертвовала ради него...

Кармеле никак не удавалось сосредоточиться. Она думала только о своей предстоящей пробе. Что же это такое – проба? Что она должна будет делать? «Может быть, купить новое платье и сходить к парикмахеру? Спрошу у доктора Гарани... Но до четверга они, несомненно, передумают и возьмут девушку красивее меня».

Занятая разговором с таинственными голосами, Санциани продолжала:

– В этот год в моей жизни произойдут большие перемены? Окруженный водой дом? Нет, не понимаю. Я там буду жить... Семь карт... Очень богатый мужчина, с которым я еще не знакома? И я буду счастлива... как никогда до этого не была? Тогда мне не стоит терять надежду.

Ей был предсказан венецианский период ее жизни, а она этого даже не поняла.

Теперь Санциани ухватилась за мысль об этом очень богатом мужчине, с которым ей суждено было встретиться. Откуда он? Чем занимается? Финансист? Боже, как это скучно! Но такой могущественный, что с ним вынуждены считаться многие правительства? Бельгиец, немец, датчанин... Госпожа Шульц точно сказать не могла. Во всяком случае центр его дел находится в одной из северных стран.

– Значит, это там у меня будет этот большой дом, окруженный водой?

Лукреция, подумав о портовых городах Северного моря и Балтики, поморщилась. Это казалось ей маловероятным.

Однако она повторила данные ей советы: воспользоваться этим периодом благополучия для того, чтобы обеспечить себя на будущее, скопить собственные деньги, сделать разумные капиталовложения. Потому что после этого наступят тяжелые времена. Взлеты будут чередоваться с падениями, жизнь пройдет очень бурно...

– Значит, конец моей жизни будет трудным?.. И в каком возрасте это случится?.. Можете говорить, я абсолютно ничего не боюсь. Кстати, я знаю, что умру молодой. Нет? Тогда скажите, в каком возрасте это случится.

На мгновение она смолкла. На лице ее появилась полуулыбка.

– В шестьдесят восемь лет,– прошептала она.– Шестьдесят восемь...

«Если меня возьмут сниматься в фильме,– думала в это время Кармела,– как мне сказать в отеле, что я ухожу от них? И где я буду жить?» Радость была слишком большой, надо было запретить себе такие мечты.

Тут она увидела, как Санциани вдруг выпрямила спину, повернулась к зеркалу и закричала, схватившись ладонями за голову:

– Но ведь мне как раз шестьдесят восемь лет!

И без памяти рухнула грудью на стол.

– Синьора, синьора! – испуганно воскликнула Кармела.

Она похлопала графиню по рукам, затем смочила ее лицо холодной водой.

«Вот так. Я не обращаю на нее внимания, я больше не думаю о ней»,– промелькнуло в ее голове.

Старуха пришла в себя и медленно качнула головой от одного плеча к другому.

– Что с вами, синьора? Что случилось? – спросила Кармела.

– Не знаю. Я ничего не понимаю. В голове словно прошел электрический разряд. Как мне нехорошо...

– Лягте в постель...

За последние дни Санциани сильно похудела, и Кармеле не составило труда уложить ее на кровать.

Затем она подала ей тарелки, и Санциани трясущимися руками и с потерянным выражением на лице принялась есть свою уже остывшую пищу.

Глава VIII

Консьерж Ренато вначале даже не сразу сообразил, о ком его спрашивают, поскольку седовласый господин, задавая вопрос, отвернул голову в сторону.

– Извините, синьор, кого вы спрашиваете?

– Графиню Санциани...– ответил седовласый господин.

– Как мне о вас доложить?

Снова расслышав только слово «Санциани», консьерж подумал, что его вопрос не был услышан, и повторил его. Посетитель, глядя поверх его головы, произнес:

– Граф Санциани, ее супруг...

Консьерж вначале подумал было, что его разыгрывают, и поэтому несколько секунд провел в глупом недоумении. До тех пор, пока седовласый господин не опустил на него свой отрешенный спокойный взгляд.

– Одну секунду, одну секунду, синьор граф,– сказал Ренато.

Позвонив телефонистке отеля, он бросил в трубку:

– Сообщите графине из номера пятьдесят семь, что внизу ее ждет граф Санциани, ее супруг.

Из кабинета вылетел бдительный коротышка администратор и засуетился вокруг посетителя. Не желает ли синьор граф присесть? Графиня в последнее время слегка приболела. Этот визит, несомненно, обрадует ее. Синьор граф был, конечно, в отъезде... Вероятно, за границей? Графиня такая хорошая клиентка...

Движимый страхом и любопытством, коротышка одновременно опасался того, что Санциани пожалуется на него мужу за плохое к ней отношение, и старался заработать возможные чаевые.

– Заведение наше, естественно, уже не то, что было когда-то,– сказал он.– Но мы очень заботимся о графине. Мы приставили к ней лично горничную. К сожалению, она сегодня не работает, сегодня ее выходной день. Но ее подменили, да, там есть другая горничная...

Санциани позволял шавке тявкать и вилять хвостом, бегая вокруг него, а сам постоянно глядел в другую сторону, что с первого взгляда можно было принять за застенчивость, но было на самом деле всего лишь старой привычкой относиться ко всему с огромным безразличием.