Лекарь. Ученик Авиценны - Гордон Ной Страница 36

– Это еще что за дурак дерьмовый, который называет себя помощником цирюльника? – бушевал разъяренный Уот.

– По правде говоря, даже не знаю. – Цирюльник дышал тяжело, как кузнечные мехи. Роб заметил, что в последнее время хозяина стала одолевать одышка.

А распорядитель, стоя в освещенном факелами круге, успокаивал публику, объявляя, что их еще ожидает травля сильного барсука; возмущение понемногу уступило место отдельным одобрительным крикам.

Пока Цирюльник извинялся перед Уотом, Роб пошел прочь. Когда хозяин своей тяжелой походкой приблизился к повозке, Роб уже сидел там у костра. Цирюльник откупорил бутылку горячительного и влил в себя половину. Потом тяжело опустился на свою постель по другую сторону костра и уставился на помощника.

– Дурень ты проклятый, – сказал он.

Роб улыбнулся.

– Если бы только ставки не были уже уплачены, они пустили бы тебе кровь, и я бы не стал их упрекать за это.

Роб пощупал медвежью шкуру, которая служила ему постелью. «Она уже почти совсем вылезла, скоро придется выбрасывать», – подумал он, поглаживая остатки меха.

– Что ж, Цирюльник, добрых снов, – пожелал он.

16. Оружие

Цирюльнику и в голову не приходило, что у них с Робом Джереми может когда-нибудь дойти дело до ссоры. В свои семнадцать лет бывший ученик оставался все тем же мальчишкой, трудолюбивым и добродушным.

Разве что об условиях найма он спорил упорно, словно торговка на рынке. В конце первого года работы по найму он запросил двенадцатую часть вместо двадцатой. Цирюльник поворчал, но в конце концов согласился, потому что Роб, несомненно, заслуживал более высокого вознаграждения.

Цирюльник замечал, что Роб почти ничего из своей платы не тратит, и знал почему: тот откладывал деньги, чтобы купить оружие. Однажды зимним вечером в эксмутской таверне некий садовник хотел всучить Робу кинжал.

– Что вы скажете? – спросил Роб хозяина, протягивая кинжал ему.

Это было оружие, достойное садовника.

– Лезвие бронзовое, скоро сломается. Рукоять, возможно, и неплохая, но она так пестро раскрашена – не прячутся ли за этим какие-нибудь недостатки?

Роб Джереми вернул дешевый нож владельцу.

Весной, пустившись в путь, они объезжали побережье, и Роб без конца бродил по пристаням, разыскивая испанцев – ведь самые лучшие клинки привозили из Испании. Но так ничего и не купил к тому времени, когда они повернули во внутренние районы Англии. В июле они оказались в Нортумбрии. В Блайте ими овладело настроение, которое никак не соответствовало названию этого селения44. Проснувшись поутру, они увидели, что Инцитат лежит неподалеку на земле без признаков жизни.

Роб поднялся и с грустью смотрел на павшую лошадь, а Цирюльник выразил свои чувства потоком ругательств.

– Думаете, он пал от какой-нибудь болезни?

– Вчера никаких симптомов не было, – пожал плечами Цирюльник. – Он уже старый был. Когда давным-давно он достался мне, уже был немолодым.

Роб потратил полдня, разбивая и копая сухую землю, но они оба не желали, чтобы Инцитат пошел на корм псам и воронью. Пока Роб копал большую яму, Цирюльник отправился искать другую лошадь. На это ушел целый день, и стоила лошадь недешево, но без нее им было никак нельзя. Цирюльник купил бурую кобылу с лысой мордой, совсем еще молодую, трехлетку.

– Что, назовем ее тоже Инцитатом? – спросил хозяин, но Роб покачал головой, и с тех пор они называли ее не иначе, как просто Лошадь. Она оказалась легконогой, но на следующее же утро после покупки у нее слетела подкова – пришлось возвращаться в Блайт за новой.

Кузнец по имени Дэрмен Маултон заканчивал ковать меч, при виде которого у них обоих загорелись глаза.

– Сколько? – спросил Роб, слишком горячо, по мнению Цирюльника, который считал нужным поторговаться как следует.

– Этот уже продан, – сказал мастер, но разрешил им подержать меч, прикинуть на руке. Это был английский широкий меч, без всяких украшений, острый, верный, отлично выкованный. Будь Цирюльник помоложе и не столь умудрен опытом, он бы соблазнился и попробовал перекупить меч.

– Сколько за точно такой же, и к нему в пару кинжал? – Названная сумма превосходила годовой заработок Роба.

– Половину надо уплатить сразу, если решите сделать мне заказ, – добавил Маултон.

Роб сбегал к повозке и вернулся с кошелем, из которого быстро отсыпал требуемые деньги.

– Мы вернемся сюда через год, потребуем заказ и доплатим остаток, – сказал он, а кузнец кивнул головой и заверил, что оружие будет ожидать заказчика.

Несмотря на потерю Инцитата, сезон у них прошел исключительно успешно. Перед самым его окончанием Роб запросил у хозяина одну шестую долю доходов.

– Одна шестая моих доходов! Сосунку, которому и восемнадцати еще не исполнилось! – Цирюльник был искренне возмущен, Роб же принял его возмущение спокойно и прекратил разговор.

По мере того как приближался день возобновления годичного договора, волновался и переживал как раз Цирюльник, который отлично понимал, насколько существенно увеличились его доходы благодаря подмастерью.

В деревушке Семпрингем он слышал, как одна больная прошептала своей подруге:

– Стань в ту очередь, к молодому цирюльнику, Эадбурга, – говорят, что за занавесом он прикоснется к тебе. И еще говорят, что прикосновение его рук исцеляет.

«Говорят, что он и Снадобья продает чертову уйму», – вспомнил Цирюльник с кривой усмешкой.

Он не тревожился из-за того, что к загородке Роба Джереми, как правило, выстраивается более длинная очередь. Право, для своего нанимателя Роб был сущим кладом.

– Одну восьмую, – предложил он наконец. Такое решение нелегко ему далось, но он и на одну шестую готов был согласиться. К его облегчению, Роб согласно кивнул.

– Одна восьмая – это справедливо, – сказал Роб.

Образ Старика родился в уме Цирюльника. Неизменно озабоченный тем, как разнообразить представления, он выдумал старого распутника, который пьет Особое Снадобье от Всех Болезней, а после начинает приставать к каждой встречной юбке.

– И сыграть его должен ты, – сказал он Робу.

– Да ведь я слишком высокий. И молодой чересчур.

– Нет-нет, играть будешь ты, – упрямо повторил Цирюльник. – Я же такой толстый – один взгляд на меня, и все сразу всё поймут.

Они вдвоем провели много времени, присматриваясь к старикам, изучая их прихрамывающую походку, покрой одежды, прислушиваясь, как и о чем те говорят.

– Вот ты представь себе, каково это – чувствовать, что жизнь тебя постепенно покидает, – говорил Цирюльник. – Тебе кажется, что ты всегда сможешь удовлетворить женщину. А ты подумай, что состаришься и уже больше этого не сможешь.

Они смастерили седой парик и накладные седые усы. Морщины на лице никак не сделать, но Цирюльник наложил Робу на лицо средства для ухода за кожей, и лицо стало казаться старым, высохшим от долгих лет под ветром и солнцем. Роб научился ходить скрючившись и прихрамывать, подволакивая правую ногу. А голос он делал выше тоном и говорил неуверенно, словно годы научили его чего-нибудь да опасаться.

Одетый в потрепанную старую накидку Старик появился впервые в Тадкастере, когда Цирюльник расхваливал замечательное свойство Особого Снадобья возвращать силы. С трудом волоча ноги, Старик добрался до помоста и купил пузырек.

– Несомненно, я старый осёл и только выбрасываю деньги на ветер, – произнес он хрипловатым старческим голосом. Не без труда открыв пузырек, выпил содержимое там же, у помоста, и стал медленно пробираться к служанке из трактира (ей заранее все объяснили и деньги заплатили).

– Ах ты, какая красивая! – вздохнул Старик, и девушка, как бы в смущении, отвела глаза. – Не сделаешь ли мне одолжения, милашка?

– Если оно мне по силам.

– А ты просто положи мне на лицо свою руку. Всего лишь мягонькую тепленькую ручку на щеку старика. А-а-ах! – выдохнул он, когда девушка смущенно исполнила его просьбу.