Рю Мураками - Хиты эпохи Сёва Страница 4

Нож он сунул за пояс и прикрыл плащом. Проходя по тесной улочке мимо супермаркета «Ито Йокадо», он заметил коренастую женщину лет под сорок – типичную, даже стереотипную «тетушку», или «оба-сан», которая, судя по всему, направлялась с покупками домой. Оба-сан была одета в старомодное белое платье из полупрозрачной ткани, в руках у нее болтались пластиковые пакеты, набитые моллюсками, упаковками тофу, сельдереем, роллами с карри и черт знает чем еще. Пот катил по лбу женщины и выступал влажными пятнами под мышками, источая странную волну ароматов. Оба-сан изрядно виляла задом при ходьбе, и налившиеся кровью глаза Сугиоки немедленно разглядели в этом призыв: «Трахни меня», – или, скорее, японский вариант: «Ши-те». И действительно, складки платья пониже спины будто образовывали соответствующие иероглифы японской азбуки хирагана:

«Значит, хочешь, чтобы я тебя трахнул?» – мелькнуло в голове у Сугиоки. Он ускорил шаг, чтобы рассмотреть оба-сан поближе. Ему хватило беглого взгляда, чтобы понять: перед ним мерзейшее существо на свете. Раньше самым гадким ему казался бегемот, опорожняющий мочевой пузырь на глазах публики, – зрелище, украсившее память Сугиоки после давней, еще в детстве, поездки в зоопарк. По ногам оба-сан змеились красные и синие вспухшие вены, икры щетинились черной порослью. «Кошмар», – решил Сугиока. На расстоянии полуметра он уже ощущал запах моллюсков из пакета и тут заметил еще одну деталь: несколько длинных жестких волосков, росших прямо из большой черной бородавки на шее оба-сан. «Бедняжка!» – подумал Сугиока, и глаза его наполнились слезами.

Сугиока по-прежнему держался в полушаге от женщины. Теперь они шли вдоль школьной спортивной площадки, где несколько мальчишек играли в футбол. И как раз в тот момент, когда долговязый подросток с номером «6» на майке забил головой мяч в ворота, Сугиока рванулся вперед и ткнулся своим достоинством в задницу оба-сан.

Женщина повернулась, и Сугиока увидел ее лицо.

Пот почти смыл косметику, ноздри трепетали от негодования, небрежно подрисованные брови возмущенно взлетели вверх, а губы скривились, готовые изрыгнуть ругательства. Сугиока сам не заметил, как расплылся в улыбке; его занимал только твердый, словно дерево, стояк. Он еще несколько раз повторил движение бедрами, и оба-сан заверещала, как пожарная сирена:

– А-а-а-а-а! Извращенец! А-а-а-а-а-а! Что ж ты делаешь?! Помогите!

Уязвленный отпором существа, которое он счел низшей формой жизни, Сугиока вдруг почувствовал, как в нос шибануло вонью несвежих устриц, поднимающейся из-под платья оба-сан. В ужасе он выхватил нож, прижал лезвие к вопящей глотке и сделал горизонтальное движение рукой. Горло оба-сан раскрылось, словно второй рот, и оттуда вырвался свистящий звук вместе с фонтаном крови. Сугиока истерически хихикнул и бросился бежать. Обернувшись на ходу, он увидел, как тело оба-сан повалилось на тротуар.

Больше на улице никого не было.

Следы комет

I

Убитую звали Янагимото Мидори. Первым, кто обнаружил ее труп, – вернее сказать, кто заинтересовался лежащим на земле телом, – оказалась ее же подруга Хенми Мидори. После того как Сугиока спешно ретировался, мимо лежавшей в луже пузырящейся крови Янагимото прошло не менее одиннадцати человек, однако все они сделали вид, что не заметили ее. Но как можно не заметить труп на совершенно пустынной улице, где и машин-то почти не было?

Тонкое белое платье Янагимото сплошь покрылось кровавыми разводами. Булочки с соусом карри, которые лежали в одном из пакетов, теперь валялись раздавленные на тротуаре, и вытекший соус напоминал размазанную по бетону блевотину. Сквозь просветы в дождевых облаках пробивалось яркое солнце, и под его лучами рассыпавшиеся моллюски уже начали источать характерный запах гниющей рыбы. Каждый из одиннадцати прохожих бросал быстрый взгляд в сторону Янагимото Мидори и тотчас же отворачивался. Один малыш, правда, ткнул в сторону несчастной пальцем и закричал: «Мама, смотри, тетенька на земле лежит!» – но в то же мгновение мамаша потянула его прочь со словами: «Не смотри туда! Тетя просто играет!» Следом показался ученик подготовительной школы. Первым его побуждением было броситься на помощь и даже вызвать полицию, но на нем была чистая белая рубашка, и, кроме того, он спешил на свидание.

– Прости, оба-сан, – пробормотал он и двинулся дальше.

«Ну не могу же я изгадить в крови рубашку, – думал он в свое оправдание. – К тому же, она вроде еще и обосралась».

Но, поскольку сердце Янагимото Мидори остановилось ровно через пятьдесят секунд после удара ножом, звать полицию или пытаться чем-то помочь не имело решительно никакого смысла. Впрочем, это обстоятельство вряд ли может извинить прохожих, по вине которых произошла неоправданная задержка в обнаружении останков. К тому моменту, когда Хенми Мидори заметила тело подруги и принялась выкрикивать ее прозвище: «Нагии-и-и-и!», Янагимото Мидори уже трудно было опознать. В предсмертных судорогах пострадавшая разодрала ногтями все лицо и рану на горле. Из разреза почти наполовину вылез пищевод и какие-то кровеносные сосуды, язык на добрых десять сантиметров свешивался из раскрытого рта, правый глаз выскочил из орбиты, а в правом кулаке все еще был зажат клок ее собственных волос, вырванных в агонии.

Хенми Мидори наклонилась поближе, чтобы получше рассмотреть лицо убитой, но не выдержала, и ее вырвало прямо в кровавое месиво, что внесло дополнительную сумятицу в и без того сложную картинку преступления. Однако Хенми все же удалось разглядеть важную улику: маленький серебристый значок, упавший с плаща Сугиоки, когда он убегал с места преступления. Не дожидаясь приезда полиции, Хенми Мидори подобрала кусочек металла и бросила его себе в сумочку.

Янагимото Мидори была в разводе и жила одна. Ее бывший муж взял на себя заботу об их единственном сыне, а она нашла приют среди компании подруг, которые называли себя Общество Мидори. Сразу после десяти вечера, когда родственники и знакомые в сопровождении ребенка и бывшего мужа разошлись по домам, Общество постановило провести самостоятельное расследование. Всех его участниц – Хенми, Ивату, Такеучи, Сузуки и Томияму – объединяла та же фамилия, что и у Янагимото: Мидори. Они нашли друг друга в культурных центрах, клубах по интересам и прочих учреждениях подобного рода и, будучи совершенно разными людьми, сходились в одном: они страдали от одиночества и не умели заводить друзей. Общество существовало уже несколько лет, и скрепляла содружество единственная фраза: «Батюшки, да вы тоже Мидори?!»

Этим вечером все участницы горько оплакивали Янагимото Мидори. Время от времени то одна, то другая подавляла рыдания, чтобы произнести: «Ах, что это была за женщина!» или же: «Подумать только, мы больше никогда не услышим, как она поет „Следы комет“!», или: «Мне показалось или ее муж и правда вздохнул с облегчением?» Правда, как обычно и бывало, друг друга никто не слушал. Все эти женщины несомненно принадлежали к жуткому племени «тетушек», оба-сан. Все они родились в середине эры Сёва, всем было под сорок, все приехали в столицу из других городов, окончили среднюю школу либо колледж, все отличались коренастым телосложением и были далеко не красавицами, все тащились от караоке и ни разу не испытали оргазма. В семейной жизни не повезло не только покойной Янагимото: каждая участница общества пережила развод, хотя дети были не у всех. Томияма Мидори выходила замуж три раза и от второго супруга прижила сына; Такеучи Мидори родила в семнадцать, и теперь ее дочь была замужем за иностранцем и жила в Канаде.

Предаваясь своему горю, все пятеро кумушек испытывали доселе неведомое им чувство. И дело было не в осознании печального факта, что рано или поздно они тоже умрут, и не в том, что их потрясла ужасная и неожиданная кончина Янагимото Мидори. Причиной их гнетущей тревоги был не вид ее растерзанного окровавленного платья и не горечь от потери близкого человека, пусть даже они не были особенно близки, а всего лишь собирались вместе и болтали о том, о сем, не слушая друг друга. Нет, всех пятерых оставшихся Мидори терзала мысль, что кто-то посмеялся над ними.

Нельзя сказать, что участницы Общества Мидори испытывали недостаток в мужчинах. И хотя никому из них так и не удалось наладить длительные отношения, они никогда не были одиноки. Мидори относились к тому сорту женщин, которым противна даже мысль о зависимости от кого-либо. Они просто жили, не давая и не получая ни любви, ни заботы, ни дружбы, и так достигли сорокалетнего рубежа. Тут им удалось найти друг друга и создать некое подобие компании единомышленников. Они собирались вместе поболтать, позавтракать в каком-нибудь ресторанчике, попеть в караоке, позагорать и поплавать в бассейне, но никому никогда не приходило в голову интересоваться личной жизнью других товарок. Время от времени одна из них, например Хенми Мидори, начинала рассказывать: «Послушайте-ка! Помните, я говорила, что со мной в офисе работает парень, которого считают сексуально озабоченным? И вот выходим мы с работы, а он забыл свой зонт, а на улице так лило! И чтобы он вконец не промок, я предложила ему пойти рядом со мной под моим зонтиком. Мы и пошли, и тут он вдруг поворачивается ко мне и такой говорит: „Хенми-сан, а не желаете ли потрахаться?“ Нет, вы представляете? Я такая смотрю на него и говорю: „Да как ты смеешь?“ А он мне и отвечает, что, мол, шесть из восьми женщин, которым он предлагал подобное, соглашались. Будто бы от такого прямого подхода женщина сразу же мокнет от возбуждения. А я такая: „Да ничего подобного, тупица!“ Но он, похоже, так и не понял. Мне кажется, что он вообще не способен разделить чью-либо точку зрения, кроме его собственной. Понимаете, что я имею в виду?» Однако никто в компании не обращал на рассказ подруги никакого внимания. Иногда в головах тетушек застревала самая несущественная деталь, вроде слова «зонтик», и тогда одна из подруг подхватывала, впрочем, без всякой связи с предыдущей историей: «Да-да, со мной тоже было похожее, точно! Однажды я забыла зонтик, а этот, как его? Сакакибара, который работает в нашей конторе, – ему уже сорок, и он до сих пор не женат, но на гомика не похож, хотя не возьмусь объяснить, почему мне так кажется, – и вот он встал прямо передо мной, а дождь шел нешуточный, и я подумала, что Сакакибара хочет одолжить мне зонт, а он вдруг стал размахивать им, будто в гольф играет, и едва не попал мне по лицу! Но мне думается, теперь такое случается сплошь и рядом. Столько ненормальных развелось!»