Хроники Заводной Птицы - Мураками Харуки Страница 4

– Я свалилась с мотоцикла. С заднего сиденья, – сказала она как бы между прочим. – Не так давно.

На краю лужайки рос большой дуб. Под ним – два брезентовых шезлонга, на одном разложено голубое пляжное полотенце. На другом лежали нераспечатанная пачка «Хоупа», пепельница с зажигалкой, какой-то журнал и большая магнитола, которая тихонько мурлыкала хард-рок. Девчонка выключила музыку и освободила мне место, переложив все на траву. С шезлонга виднелся пустой дом по другую сторону дорожки – каменная птица, золотарник, металлическая сетка забора. Наверное, девчонка наблюдала за мной все время, что я там простоял.

Участок оказался немаленьким. Здесь имелась просторная пологая лужайка с раскиданными по ней деревьями. Слева от шезлонгов находился большой пруд за низким бетонным бордюром: он подставил солнцу пересохшее дно. Судя по зеленоватому налету, в пруд уже давно не наливали воду. За деревьями стоял старый дом в европейском стиле, довольно миниатюрный. С точки зрения архитектуры – ничего особенного. Внушительно выглядел только ухоженный сад.

– Большой участок, – сказал я, оглядываясь. – Должно быть, следить за ним – мучение.

– Наверное.

– Когда-то мне приходилось подрабатывать стрижкой газонов.

– Правда? – Было ясно, что до газонов ей нет никакого дела.

– Ты все время здесь одна? – спросил я.

– Да. Днем всегда одна. Только утром и вечером заходит женщина, которая делает уборку. Все остальное время больше никого. Выпьете чего-нибудь холодного? У нас есть пиво.

– Да нет, спасибо.

– Не стесняйтесь.

Я покачал головой.

– А в школу что – не ходишь?

– А вы что – на работу не ходите?

– Я не работаю.

– Что, безработный?

– Типа того. Уволился несколько недель назад.

– А кем работали?

– В адвокатской конторе, по разным делам. Ездил по учреждениям за документами, наводил порядок в бумагах, проверял судебные прецеденты, занимался судопроизводством… в таком роде.

– И уволились?

– Ага.

– А жена ваша работает?

– Работает.

Голубь напротив закончил ворковать и, похоже, куда-то провалился. Я вдруг заметил, что вокруг повисла мертвая тишина.

– Вон там как раз и есть кошачий проход, – сказала девчонка, ткнув пальцем в дальний край лужайки. – Видите мусоросжигатель во дворе у Такитани? Там они вылезают, переходят по газону, ныряют под калитку и перебегают в сад на той стороне. Маршрут все время один и тот же.

Она сдвинула очки на лоб, прищурившись посмотрела вокруг, водрузила их на место и выпустила изо рта облачко дыма. За это время я успел заметить у ее левого глаза ссадину сантиметра в два – рана глубокая, из тех, что оставляют шрам на всю жизнь. Черные очки, видно, должны были ее прикрывать. Лицо девчонки особой красотой не отличалось, но что-то в нем привлекало: может быть, живые глаза или необычной формы губы.

– Вы слыхали про Мияваки? – спросила она.

– Нет, а что?

– Они жили в том доме. Очень приличные люди. Две дочери, обе ходили в крутую частную школу. У Мияваки было несколько семейных ресторанов.

– А что ж уехали?

Девчонка поджала губы, словно хотела сказать: а я почем знаю?

– Может, в долгах запутался. В одну ночь исчезли – будто сбежали. Наверно, год тому назад. Теперь все зарастает сорняками, кошки вот развелись. Мать все время жалуется.

– Неужели так много кошек?

Не выпуская изо рта сигарету, девчонка посмотрела на небо.

– Причем всех видов. Некоторые линяют, попадаются одноглазые… вместо глаза какой-то комок мяса. Бр-р-р!

Я кивнул.

– У меня есть родственница – у нее на каждой руке по шесть пальцев. Чуть постарше меня. Рядом с мизинцем – еще один палец, маленький, как у младенца. Она так научилась его подгибать, что большинство людей ничего не замечают. А вообще она очень хорошенькая.

Я снова кивнул.

– Это что-то наследственное, да? Как это называется… передается с генами.

Я сказал, что не очень разбираюсь в генетике.

Девчонка помолчала. Я сосал карамельку и таращился на кошачью тропу. Никто не появлялся.

– Вы в самом деле не хотите пить? – спросила она. – Пойду принесу колы.

– Мне ничего не надо, – ответил я.

Она встала с шезлонга и исчезла в тени деревьев, чуть волоча поврежденную ногу. Я поднял с травы ее журнал и полистал его. Совсем не ожидал, что он окажется журналом для мужчин, таким… ежемесячным. На развороте красовалась женщина в тонких трусиках, через которые просвечивали все ее прелести: восседала верхом на стуле в нелепой позе, широко расставив ноги. Я положил журнал на место, сложил руки на груди и снова сосредоточился на кошачьей тропе.

Прошло немало времени, прежде чем девушка вернулась со стаканом колы в руках. Послеполуденная жара донимала. Долго просидев на солнце, я чувствовал, как заплывают мозги. Меньше всего мне хотелось думать.

– Скажите, – сказала она, возвращаясь к прежней теме, – если бы вам нравилась девушка, а у нее оказалось шесть пальцев, что бы вы сделали?

– Продал бы ее в цирк, – ответил я.

– Что, серьезно?

– Нет, конечно, – сказал я. – Шучу. Думаю, меня бы это не очень волновало.

– Даже если бы это могло передаться вашим детям?

Я немного подумал.

– Нет, для меня это, правда, не важно. Что плохого в лишнем пальце?

– А если бы у нее было четыре груди?

Я снова задумался.

– Не знаю.

Четыре груди? Этот разговор может продолжаться до бесконечности. Я решил сменить тему.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать, – ответила она. – Только что исполнилось. Перешла в повышенную школу[2].

– Давно на занятия не ходишь?

– Нога еще болит, если много ходить. Потом эта ссадина у глаза. В школе все уже достали. Если узнают, что я грохнулась с мотоцикла, начнут болтать: то да се. Поэтому считается, что я «отсутствую по болезни». Можно год пропустить, ничего страшного. В следующий класс я не тороплюсь.

– Понятно.

– Ну, так что? Вы вот говорили, что женились бы на девушке с шестью пальцами, но четыре груди вам не подходит…

– Я не говорил, что не подходит. Я сказал: не знаю.

– Чего не знаете?

– Не знаю… мне трудно такое представить.

– А с шестью пальцами можете представить?

– Конечно. Думаю, да.

– Какая разница? Шесть пальцев или четыре груди?

Я подумал еще немного, но вразумительного ответа не нашел.

– Я задаю слишком много вопросов?

– А что, тебе такое говорят?

– Случается.

Я снова стал смотреть на кошачью тропу. Какого черта я здесь делаю? За все время не показалось ни одной кошки. Не отнимая от груди рук, я на полминуты закрыл глаза. Я истекал потом. Все тело обливали солнечные лучи, наполненные необыкновенной тяжестью. Кусочки льда в стакане девчонки при каждом ее движении позвякивали, как колокольчик на шее коровы.

– Можете поспать, если хотите, – прошептала она. – Как только кот появится, я вас разбужу.

Не открывая глаз, я кивнул.

Воздух был неподвижен, вокруг стояла полная тишина. Голубь уже улетел куда-то за тридевять земель. Я раздумывал о женщине, что позвонила мне. Неужели мы знакомы? Ее голос и манера говорить даже отдаленно никого не напоминают. Но меня она точно знает. Мне казалось, что я вижу перед собой сцену, написанную де Кирико: длинная тень женской фигуры тянется ко мне через пустую улицу, а сама женщина задвинута далеко за пределы моего сознания. У моего уха, не смолкая, тренькал колокольчик.

– Вы спите? – спросила девчонка; ее голос звучал еле-еле: я даже не был уверен, действительно ли слышу его.

– Нет, не сплю, – ответил я.

– Можно мне поближе? Мне… легче говорить тихо.

– Не возражаю, – сказал я, по-прежнему не открывая глаз.

Она двигала свой шезлонг, пока тот сухо и деревянно не стукнулся о мой.

Странно, но голос девушки звучал по-разному – в зависимости от того, открыты у меня глаза или закрыты.