Сын цирка - Ирвинг Джон Уинслоу Страница 48

— По-моему, это — настоящее чудо! Увидев такое, даже я стану христианином! — скажет доктор.

В менее игривом настроении Фарук изводил супругу длинными рассказами о святой инквизиции в Гоа, когда религиозное рвение миссионеров, пришедших с португальцами, выразилось в насильственном обращении в христианство, в конфискации имущества индийцев, уничтожении индийских храмов, сжигании еретиков, а также в организации пышных манифестаций, демонстрирующих религиозную преданность верующих. Вероятно, старому Ловджи понравились бы рассуждения сына в столь безбожном стиле. А Джулию это раздражало. В такие моменты Фарук очень напоминал своего отца. Миссис Дарувалла суеверно пугалась, когда при ней оскорбляли религиозные чувства.

— Я же не издеваюсь над тем, что ты не веришь в Бога, так что не возлагай на меня вину за действия инквизиции и оставь в покое палец бедного святого Франциска, — выговаривала она мужу.

Доктора включили

Фарук и Джулия лишь изредка действительно ругались друг с другом, но оба ценили дружескую шутку и розыгрыш. Из-за того, что на людях они не пытались сдерживать беззлобных перебранок, обычные наблюдатели могли увидеть в них довольно скандальную парочку. Во всяком случае именно так думал персонал гостиницы, официанты или печальная супружеская чета за соседним столиком, которым нечего было сказать друг другу. В 60-х годах, когда Даруваллы путешествовали всей семьей, к общему шуму добавился холерический темперамент трех их дочерей. Поэтому собираясь в отпуск, семья отклонила несколько приглашений и не поселилась на удобных виллах у друзей в Старом Гоа. Было принято мудрое и дипломатичное решение — не отягощать другие семьи, учесть, что они представляют собой довольно шумное скопище людей. Существовала еще одна скрытая причина их выбора — доктор любил поесть в любое время суток. Продлив жизнь хрупкому португальскому фарфору своих друзей и их мебели из красного дерева, семья остановилась в одном из отелей на берегу, где все выглядело отнюдь не новым, но где дети ничего не могли разбить и где никого не шокировал ненасытный аппетит Даруваллы. Обслуживающий персонал в потрепанной униформе совсем не обращал внимания на перебранки Фарука и Джулии, не говоря уже о безразличных ко всему миру клиентах отеля. Готовили там хотя и не очень вкусно, но обильно, продукты были свежие, а номера выглядели почти чистыми. В конце концов главным здесь было не это, а близкий пляж.

Отель «Бардез» назвал доктору один из молодых членов клуба Дакуорт. Фарук не мог вспомнить точно, кто же хвалил ему этот отель и по какому поводу, в памяти у него остались только обрывки рекомендаций. Жили там в основном европейцы, и Фарук подумал, что это понравится Джулии и поможет Джону Д чувствовать себя свободно. Жена высмеивала его тезис о свободе, заявляя, что абсурдно предполагать, будто молодой человек может чувствовать себя свободнее, чем он уже чувствует. Что же касалось европейских туристов, то они представлялись ей людьми того сорта, с которыми Джулии не хотелось бы общаться. Постояльцы были отнесены к «низшему сорту» даже по стандартам Джона Д. Видимо, обучаясь в цюрихском университете, Джон Д так же морально раскрепостился, как и другие студенты.

В семейном коллективе Джон явно выделялся крепким телосложением, спокойной манерой поведения, особенно на фоне дочерей Фарука. Хотя они не оставили без внимания необычных европейских туристов, однако льнули к Джону Д, поскольку он выступал в роли защитника их безопасности, когда молодые мужчины или женщины в тесемочных юбках-бикини оказывались с ними рядом. На самом деле их притягивало к семье Дарувалла желание получше рассмотреть Джона, тонкая красота которого выделяла его среди всех молодых людей, а 19-летних в особенности.

Даже Фарук любовался Джоном. От Джамшеда и Джозефины он знал, что юношу больше всего интересовало театральное искусство, особенно драматические роли. Однако глядя на Джона, Фарук думал, что брат и его жена ошибаются. Джулия поддержала его. Именно она первая сказала, что Джон Д выглядит, как кинозвезда, что на него хочется смотреть, даже когда он ничего не делает или ни о чем не говорит. К тому же по виду Джона невозможно определить его возраст.

Когда он чисто выбривал лицо, кожа у него оказывалась настолько гладкой, что он выглядел намного младше девятнадцати лет, почти мальчишкой. Но один день без бритвы делал его 25 — 28-летним мужчиной, здравомыслящим, самоуверенным и даже опасным.

— И ты это подразумеваешь, когда говоришь «кинозвезда»? — спросил Фарук жену.

— Это именно то, что привлекает женщин. Он в одно и то же время и мужчина и мальчик, — честно призналась Джулия.

В первые дни отпуска доктор оказался слишком занят, чтобы подумать о потенциальных возможностях Джона в роли кинозвезды. Джулия заставила мужа понервничать, вынуждая его вспомнить, кто же из членов клуба рекомендовал ему отель «Бардез». Разумеется, занятно наблюдать весь этот европейский сброд и колоритных местных жителей, но что, если другие члены клуба тоже отдыхали в этом же отеле? Джулия сказала, что в таком случае они словно бы и не уезжали из Бомбея.

Доктор нервно осматривал отель в поисках заблудившихся членов клуба Дакуорт. Он боялся, как бы супруги Сорабджи загадочным образом не материализовались в кафе-ресторане, как бы чета Баннерджи не выплыла на берег из Аравийского моря, или муж и жена Лал не выпрыгнули внезапно из-за пальмы, чтобы удивить его. А Фаруку хотелось побыстрее успокоиться, сосредоточиться и целиком отдаться литературному творчеству. Он уже давно испытывал такое желание.

Отпуск принес доктору новое разочарование — чтение уже не доставляло ему такого наслаждения, как раньше. Проще было смотреть кино, лениво следить за меняющимися изображениями на экране. Фарук очень гордился тем, что поддерживал интеллектуальную марку и не смотрел индийские фильмы, эти отбросы индийского кинематографа, белиберду из песен и насилия. Однако его захватывали неряшливо отснятые европейские и американские боевики, привлекал крутой киномусор, где все актеры белокожие, мускулистые, бесстрашные.

То, что нравилось Дарувалле на киноэкране, находилось в резком противоречии с тем, что нравилось читать его жене. С собой на каникулы Джулия захватила автобиографию английского писателя Энтони Троллопа. Жене нравилось зачитывать ему вслух захватившие ее абзацы — хорошо написанные, занятные или берушие за душу. Однако предвзятое отношение Фарука к Диккенсу перешло и на Троллопа, чьи романы он никогда не одолевал до конца, и чью автобиографию даже и не думал начинать читать. Джулии преимущественно нравилась художественная беллетристика, однако ее муж предполагал, что автобиография романиста — это тоже своего рода беллетристика, поскольку любой писатель не удержится от искушения приукрасить ее.

Увлечение жены заставило доктора задуматься о собственных нереализованных творческих способностях. Если он почти совсем перестал читать, то почему бы не попробовать самому написать что-нибудь? Не автобиографию — это удел людей, уже пользующихся известностью, тех, кто, по мнению Фарука, прожил богатую приключениями жизнь. А доктора никто не знал, жизнь его не содержала ничего захватывающего, и писать автобиографию не имело смысла. Тем не менее доктор подумал, что стоит тайком просмотреть Троллопа, когда жена этого не увидит. Вдруг книга даст ему хоть немного вдохновения, хотя в этом Фарук сильно сомневался.

К сожалению, другой книгой, которую взяла с собой его жена, оказался роман, вызвавший у него некоторую тревогу. Он уже пролистал книгу — содержание ее полностью посвящалось сексу. В дополнение к этому Дарувалла ничего не слышал об этом авторе, что напугало его так же сильно, как и явная эротика романа. Книга относилась к разряду искусно составленных, хорошо написанных романов, и это только усиливало тревогу доктора.

Обычно Дарувалла начинал читать романы с раздражением и нетерпеливо. В отличие от жены, читавшей текст вдумчиво, медленно, словно наслаждаясь, Фарук быстро проглядывал книгу, составляя в уме список мелких замечаний автору, до тех пор, пока не находил в тексте что-нибудь, убеждавшее его, что это — достойная книга. В ином случае он доходил до какой-либо грубой ошибки или явно скучных описаний и на этом чтение кончалось. Составляя для себя плохое мнение о романе, он придирался к Джулии за то, что она получала явное удовольствие от этого произведения. Читательские интересы его супруги казались безграничными, она прочитывала до конца почти все, что начинала. Дарувалла не понимал такой ненасытности.