Можете жаловаться - Юрий Андреевич Арбат Страница 2

Перед женщиной-администратором друзья предстали улыбающимися. Их не смутила давно знакомая всем приезжающим фраза:

— Мест нет.

Они продолжали улыбаться, как будто не слышали безнадежного приговора, дружно полезли в карманы, достали паспорта, молча протянули администратору и только после этого позволили издать несколько звуков, ясно доказывавших, что говорить они — увы! — не могут, так же как ничего и не слышат.

— А!.. воскликнула администратор, решив, что она особа догадливая. Затем сняла с крючка ключ, сначала показала пальцем номер, потом жестом же объяснила, что комната наверху.

Спали инженеры божественно: за долгие годы путешествий еще никогда в гостинице не царила такая полная тишина, как будто нм дали место в санатории.

Некоторые сверхпроницательные жители города С., прочитав эти строки, могут подумать: «А вдруг имеются в виду главный инженер облстройтреста и его первый заместитель? Ведь и зовут их так же: Александр Петрович и Николай Васильевич».

Разъясняю: нет, нет и нет! Руководящие товарищи из строй-треста не раз бывали в тихом городе С., отлично знают, что и где там строится. И гостиницу они поэтому искать не станут: на ночевку их сюда и калачом не заманишь. Познакомятся с безрадостным состоянием строительства, выдержат натиск жалобщиков, отдадут распоряжения, а чуть начнет смеркаться, — усаживаются в персональную машину и — фюить! — в родной областной центр. Только их здесь и видели!

Так что совпадение имен и отчеств у начальства и двух инженеров, притворявшихся глухонемыми, — это чистая случайность.

ДЕТАЛЬ

Когда товарища Бубенчикова звали еще не Сергеем Николаевичем, а просто Сережей, про него говорили:

— Посмотрите на эту рожицу: ох, должно быть, и хитрый парень!

А когда Сергей Николаевич вошел, так сказать, в полную силу, его после первой же встречи нередко характеризовали:

— Ну, этот парень себе на уме: пальца в рот не клади.

Именно выражение лица и послужило началом всей истории, которую я хочу рассказать.

Представьте себе тесную цеховую конторку металлургического завода. Три стола. За тем столом, на котором стоит телефон, развалилась конторщица Муся, довольно нахальная девица, мечтающая о чем-то таком, что не имеет никакого отношения к заводу: то ли о завтрашней прическе, то ли о вчерашней вечеринке. Возле второго стола, у большого окна, стоял и смотрел на заводской двор Иван Христофорович, человек уже немолодой, меланхолический и медлительный, по должности заместитель начальника цеха, по прозванию «Минуточка». Третий стол пустой, а когда он бывает занят, именно за ним работает тот самый, хитрый на вит Сергей Николаевич Бубенчиков, недавно поступивший на завод нормировщиком.

Излишне добавлять, что сакраментальная фраза о хитром парне, которому пальца в рот не клали, сразу же и чуть ли не хором была произнесена соседом и соседкой по комнате.

Однако на первых порах поведение Сергея Николаевича находилось для Ивана Христофоровича и особенно для Муси в непонятном противоречии с его коварной наружностью. Нормировщик сидел в своем уголке тише воды, ниже травы, ко всему присматривался и только один-единственный раз на производственном сове-танин намекнул на некоторые замеченные нм недостатки, в частности на грубое обращение Муси с рабочими.

Однако для Муси эта критика как с гуся вода.

Вот и теперь сидела девица возле надрывающегося телефона, и настойчивые звонки ее отнюдь не беспокоили.

Даже Иван Христофорович не выдержал.

— Муся, — с обычной деликатностью сказал он, — телефон.

Муся очнулась и ответила в обычном тоне:

— Слышу. Не глухая.

Она спокойно сняла трубку и положила ее на стол. В мембране что-то рокотало.

Ивану Христофоровичу пришлось напомнить:

— Ведь там человек ждет.

Муся лениво ответила:

— Ну и пусть ждет. Ничего с ним не сделается.

Она наклонила голову, прислушалась и недобро усмехнулась.

— Вот надрывается, ненормальный.

В следующее мгновение комната наполнилась криком. Это Муся начала свою обычную беседу:

— Ну что вы вопите? Что вы вопите?! Какое предложение? У нас их сотни, и все рационализаторские. Откуда я могу знать вашу фамилию?! Сидоренко? Ах, Сидоренко! Еще нет заключения.

Она с треском положила трубку на место. Но тут же снова зазвонил телефон, и все началось сначала:

— Да, да. Я уже вам сказала, Сидоренко. Вы что, глухой? А знаете пословицу, «На всякое хотенье есть терпенье»?

И, не слушая рокотания в трубке, обозначавшего, что собеседник еще продолжает что-то доказывать, Муся решительно положила трубку и вышла из конторки.

А Иван Христофорович подумал, что нехорошо Муся разговаривает по телефону, да и не только по телефону, что правильно отметил и покритиковал новый нормировщик Сергей Николаевич.

В эту минуту в контору, как вихрь, ворвалась запыхавшаяся Муся.

— Все ясно, — сказала она. — Все.

— Минуточку, — прервал ее Иван Христофорович. — Что именно?

Еще не отдышавшись, Муся трагическим жестом, подсмотренным у заводских драмкружковцев, указала на пустой стул нормировщика.

— Этот, как его, Колокольчиков или Бубенчиков, про нас написал.

— Минуточку. Ничего не понимаю. Куда написал? Что написал?

Муся презрительно поджала губы: вот, дескать, бестолковый.

— Что — это еще не выяснено. Но догадаться можно: не объяснение в любви, а совсем даже наоборот.

И горестно опустилась на стул.

— Ох, чуяло мое сердце! Как взглянешь на него, так и подумаешь: хитрит парень. Уж не то что этот растяпа Сидоренко.

И передразнила:

— «Вас беспокоит Сидоренко», «Будьте любезны…»

Обратилась тоном спокойным, даже, можно сказать, обреченным:

— Знаете, куда он пошел?

— В конструкторское?

— Знаете? С чем вас и поздравляю!

— Минуточку! Что ж тут особенного? — искренне удивился Иван Христофорович.

Муся стала растолковывать, как ребенку:

— Ой, боже ж мой! Святая простота! Ну слушайте. Вижу я: оглянулся Бубенчиков — и шасть туда. Я сделала вид, что и мне в конструкторское. Наклонился наш Бубенчиков к Ануфриеву и так горячо, так горячо ему что-то зашептал. А потом бумажку сунул. Я бочком, бочком — поближе. Вижу: Ануфриев головой закивал. Слышу: «Продвинем, — говорит, — ваше сочинение». — Муся торжественно, но с прежней обреченностью спросила: — Ясная картина?

— Ничуть не ясная. Ну, отдал Ануфриеву какое-то свое сочинение.

— Да вы что? Или забыли, кто Ануфриев?

— Инженер.

— Это неважно. А по нагрузке — редактор стенгазеты.

Иван Христофорович задумчиво почесал затылок и стал соображать:

— Погоди, погоди.

— А что мне годить? Нормировщик написал разоблачительную заметку.

— Минуточку… Знаешь, ты права. И потому плохо твое дело. Сколько раз