Смех, да и только!.. - Владимир Константинович Константинов Страница 9

— Может, тряхнете стариной? — сказал нам Павел Васильевич. — Понимаю, четверть века прошло, вы теперь только комедии пишете, но по старой-то дружбе, а?

И мы тряхнули — по дружбе. Утром тряхнули, а вечером он уже их исполнял. И без всякого цензора:

Помню, лозунг был в районе:

«Мы Америку догоним!»

Да чего там вспоминать —

Нам бы Африку догнать!

По статистике последней

Есть успехи кое в чем:

Мы едим всех меньше в среднем,

Но зато всех больше пьем.

Мастер-кровельщик из Штатов

В нашем СМУ работал год,

В результате «кроет» матом,

А железо продает.

Если бы четверть века назад нам сказали такое, мы бы умерли от смеха!

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ТАКТ

«Театр — это университет жизни», — сказал кто-то из великих. Не будем спорить с этим, хотя некоторые театры можно было бы причислить к учебным заведениям рангом пониже, скажем, к средней школе или ремесленному училищу. Дело не в этом! Театр действительно учит жить. И учит не только зрителей, но и драматургов. Лично нас он научил многому.

Если согласиться с тем, что театр — университет, то самым главным факультетом в нем будет факультет дипломатии, а самым главным предметом — дипломатический такт. Лично мы «столкнули» этот предмет, как говорят студенты, только со «второго» захода…

В 1962 году Ленинградский театр музыкальной комедии поставил нашу оперетту «Олимпийские звезды». Музыку к ней написал замечательней советский композитор Василий Павлович Соловьев-Седой.

Василия Павловича очень любили ленинградцы, и на премьере было море поклонников и океан цветов. Мы были на седьмом небе от счастья. Но умудренный опытом Василий Павлович спустил нас с небес на землю: «Подождите два-три спектакля, когда схлынут ваши родственники и мои друзья и придет рядовой зритель — не по контрамаркам, а по билетам».

Он оказался прав. Даже его прекрасная музыка не могла прикрыть многочисленные бреши нашей первой в жизни пьесы. Несмотря на громкое имя Соловьева-Седого, кроме Ленинграда, пьесу поставил только Волгоград. Узнав об этом, он пошутил: «Кажется, есть надежда, что ее будут ставить только города-герои— они и не такое выдержали!»

И вдруг мы узнали, что ее поставил город N. Причем постановщик написал нам, что он решил спектакль совершенно по-новому.

Заинтригованные, мы все втроем отправились на премьеру. Последствия этого культпохода были ужасны. Но сперва — небольшой экскурс в опереточную драматургию. Дело в том, что наш спектакль шел назавтра, а в день приезда нам пришлось посмотреть оперетту К. Листова «Севастопольский вальс».

Любители оперетты, очевидно, помнят ее сюжетную коллизию: 1942 год, Севастополь, отряд морской пехоты готовится к неравному бою. Именно в эту минуту командир отряда лейтенант Аверин получает письмо от любимой жены. Не выдержав разлуки, она уходит к благоустроенному тыловику. В оркестре звучит трагическая музыка, и артист, играющий Аверина, хватается за сердце. Влюбленная в него молоденькая санитарка Любаша подает ему-солдатскую флягу с живительной пресной водой. Благодарный лейтенант обещает Любаше станцевать с ней первый вальс после победы и уходит в бой. В тот самый день, когда после войны он появляется в Севастополе, туда же приезжает на гастроли его бывшая жена — певица из филармонии. И когда в Доме офицеров после ее концерта начинаются танцы, она, не дожидаясь, когда Аверин пригласит на вальс Любашу, приглашает его сама. Слабонервные зрители в этом месте достают носовые платки. Их нетрудно понять! Как же можно бросить молодую красивую Любашу, чья верная любовь вдохновила лейтенанта на боевые подвиги, и пойти танцевать с не очень молодой да к тому же неверной супругой?

На этой сцене кончается второй акт. Ну а в третьем зрители с лихвой вознаграждаются за все переживания. Аверин наконец-то влюбляется в Любашу и танцует с ней севастопольский вальс.

Несколько ироническим изложением сюжета мы ничуть не хотели умалить достоинства пьесы, которая много лет с успехом шла в театрах. И неизменно симпатии зрителей были на стороне Любаши, а предавшая любовь певица активно осуждалась зрительным залом.

Настроенные на такого рода переживания, мы начали смотреть спектакль. Отзвучала увертюра, открылся занавес, моряки затянули бодрую песню, и Аверин начал читать то самое роковое письмо. Как только он схватился за сердце, со спасительной флягой появилась санитарка Любаша.

В этом месте мы, как по команде, вздрогнули и переглянулись. Вместо молоденькой симпатичной девушки по сцене шагала солидная дама, едва вмещавшаяся в солдатскую гимнастерку. Даже не имея под рукой ее паспортных данных, можно было сказать, что эта «юная санитарка» годится лейтенанту в мамы… А если посмотреть в бинокль — то и в бабушки.

С этой минуты пьеса «зазвучала по-новому»…

Все симпатии зала мгновенно завоевала бывшая жена лейтенанта, тем более что ее играла молодая симпатичная блондинка с большущими голубыми главами и отличной фигурой. И когда Аверин вместо Любаши пригласил на вальс бывшую супругу, зрители облегченно вздохнули, и их нетрудно было понять. Как же можно танцевать пусть даже, с преданной и верной, но такой некрасивой и немолодой санитаркой, когда рядом пусть даже не очень верная, но зато такая молодая голубоглазая певица!

В третьем акте, когда Аверин возвращается к Любаше, слабонервные зрительницы, не скрывая разочарования, плакали навзрыд.

Когда опустился занавес и в зале зажегся свет, к нам в ложу вошел режиссер.

— Ну, как вам наша Любаша? — интимно подмигивая, спросил он.

Умудренный опытом Василий Павлович сделал вид, что не расслышал вопроса. А мы — молодые и горячие — бросились в бой:

— Это ужасно!

— Это возмутительно! — кричал другой. — Неужели в театре не нашлось молодой симпатичной актрисы? Почему Любашу играет такая грымза? Где вы ее откопали? Кто эта актриса?..

Покрасневший как рак режиссер с трудом выдавил из себя три слова, от которых покраснели уже мы: «Это моя жена!»

Вот так мы завалили свой первый театральный экзамен. Завалили без права пересдачи. Ни одна из наших пьес больше не ставилась в этом городе. Говорят, главный до сих пор нервно вздрагивает при упоминании наших фамилий. Ну, а мы до сих пор благодарны ему за науку.

Стоит нам только увидеть в каком-нибудь театре пожилую актрису, исполняющую роль