Сквозь тайгу - Арсеньев Владимир Клавдиевич Страница 10

Около самой воды над какой-то грязью во множестве держались бабочки средней величины кирпично-красного цвета с темными пятнышками на крыльях. Они все время то раскрывали, то закрывали крылышки, и тогда чешуйки на них переливались синими и лиловыми тонами.

Иногда над рекой пролетали дивной красоты махаоны с черно-синими передними и изумрудно-синими с металлическим блеском задними крыльями. Последние имели длинные отростки на концах. Все же здесь на Анюе они не достигали таких размеров, как в Южно-Уссурийском крае.

Из царства пернатых я заметил крохалей. Было как раз время линьки. Испуганные птицы не могли подняться на воздух. Несмотря на быстроту течения реки, они удивительно скоро перебегали вверх по воде, помогая себе крыльями, как веслами.

Случайно я поднял глаза к небу и увидел двух орлов: они плавно описывали большие круги, поднимаясь все выше и выше, пока не превратились в маленькие точки. Трудно допустить, чтобы они совершали такие заоблачные полеты в поисках за кормом, трудно допустить, чтобы оттуда они могли разглядеть добычу на земле. По-видимому, такие полеты являются их органической потребностью.

На обратном пути я увидел трясогузку. Миловидная птичка стояла на камешке около самой воды и грациозно помахивала своим хвостиком. Вдруг она поднялась на воздух и как-то странно стала летать, то бросаясь вперед, то держась на одном месте и трепеща крыльями. Трясогузка ловила какое-то насекомое. Видно было, как она старалась схватить его и как будто клевала воздух. По-видимому, трясогузка или поймала насекомое, или испугалась меня, потому что вдруг бросилась в сторону и полетела вдоль берега, то снижаясь к воде, то снова поднимаясь кверху. Около полудня я возвратился на бивак и занялся вычерчиванием съемки.

Выйдя из палатки, я увидел, что Чжан-Бао и удэхеец Маха куда-то собираются. Они выбрали лодку поменьше и вынесли из нее на берег все вещи, затем положили на дно ее корье и охапку свеженарезанной травы. На вопрос мой, куда они идут, Чжан-Бао ответил:

– Фан-чан Да-лу (оленя стрелять).

Я высказал желание присоединиться к ним. Он передал мою просьбу удэхейцу, тот мотнул головой и молча указал мне место в середине лодки. Через минуту мы уже плыли вверх по Анюю, придерживаясь правого берега реки.

Смеркалось… На западе догорала последняя заря. За лесом ее не было видно, но всюду в небе и на земле чувствовалась борьба света с тьмою. Ночные тени неслышными волнами уже успели прокрасться в лес и окутали в сумрак высокие кроны деревьев. Между ветвями деревьев виднелись звезды и острые рога полумесяца.

Через полчаса мы достигли протоки Ачжю. Здесь мои спутники остановились, чтобы отдохнуть и покурить трубки. Удэхеец что-то тихонько стал говорить китайцу; указывая на протоку, и дважды повторил одно и то же слово: «Кя(н)га». Я уже начинал понемногу овладевать языком удэхейцев, обитающих в Уссурийском крае, и потому без помощи переводчика понял, что дело идет об охоте на изюбра, который почему-то должен был находиться в воде. За разъяснениями я обратился к Чжан-Бао. Он сказал, что в это время года изюбры спускаются с гор к рекам, чтобы полакомиться особой травой, которая растет в воде по краям тихих лесных проток. Я попросил показать мне эту траву. Удэхеец вылез из лодки и пошел искать ее по берегу. Через минуту он вернулся и на палке принес довольно невзрачное растение с мелкими листочками. Это оказался водяной лютик.

Покурив трубку, Чжан-Бао и Маха нарезали ножами древесных веток и принялись укреплять их по бортам лодки, оставляя открытыми только нос и корму. Когда они кончили эту работу, последние отблески вечерней зари погасли совсем; воздух заметно потемнел, и на землю стала быстро спускаться темная ночь.

– Капитан, – обратился ко мне Чжан-Бао, – твоя сиди тихо, говори не надо.

Затем мы разместились так: сам он сел впереди с ружьем, я посредине, а удэхеец – на корме с веслом в руках. Шесты были положены по сторонам, чтобы они по всякую минуту были под руками. Когда все было готово, Маха подал знак и оттолкнул веслом челнок от берега. Лодка плавно скользнула по воде. Еще мгновение, и она вошла под темные своды деревьев, росших вперемежку с кустарниками по обеим сторонам протоки. Удэхеец два раза гребнул веслом и затем предоставил нашу утлую ладью течению. Не вынимая весла из воды, он легким, чуть заметным движением руки направлял ее так, чтобы она не задевала за коряжины и ветви деревьев, низко склонившихся над протокой. Сначала мне показалось, что лодка стоит на месте, но вскоре я заметил, что берег медленно двигается нам навстречу. Темные силуэты кустов и бурелом, нанесенный бог знает откуда водою, один за другим появлялись из темноты и бесшумно, словно привидения, проходили, скрываясь снова за поворотом протоки.

Ночь была необычайно тихая. В великом безмолвии чувствовалось какое-то напряжение.

Чжан-Бао весь превратился в слух и внимание; я сидел неподвижно, боясь пошевельнуться, удэхейца совсем не было слышно, хотя он и работал веслом. Лодка толчками продвигалась вперед и легонько покачивалась на воде. Впереди ничего не было видно, и в тех случаях, когда мне казалось, что протока поворачивает направо, удэхеец направлял лодку в противоположную сторону или шел прямо в кусты. Удэхеец хорошо знал эти места и вел лодку по памяти. Один раз Чжан-Бао сделал мне какой-то знак, но я не понял его. Вслед за тем Маха положил мне весло на голову и слегка надавил им. Я тогда сообразил, в чем дело, и едва успел пригнуться, как совсем близко надо мною пронесся сук большого дерева, растущего в сильно наклоненном положении. Лодка нырнула в темный коридор, одна ветка больно хлестнула меня по лицу. Я закрыл глаза; кругом слышался шум волн, и вдруг все сразу стихло. Я оглянулся назад и среди зарослей во мраке не мог найти того места, откуда мы только что вышли на широкий спокойный плёс. Он показался мне сначала озером, но потом я ясно различил оба берега, покрытых лесом. В это время Чжан-Бао легонько толкнул челнок рукою в правый борт; удэхеец понял этот условный знак и тотчас повернул лодку к берегу. Через минуту она тихонько скрипнула дном по песку. Я хотел было спросить, в чем дело, но, заметив, что мои спутники молчат, не решился говорить и только осторожно поправил свое сиденье.

Берег, к которому мы пристали, был покрыт высокими травами. Среди них виднелись какие-то крупные белые цветы, должно быть пионы. За травой поднимались кустарники, а за ними – таинственный и молчаливый лес.

Вдруг направо от нас раздался шорох, настолько явственный, что мы все трое сразу повернули головы. На минуту шум затих, затем опять повторился, на этот раз еще явственнее. Я даже заметил, как колыхалась трава, словно кто шел по чаще, раздвигая густые заросли. При той тишине, которая царила кругом, шум этот показался мне очень сильным. Чжан-Бао приготовил ружье и караулил момент, когда животное покажется из травы, но удэхеец не стал дожидаться появления непрошеного гостя: он проворно опустил весло в воду и, упершись им в песчаное дно, плавным, но сильным движением оттолкнул лодку на середину протоки. Течение тотчас подхватило ее и понесло снова вдоль берега. Отойдя метров двести от места первого причала, мы опять подошли к зарослям. Только что лодка успела носом коснуться берега, как опять послышался шорох в траве. Тогда Чжан-Бао два раза надавил на левый борт лодки. По этому сигналу удэхеец, отведя немного лодку от берега, стал бесшумно сдерживать ее веслом против воды, время от времени отдаваясь на волю течения. Шум по берегу в зарослях следовал параллельно нам. Стало ясно, что таинственный зверь следил за нашей лодкой. Потом он стал смелее, иногда забегал вперед, останавливался и поджидал, когда неизвестный предмет, похожий на плавник с зелеными ветвями, поравняется с ним, и в то же время он чувствовал, быть может, и видел, что на этом плывущем дереве есть живые существа.

Я не спускал глаз с берега и по колыхающейся траве старался определить местонахождение зверя. Один раз мне показалось, что я вижу какую-то длинную тень, но я не уверен, что это действительно было животное. Вдруг Чжан-Бао шевельнулся и стал готовиться к выстрелу. Впереди, шагах в двухстах от нас, кто-то фыркал и плескался в реке.