Владимир Ходанович - Екатерингоф. От императорской резиденции до рабочей окраины Страница 11

Уже после высадки у Ораниенбаума некоторые офицеры брали отпуск и уезжали из полков.

Кстати, были и офицеры, приехавшие в Петербург до того, как их гвардейские полки встали на рейде Кронштадта. В начале июля из Риги – полковник Преображенского полка, адъютант Ревельского военного губернатора В.И. Воронов (одновременно с ним и сенатор, граф М. Огинский). Позднее, из Дерпта, полковник лейб-гвардии Измайловского полка П.Л. Нагель.

Если просмотреть опубликованные списки приехавших в Петербург в период 5-29 июля, то увидим генералов от кавалерии Ф.П. Уварова и А.П. Тормасова, командира Малороссийского кирасирского полка, участника сражений под Кульмом и Лейпцигом, генерал-майора А.А. Протасова, подполковника бывшего Санкт-Петербургского ополчения Черноевича.

Прибыли в столицу из других городов некоторые генерал-губернаторы, губернские и уездные предводители дворянства, командиры и шефы полков, отставные генералы и полковники.

Всего на один день опоздал к торжеству 30 июля примчавшийся в Петербург из Пензы Ф.Ф. Вигель, под влиянием общего чувства «хотя [бы] на минуту вблизи посмотреть на него [Александра I. – В. Х.] и услышать его голос». Спустя годы Вигель написал: «Телохранители, сотрудники, сподвижники Александра сделались в это время его любезным семейством; им предоставил он все торжество, его ожидавшее. Чрез триумфальные ворота, хотя деревянные, но богато изукрашенные <…> не хотел он сам въезжать, а чрез них им велел вступить»[82].

Д. Доу. Генерал-майор К.И. Бистром. 1820-е гг.

Кому император «повелел» пройти через Триумфальные ворота, гадать не будем. Ранее уже перечислялись некоторые из тех, кто встречал императора у дворца на Каменном острове 13 июля. В течение июля в Петербург из-за границы прибыли генерал от артиллерии граф А.А. Аракчеев, состоявший по армии генерал-лейтенант князь Д.М. Волконский, вице-адмирал А.С. Шишков, свиты Е. И. В. генерал-майор Н.И. Селявин (участия в боевых действиях 1812 г. не принимал, в заграничном походе являлся дежурным генералом Главного штаба), два флигель-адъютанта (оба гусарские полковники).

…В июле «Санктпетербургские ведомости» трижды публиковали объявление о подписке, причем только в Берлине и в Петербурге, на большой аллегорический и исторический эстамп «Освободители Европы» королевского придворного живописца и ректора Берлинской академии Ф.Г. Вейта. Одновременно давалось обширное «содержание» эстампа[83].

В центре триумфальной колесницы стоит Александр I, по бокам его – австрийский император и прусский король, все подают друг другу руки. Перед четырьмя белыми конями – Религия, Правосудие (этой фигуре автор эстампа вложил в руки меч), Постоянство и Умеренность. Они открывают шествие от храма Славы к храму Согласия. По сторонам и позади колесницы – верховые, среди них – лорд Веллингтон, фельдмаршалы Блюхер, Шварценберг, Барклай де Толли, из русских генералов – Милорадович, Остен-Сакен, Платов, Беннигсен, Чернышев, Винцингероде… Впереди колесницы «с высот взирают на шествие Ироев безмертные [так в тексте. – В. Х.] Кутузов и Моро, обнявшись». «Над колесницею парит Слава и Победа, с тремя лавровыми и пальмовыми венками». И подписная цена: четыре червонца или 50 рублей государственными ассигнациями.

Насчет общения покойных военачальников – это не фантазия. В июле того года всего за 1 руб. 50 коп. продавались в столице «Разговоры в царстве мертвых между Великими мужами: Суворовым, Багратионом, Кутузовым и Митрополитом Платоном».

Но если бы действительно покойные генерал-фельдмаршал и французский генерал на русской службе, слившись в объятии, смотрели 30 июля с небес на прохождение гвардии, то они отметили бы, что оное прошло без замечаний и последующих наказаний провинившимся гвардейцам со стороны царствующего «Вождя планет».

Вопрос, как прошли, немаловажен. Дело в том, что и в исторической литературе (последних десятилетий) словосочетания «парадомания», «бессмысленный фрунт» или «шагистика» и т. п. заслуженно применяются к Петру III, Павлу I или Николаю I, но кроткий Александр I выпадает из этого ряда. А зря, многие говорили и многое говорит, что – достоин.

Из дневниковой записи дежурного генерала Главного штаба А.А. Закревского (1815 г.): «Вступили в Париж 2-я кирасирская и 3-я гренадерская дивизии с 4-мя артиллерийскими ротами. Государь арестовал» командиров двух полков и одного подполковника и посадил их «на Аглицкую гаубтвахту за то, что полки дурно прошли»[84]. Замечания за «дурное прохождение» церемониальным маршем продолжались отдаваться в приказах по Гвардейскому корпусу и в последующие годы. Александр I собственноручно написал приказ по результатам смотра гвардии 16 мая 1819 г. и относительно Семеновского полка отметил: «Надлежащей тишины в шеренгах не было, много колен было согнутых, ногу подымали не ровно, носки были не вытянуты», а офицеры Московского полка «шпаги дурно и не ровно держали». Тремя годами ранее была установлена скорость шага: при тихом марше – не более 75 и не менее 72 шагов, а при скором – не более 110 и не менее 107 шагов в минуту[85].

Попробуйте сейчас пройти при погрешности в скорости «три шага» хотя бы в одном пехотном кивере, который, по словам одного офицера александровской эпохи, есть «кожаная, обтянутая сукном кадушка с разными металлическими прибавками», притягиваемая к подбородку так, «что у другого глаза выпучивались»!

День 30 июля заканчивался. На Петергофской дороге, на «съезде», у Лифляндских, или, как вскоре их будут называть, «старых Триумфальных», ворот и на гауптвахте при них продолжал нести службу суточный наряд – караул.

В этот день, скорее всего, выполнение одной из главных обязанностей состава караула – запись всех приезжающих в город – было откорректировано. О порядке несения караула на заставе можно узнать из «Записок декабриста» А.Е. Розена[86]. У шлагбаума унтер-офицер останавливал экипажи и расспрашивал проезжающих: фамилия, звание, откуда и куда следуют, и записывал ответы. Затем свои записи передавал офицеру, который обязан был постоянно находиться на караульной платформе (стоявшей в отдалении от шлагбаума) до отбития вечерней зори. Если проезжал генерал, то унтер-офицер кричал караулу: «Вон!» для отдания чести. Суточный караул сменялся рано утром, и офицер по итогам дежурства направлял рапорт коменданту города.

В Петербурге по докладу дежурного офицера начальник штаба подавал суточные рапорты «о проезде» императору. И если порой оказывалось, в тот или иной день проезжающих «было много», а рапорты государю по итогам дежурства подаются «почти белые», то офицерам делали замечания. Поручика же лейб-гвардии Финляндского полка, барона А.Е. Розена после смены караула вызвали к коменданту Петергофа, который стал выяснять, почему он, караульный офицер, в рапорте написал, что через городскую заставу проехали генерал-адъютанты «и прочие», но не указал, куда они ехали. Во-вторых, написано, что проехал генерал князь Ливен, но оба князя с такой фамилией в настоящий момент «в чужих краях». Андрею Евгеньевичу пришлось объяснять, что унтер-офицер принес ему на караульную платформу записку, там был написано «князь Ливен», сам же он видел только, что «промчалась большая карета, в коей не мог распознать лиц, сидевших в глубине кареты…». Кончилось тем, что комендант, выслушав, «с досадою» попросил поручика «вперед исправнее стоять на карауле».

Вечером 30 июля город «был иллюминован».

На следующее утро в девять часов, в субботу, первая гвардейская дивизия была «выстроена для шествия в церковный парад [так в тексте. – В. Х.] на дворцовой площади, где и ожидала высочайшаго прибытия Государя Императора». В Казанский собор «введено было 10 баталионов, а прочие непоместившиеся разставлены были на перистилях храма». После литургии и благодарственного молебна император «повелеть соизволил» распустить войска «по отделениям» в казармы[87].

Тем же днем Александр I объявил всем гвардейским генералам, штаб– и обер-офицерам «высочайшее благоволение» «за совершенное устройство вверенных им частей и исправность, в каковой они найдены при вступлении в Санктпетербург», а нижним чинам этих воинских частей пожаловал «по рублю на человека, по чарке вина и по фунту говядины»[88].

Больше о продолжении встречи гвардейских войск ничего в столичных газетах от 31 июля не говорилось. Узнали же читатели-петербуржцы в этот день, спустя десять месяцев после сражений под Лейпцигом, что высочайшим указом от 20 июля за оказанное в этих сражениях отличие поручики лейб-гвардии Преображенского полка А.И. Мессинг и лейб-гвардии Измайловского полка и адъютант генерал-лейтенанта Ермолова Муромцев пожалованы в штабс-капитаны, штабс-капитан Н.Д. Гурьев Семеновского полка – в капитаны; штабс-капитаны батальона Ее императорского высочества великой княгини Екатерины Павловны А.Н. Тулубьев и С.И. Муравьев-Апостол – в капитаны, а инженер-капитан Шабельский переводился в лейб-гвардии Семеновский полк.