Лоран Дойч - Метроном. История Франции под стук колес парижского метро Страница 13

Женевьева входит в число самых богатых парижан, но для нее материальные блага — ничто. Имеет значение только Небо. Она хотела бы целиком посвятить себя Христу, но в те времена еще нет женских монастырей. Молодая женщина довольствуется тем, что покрывает голову «платком девственниц», платком избранных, что отличает ее от обычных людей и внушает уважение. Став дьяконицей, мадемуазель, конечно, остается в миру, но выбирает жизнь безмолвия, молитвы и поста. Ест она только два раза в неделю, по воскресеньям и четвергам, с сожалением уступая потребности питать это слишком человеческое тело, которое требует своего.

Известие о подходе Аттилы меняет судьбу Женевьевы. В сущности, Париж не нуждается в святых: Дени, Мартина, Марселя и некоторых других вполне достаточно. Зато катастрофически не хватает смельчаков, способных совершить эпический поступок. И мадемуазель в платке девственницы станет первой парижской героиней.

В атмосфере всеобщего ужаса одна Женевьева, кажется, сохраняет голову на плечах. Со спокойной уверенностью, а так бывает с теми, кого укрепляет вера и кто осознает, что Господь следит за ней и всем населением, она приглашает всех парижанок молиться вместе с ней. Она рассказывает им об Эсфири, библейской героине, которая некогда в Персии спасла от истребления еврейский народ своими молитвами и постом… Женевьева хочет быть парижской Эсфирью, прибежищем всей нации, глашатаем маленького народа. И женщины идут за ней. Они собираются для совместных молитв, постятся и умоляют провидение избавить их от грозящего бедствия. А мужчины зубоскалят и настаивают: надо бежать, искать спасения за стенами укрепленного города…

— Что вы рассказываете о спасении в других городах? — восклицает Женевьева. — Разве они больше, чем Париж, защищены от набега варваров? Благодаря заступничеству Христа, Париж избегнет резни.

— Молчи, предвестница несчастья! — вопят ей люди с черной душой.

А самые отчаянные из парижан говорят уже о том, чтобы бросить Женевьеву в колодец — самый радикальный способ заставить ее замолчать. Но вот в город входит архидьякон Осера в своем золотом плаще и бросает на всех добрый взгляд того, кто прощает безумие народов и злобу людей. Он принес послание: Жермен, его епископ, упокоился с миром, возвестив своей пастве христианское избрание Женевьевы. Это в некотором роде священническая гарантия.

— Не совершайте этого преступления, граждане! Та, которую вы собираетесь умертвить, избрана Богом с рождения своего, по свидетельству нашего святого епископа Жермена.

КАКАЯ ПАМЯТЬ ОСТАЕТСЯ НАМ О СВЯТОМ ИЗ ОСЕРА, КОТОРЫЙ СПАС СВЯТУЮ ЖЕНЕВЬЕВУ?

На месте встречи архидьякона и разгневанных парижан появится молельня, а затем церковь, одна из самых старых на правом берегу: Сен-Жермен-л’Осеруа, посвященная покровителю будущей покровительницы Парижа (el округе, напротив Лувра). Площадь де Л’Эколь напоминает о том, что здесь учили будущих христиан. Нынешняя церковь появилась гораздо позже, но на улице де Прэтр-Сен-Жермен-л’Осеруа[18] археологи обнаружили множество саркофагов меровингской эпохи.

Выслушав послание архидьякона, парижане вняли его гласу: как не верить последним словам самого знаменитого из святых епископов Галлии? В общем порыве каждый стремится теперь присоединиться к отважной дьяконице. Сопротивление организуется быстро, мосты, которые позволили бы ордам Аттилы пересечь Сену, разрушены или блокированы. Все вооружаются, готовятся и ждут без дрожи ужасного Варвара.

Битвы не будет. Возможно, достаточно верить в чудо, чтобы неожиданное случилось… Знает ли Аттила, что Париж приготовился к защите? Или кто-то по какому-то наитию намекнул ему, что в городе эпидемия холеры? Как бы там ни было, вождь гуннов отвел взгляд, и его войска повернули от Сены, пощадив город.

Он направляется к Орлеану: захват этого города обеспечивает господство над мостами на Луаре, с перспективой победы над Аквитанией. Аэций, со своей стороны, в начале 451 года встает во главе крупной армии, состоявшей из галло-римлян, франков, вестготов, бургундов, саксонцев, армориканцев, бретонцев. Все народы Галлии объединились под римским знаменем, чтобы отразить натиск захватчиков из Азии.

Эта невероятная, неожиданная мощь объединяет единым воинским пылом тех, кто некогда сражался друг с другом. Армия движется и наносит удар гуннам на западе от Труа. Ужасное сражение началось после полудня и продолжалось до середины ночи…

Утром Аттила и его войско отступили в лагерь, и страх теперь овладевает ими. Зажигается большой костер, вождь гуннов обещает броситься в него, если римляне захотят взять его в плен. Аттиле удается избежать такой крайности: Аэций мудро не форсирует событий, он довольствуется тем, что следит за отступлением врага и преследует его по равнинам, пока гунны не достигают долины Дуная.

В Париже победу приписывают Женевьеве, это она спасла город и всю Галлию! Как же отказать ей в том, чего она требует? Она просит, чтобы построили базилику на том месте, где упал святой Денис с отрубленной головой в руках. Она вводит специальный налог, чтобы реализовать этот проект, велит установить известковые печи, необходимые для строительства, и внимательно следит за сооружением здания. Ведь это гораздо больше, чем просто базилика! Культ святого Дени, жрицей которого является Женевьева, имеет своей главной целью привить гражданам Парижа благоговение к католической вере. Со своими подругами-дьяконицами Женевьева обходит стройку. Она инспектирует работы по ночам, при свете свечи, которую держит в руках одна из благочестивых девушек. Если коварный ветер задувает пламя, Женевьева берет свечу в свои руки. И тут же фитиль вспыхивает, и пока святая женщина держит свечу, та не затухает, невзирая на дьявольские порывы ветра.

Нынешняя крипта Сен-Дени в общем соответствует той изначальной базилике, которая была воздвигнута во времена святой.

Париж живет собственной историей, все еще скромной, совпадающей по масштабу со святой, которую здесь почитают. Действительно, святой, ибо ей уже приписывают чудеса: она будто бы вернула зрение собственной матери, плеснув в глаза водой, которую сама благословила; вернула здоровье двенадцати несчастным, обуянных демоном; оживила мальчика, разбившегося при падении в колодец…

А пока Париж вздрагивает, вновь и вновь рассказывая о чудесах, совершенных святой, события большой Истории разворачиваются в другом месте. В Равенне, которую Валентиниан, император Запада, сделал столицей, он впадает в бешенство: в Галлии Аэций крадет у него часть славы; этот генерал, которому все удается, мог бы потребовать трон для себя или своего сына. Нужно удалить его, вырвать этот корень, который растет и обретает значительность. 21 сентября 454 года Валентиниан, принимающий во дворце триумфатора Галлии, бросается на гостя и закалывает его. Безумный жест, политическая и военная ошибка, продиктованная самым сильным из всех чувств — завистью.

Народы Галлии оплакивают Аэция, которого отныне называют «последним римлянином». И это правда, преступление в Равенне ускорило неизбежный конец империи. Всего чуть больше двадцати лет понадобится, чтобы все обвалилось, и на развалинах возник другой мир…

4 сентября 476 года последний император Запада Флавий Августул был вынужден отречься после победы Одоакра, германского вождя. Римская слава выживает в другом месте, благодаря Зенону, императору Востока. Одоакр берет себе титул «короля Италии», тогда как римский сенат последним своим решением выражает Константинополю свое подчинение и посылает туда знаки императорского отличия. Западная римская империя перестала существовать.

Париж теперь — не императорский город, Париж теперь — не цитадель римского могущества, Париж вступает в новую эпоху, которую назовут Средними веками.

Париж может рассчитывать только на себя при защите, Париж будет взят. Но кем? Ситуация в Галлии становится крайне запутанной. Хильдерик, франкский король, царствующий в Турне, на севере, подчиняется Одоакру, королю Италии. Со своей стороны, Сиагрий, последний римский генерал, отвечающий за Галлию, намеревается увековечить законы почившей империи. В Аквитании доминируют вестготы, тогда как бургунды мечтают расширить свое королевство до Марселя. И не будем забывать хрупкие эфемерные союзы, возникающие между одними и другими…

Хильдерик, сын короля Меровея, видит в этом сплетении интересов и интриг возможность обеспечить будущее своей династии — Меровингов — если овладеет Галлией и в частности Парижем. Со своими наемниками он движется к Сене, и имя его внушает страх: ведь на франкском языке Хильде-Рик означает «Могучий в битве»!

Но Женевьева, у которой была франкская мать и которая знает этот язык, бросается к полководцу, намеренному осадить город. Она разубеждает Хильдерика: эта смелость приведет к открытому столкновению с Сиагрием, чья власть распространяется на земли между Соммой и Луарой.