Ольга Зиновьева - Москва. Наука и культура в зеркале веков. Все тайны столицы Страница 13

Слой предстал предельно насыщенным вещами (учтено 50 000 образцов керамики и около других 4000 предметов), дорогими украшениями, инструментами, оружием – представление о «бедности» Москвы и её материальной культуры развеялось. Впервые благодаря сохранности органики достойное место заняли вещи, отражающие уровень бытового комфорта. Около 500 вещей сделаны из дерева и кожи (сумки, седла, обувь) – в древности они составляли огромную долю в хозяйстве каждого москвича, но всё ещё очень мало известны. Качество их исключительно: они очень функциональны, красивы, часто раскрашены и расшиты изысканными орнаментами. Было собрано также разнообразное и обильное воинское снаряжение, в том числе крайне редкие вещи, говорящие о высоком положении владельцев усадеб (видимо, профессиональных воинов): золотой перстень с гранатом, оружие – кольца и пластины доспехов, наконечники стрел, стремена и шпоры, перекрестья сабель, боевой нож. Это, конечно, естественно для города-крепости, какой долго оставалась Москва. Редкие образцы церковного искусства (стеклянные иконки; штамп для тиснения кожаных монашеских поясов) расширили представление о духовном мире москвичей.

Город оказался не просто богатым – он обнаружил устойчивые и разнообразные внешние связи. Археологи явно открыли остатки одного из торговых центров Восточной Европы, слой которого насыщен товарами как Запада (монеты и свинцовые товарные пломбы для тканей древнерусского и европейского происхождения), так и Востока (поливная и иная керамика, в том числе алхимическая и медицинская посуда; резные костяные накладки «степных» колчанов).

При работах был собран огромный материал для естественно-научных исследований: спилы дерева для построения шкалы дендрохронологии; зерно и пыльца растений; редчайшие антропологические находки (остатки сгоревших в московских пожарах людей, сохранивших мягкие ткани и внутренности); огромная остеологическая коллекция, в составе которой, например, редкие для этих широт и для российской среды кости верблюда.

Не только сенсационной, но подлинно уникально ценной для науки находкой на кремлевском Подоле стали новые берестяные грамоты. Они окончательно ввели Москву в круг древних центров, список которых возглавляет Новгород. Третья (по московскому счёту) грамота оказалась самой длинной (52 строки) из всех известных в Древней Руси и к тому же была написана хоть и на бересте, но чернилами. Это опись имущества знатного человека по имени Турабий, по-видимому, вышедшего на службу в Москву с Востока (из Орды?) вместе с несколькими членами семьи и слугами (часть их, как и он сам, носит восточные имена: Елбуга, Байрам, Ахмед). Опись составлена управляющим его хозяйством. Документы по истории Москвы этого времени исключительно редки, а эта грамота вообще первый хозяйственный документ конца XIV – начала XV в. из Московского Кремля, дошедший в оригинале.

Кроме двора на Подоле Кремля, Турабий имел владения под Суздалем. В описи названы слуги Турабия («молодые люди»), которым за службу платят серебром, и «страдники» (зависимые крестьяне), перечислен домашний скот, крупные бытовые предметы, такие как «котел пивной железен» и «котел медян ведра в два» (вероятно, для приготовления больших объемов пищи и питья). Особенно точно описаны лошади Турабия, составлявшие важную часть имущества воина-феодала (названы их масти: вороные, гнедые, чалые, карие, бурые, пегие). Выделены кони для верховой езды и для работы («страдные») лошади; упомянуты 26 коней суздальского табуна, переданные некоему Кощею при свидетелях, в числе которых Федор, игумен Ильинского монастыря. Доказательством того, что Турабий и его «молодые люди» – воины служат находки предметов вооружения и конского снаряжения.

Таким образом, раскоп на Подоле дал возможность глубже понять контекст московской жизни эпохи возвышения Москвы, становления Московского государства и культуры XIII–XV вв. – полнокровной, жизнеспособной, многогранной. К сожалению, и эти столь яркие и фундаментальные научные работы до сих пор не получили продолжения и не повели к развитию археологической службы в Кремле. Из других археологических проектов там крайне интересны результаты обработки ранее собранных коллекций и неопубликованных материалов, а также упорный труд по изучению саркофагов и остатков погребений XV–XVII вв. из собора Вознесенского монастыря, где хоронили женщин из великокняжеских и царских семей[23].

Сады, поля и огороды, сохраняющиеся в черте Садового кольца в XVII веке.

Реконструкция ландшафта по данным археологии Н.А. Кренке

Уйдем теперь из Кремля, чтобы бросить взгляд на город в целом. Перерыв в активной полевой деятельности тянулся вплоть до конца 1970-х гг., когда число «археологических эпизодов» пополнили сначала реставрационные исследования и разведки, а затем, с 1980-х, огромные охранные вскрытия, охватившие большую часть старой Москвы и новые районы. С конца 1970-х гг. в Москве, параллельно группе МИиРМ, начали работать молодые тогда специалисты по археологии Древней Руси: Т.Д. Панова, Л.А. Беляев, чуть позже Н.А. Кренке и С.З. Чернов. В это время город начал готовиться к Олимпиаде (1980), а затем и к 1000– летию крещения Руси. Требовалось привести в порядок многие районы, среди которых оказалась важная в археологическом отношении юго-восточная зона Москвы с давно известными памятниками: Дьяковым городищем, Даниловым монастырем, селом Коломенское.

Один раз начатые, эти исследования продолжились и, хотя с перерывами, идут до сих пор. Параллельно анализируются их материалы, что само по себе занимает десятилетия. Например, фундаментальная монография Н.А. Кренке «Дьяково городище. Культура населения бассейна Москвы-реки в I тыс. до н. э. – I тыс. н. э.» (М., 2011) потребовала тончайшей разборки многометровой толщи прослоек с их содержимым, причем речь не только о вещах: нужны экспертизы биологических (пепел и зола истлевших или сгоревших растений, кости животных, остатки древних насекомых) и минеральных включений, состава почвы, изотопный и много других анализов. Впрочем, и вещеведение требует сопоставления многих тысяч предметов на пространстве как минимум Восточно-Европейской равнины, рассеянных в сотнях публикаций. Зато в результате оказалось возможным впервые выстроить надежную хронологию, судить о развитии обмена у «дьяковцев» (а ведь они – современники, и не такие уж удаленные географически, цивилизаций Древней Греции и Рима), об освоении ими пространства Подмосковья, о соотношении скотоводства и земледелия, об использовании природных ресурсов и вносимых изменениях в ландшафт, о быте (домах, посуде – а следовательно, и о диете), отчасти – о верованиях и семейном устройстве.

Работу по археологическому изучению исторических ландшафтов удобно было проводить в заповедных зонах Москвы, в её парковом поясе. Наряду с землями заповедника «Коломенского» (сейчас в составе МГОМЗ) удачными оказались работы в Царицынском парке, начатые Н.А. Кренке в 1980-х гг. и особенно активные в годы реконструкции дворца[24]. Здесь удалось изучить новые поселения бронзового и железного веков и, главное, систему освоения пространства древнерусской деревней (небольшими группами совместно существовавших дворов). На берегах речки Язвенки были открыты участки пашни, прослежены направления пахоты и размеры освоенных «наделов», установлена последовательность использования (вместо поля – деревенское курганное кладбище). Отныне характеристика древней поверхности (пашня, огород, сад, выгон) стала обязательна при работах, а историко-географический подход, сочетающий письменные, картографические, топонимические данные с геологическими и палеогеографическими (геоморфологическими, палеопочвенными, палеофитологическими, палеозоологическими, эколого-геохимическими), фактически оформился в новое направление, возглавленное сектором археологии Москвы.

Фундаментальная и, фактически, не имеющая временных рамок работа по сбору археологической и палеоландшафтной информации шла по всей территории постоянно расширявшей свои границы Москвы. И делать такую работу нужно было срочно – ведь в ходе освоения новых территорий город в буквальном смысле стирает с лица земли древние памятники, да и на старых площадках строительство не останавливалось, постоянно перемалывая, уничтожая огромные участки культурного слоя и остатки зданий.

Как много новой информации можно получить, изучая находящиеся под угрозой уничтожения памятники сельской округи Москвы, показали раскопки объектов у д. Мякинино (Красногорский район) и могильника Новоселки-2[25] (на участке дороги Москва – Санкт-Петербург). Мякининский комплекс включает три селища раннего железного века и восходящую к середине XII в. группу из трех же селищ и курганного могильника, а также остатки полевого стана XVI в. Все они лежат в излучине правого берега р. Москвы, между историческими селами Строгино и Спас-Тушино[26]. Изучена вся сохранявшаяся часть селища Мякинино-1(середина XII – вторая половина XV в.), что превратило его в самое полно исследованное сельское поселение русского Средневековья. Уникальность работ в том, что одновременно раскапывалось и курганное кладбище начального этапа заселения (до первой половины XIII в.), то есть времени становления княжеской крепости на Боровицком холме. На поселении Мякинино-1 раскрыты остатки более 200 построек, а из фрагментов керамики составлено несколько десятков археологически целых сосудов. Поселение когда-то выделялось из массы подобных и размерами, и составом находок. Жители явно относились к привилегированному слою и владели бронзовыми крестами-реликвариями, амулетами-змеевиками, каменными иконками, поясами с металлическим набором. К их столу привозили византийские амфоры с маслом или вином, золотоордынские поливные чаши, русские художественно выполненные сосуды (в том числе поливной сосуд с рельефным изображением гусляра и гудошника), не говоря уж о более обычных стеклянных браслетах, перстнях и бусах, шиферных пряслицах и височных кольцах, замках и ключах от них.