Михаил Талалай - Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках Страница 14

Главная улица в Карее. 1996

Разномастные обители возвышались и падали, развивались и хирели, в зависимости от внутренних причин и от политических перемен в государствах, которым в разные эпохи принадлежал Афон. Главнейшими вехами в истории Святой Горы были занятие крестоносцами Константинополя, насильственное принятие афонцами римско-католического вероисповедания (XIII век) и падение Византийской империи (святогорцы в тот момент избежали разгрома, заявив о своей лояльности султану). Немало происходило и других драматических событий: набеги мавров и каталонцев, землетрясения, карательные экспедиции османского правительства.

В седой древности на Афоне иерархии обителей не существовало. Иноки тогда были все равны, как это и должно быть. Они повиновались своим старцам, для общего руководства избиравшим из своей среды главного начальника Святой Горы, прота. Ему вверялся «руль» и право разбирать недоразумения. Действовал и общий монашеский устав. Однако затем ряд обителей, пользуясь расположением византийских императоров, стал подчинять себе соседей, и постепенно вся территория полуострова перешла в руки двадцати монастырей.

Еще в начале XX века эти монастыри имели права феодальных владетелей. Они за плату разрешали устраивать в своих пределах скиты и келлии, продавали их на арендных началах, а после смерти арендаторов забирали их имущество в монастырь и опять продавали обитель в другие руки. Без благословения монастырцев насельники малых обителей не могли даже срубить деревце на собственном участке. Нужно рукоположить в священный сан ученика, покрыть протекающую крышу, построить сарайчик – старец шел в монастырь и просил небесплатное «благословение».

Сейчас, слава Богу, эти времена ушли в прошлое, и зависимость малых обителей от «материнских» стала почти номинальной. Очень многие иноки предпочитают теперь спасаться именно вне монастырей, которые более подвержены влиянию мира. И опытные паломники тоже предпочитают останавливаться в скитах и келлиях, поближе к старцам и к строгой монашеской жизни.

Однако в столичную Карею наведываются даже скитники и келлиоты – хотя бы за почтой от своих духовных чад.

Афонские портреты

Русский Афон ассоциируется прежде всего с Пантелеимоновым монастырем. Воистину тут – цитадель русского монашества на Востоке, своими куполами и красками так отличающаяся от соседних греческих обителей.

Каждый раз сердце сжимается при виде его построек – это больше, чем встреча с Россией, это встреча со Святой Русью.

Теперь же, после частых паломничеств на Афон и дружбы с одним из насельников Пантелеимоновского монастыря, о. Виталием, я высматриваю и знакомые уголки обители, в том числе и балкон о. Виталия со скамьей, где не раз мы сиживали вдвоем за чаем, созерцая афонский закат.

Писать вкратце о давнем знакомстве непросто, намного легче рассказать о какой-либо афонской единичной встрече. Как передать в сжатой форме многочасовые беседы, прогулки по святогорским тропам, богослужения в маленькой келлийной церквушке, вечера на утесе, который я прозвал «камнем отца Виталия», ибо на его вершине как будто бы образовалось особое ложе, продавленное могучими формами инока.

Иеромонах Виталий в самом деле выглядит как Илья Муромец, когда тот принял, по преданию, постриг в Киево-Печерской Лавре. За более чем два десятка лет на Афоне он, правда, несколько «огречился», приобретя вечный эгейский загар. На традиционного русака он теперь не похож, что и соответствует его национальному самоопределению: «Я – не русский и не грек, я – афонец».

Родом с Дальнего Востока, попав в армию, он уверовал в Бога и принял решение стать монахом. Это осуществилось не сразу, некоторое время Валентин (таково было его имя до пострига) работал в конструкторском бюро, готовясь к уходу из мира. На Афон он приехал в начале 1970-x годов, «командированный» Московской Патриархией в увядавший Пантелеимонов монастырь. По статусу Святой Горы ее насельниками могут быть только граждане Греции (сейчас с этим не так строго) – так сибиряк стал эллином. Это, впрочем, никаких привилегий ему не дало: лишь раз ему пригодился греческий паспорт, когда игумен благословил поклониться Гробу Господню в Иерусалиме и о. Виталию не пришлось хлопотать о визах.

В отличие от многих других монахов-россиян о. Виталий овладел греческим языком – по крайней мере в степени, достаточной для общения со своими соседями. Это по-другому его настроило: не секрет, что иные русские насельники замыкаются в собственной русскости, тем самым лишая себя многих духовных богатств Святой Горы.

По своему мироощущению он принадлежит к числу жизнелюбцев. Разным бывает монашеское делание. Мысли о геенне огненной, о трудностях спасения, конечно, присущи и о. Виталию, но в его речах преобладает горячая благодарность Богу за жизнь, за святой Афон, за древнюю Элладу, за великолепие закатов над Эгейским морем.

Отец Виталий общителен и открыт, с ним легко можно обсудить и богословскую, и бытовую тему. Вот почему на балкончике его келлии любят посидеть многие посетители «Пантелеймона». Кроме того, его можно считать живой энциклопедией русского Афона: он везде бывал, со всеми знаком и может удовлетворить любопытство по самым разным вопросам. И ему интересны его гости: о. Виталий со вкусом и обстоятельно расспросит и о вашем житье-бытье.

Иеромонах Виталий. Пантелеимоновский монастырь, 1999

Есть у него хобби, хотя это слово с трудом помещается в очерк о монахе. Он давно увлекается фотографией, являясь единственным русским монахом-фотографом (среди греков есть несколько, уже выпустивших свои альбомы). Ему удается делать снимки, нам, паломникам, недоступные: монахи вообще не любят сниматься, а большинство наотрез отказываются. Его работы и комментарии – одно из удовольствий нашего общения. Профессиональный уровень о. Виталия с годами растет, но любимые сюжеты, как и полагается, остаются теми же: афонская природа, море, цветы, блики солнца на куполах.

Совсем иначе он выглядит, когда служит в церкви, особенно в праздничных, белых одеяниях. По-византийски торжественный, он решительно выносит чашу «народу», который обычно состоит из трех десятков иноков и нескольких паломников, а иногда – из меня одного, если он служит в Димитриевской келлии.

Несмотря на общительность, о. Виталий несколько тяготится жизнью в большом монастыре. Ему мила природа, лес, где стоит его любимая келлия Св. Димитрия Солунского. Келлия эта заброшена монахами, но о. Виталию удалось получить благословение игумена на раздвоение своей жизни: половина – в лесу, половина – в монастыре. Вблизи келлии он и облюбовал скалу, с которой так сладостно обозревать море, берега, закаты и к которой природа близка, а начальство далеко.

В одну из последних поездок на Афон, рассматривая с моря балкон о. Виталия, я, по каким-то трудноуловимым признакам, ощутил, что хозяина балкона нет. Так и оказалось: монаха, в сане игумена, благословили возрождать один дальний монастырь. Отец Виталий вернулся на родину, увезя туда, уверен, не только фотографии Святой Горы, но и ее дух.

Иеромонаха Исидора русскому богомольцу на Афоне не встретить нельзя. В соответствии с послушанием он – Пантелеимонов гостинник (по-местному – архондаричный), и именно от него зависит, где вам удастся преклонить голову после долгого святогорского пути. Но распределением келий послушание о. Исидора не заканчивается. Для большинства паломников именно он становится ключевой фигурой в обители, а не настоятель о. Иеремия и не духовник о. Макарий, почти недосягаемые в силу своего высокого положения. Именно о. Исидор объяснит вам, где спасался преподобный Силуан и где теперь его честная глава, как пройти в Нагорный Руссик и что сказать там о. Ионе, дабы он не прогнал, и многое иное. В его силах и важнейшее дело – продление вашей афонской визы, ибо кому, как не ему, соотечественнику, понять, что вы прибыли издалека и три официальные ночи на Афоне – это до обидного мало. В таком случае надо смело объявить отцу-гостиннику о желании остаться, указав срок («еще на недельку», «на всю жизнь»).

Иеромонах Исидор, архондаричный Пантелеимонова монастыря. 2000

Итак, отец Исидор – обычно самый первый пантелеимоновец, вами встречаемый. Обязательное «откуда?» и запись в книге паломников (диамонитирион, то есть вид на жительство, он не спрашивает, как и архондаричные в других монастырях, – афонская этика построена на доверии). Затем – чай. Без спешки, но с лукумом. После вручения образка св. Пантелеимона вас проводят к месту временного пристанища.

Во время всего этого не перестаешь удивляться слаженности афонского организма: агиориты занимают как будто Богом уготовленные им места. Вот и здесь – трудно представить себе более идеального гостинника, чем о. Исидор, встречающий вас как самых дорогих, долгожданных родственников. Длинная борода не может скрыть его радостную улыбку, так же как и очки – его лучезарные глаза. Добавьте к этому всегда доброжелательные, почти восторженные интонации. Но думается и другое – может, в этом суть монашеского делания, в котором после отсечения своего «эго», собственной воли, место начинает «красить человека». Архондаричный должен встречать гостей, как Самого Христа, и он так их встречает.