Сергей Романюк - Русский Лондон Страница 18

Форин офис подтвердил приглашение еще и директивой своему послу, где говорилось в весьма решительных выражениях: «Вам следует немедленно и весьма срочно убедить русское правительство абсолютно безопасно препроводить все императорское семейство в порт Романов так скоро, как будет возможно… Мы полагаемся на русское правительство в деле обеспечения личной безопасности Его Величества и его семьи»[62].

Временное правительство колебалось: оно не хотело обвинений в «предательстве революции» и в потворстве возможной реставрации монархии, да еще и было необходимо способствовать работе только что созданной Чрезвычайной комиссии для расследования деятельности старого режима, следовательно, Временное правительство само не настаивало самым решительным образом на отъезде царя, не желая подвергнуться ожесточенной критике. Бьюкенен вполне справедливо замечает, что «…так как противодействие Совета, которое оно [Временное правительство] напрасно надеялось преодолеть, становилось все сильнее, то оно не отважилось принять на себя ответственность за отъезд императора и отступило от своей первоначальной позиции… и так как оно не было хозяином в собственном доме, то весь проект в конце концов отпал».

Однако есть документы, прямо говорящие о том, что после всех уверений короля Георга и кабинета министров в возможности приема Николая и семьи в Великобритании король начал решительно настаивать на невозможности приезда императора. В письме секретаря короля от 30 марта 1917 г. министру иностранных дел говорится, что «король серьезно обдумывал предложение правительства императору Николаю и его семье прибыть в Англию. Как вам, без сомнения, известно, король является близким личным другом императора и, следовательно, будет рад сделать все для помощи ему в этом кризисном положении. Но Его Величество, исходя не только из опасностей путешествия, но из общих соображений целесообразности, не может не сомневаться в том, необходимо ли советовать предоставить им право проживания в этой стране. Король был бы рад, если вы проконсультируетесь с премьер-министром, так как Его Величество знает, что никакого определенного решения по этому вопросу русским правительством еще не принято»[63]. Такое совершенно неожиданное предложение повергло министра иностранных дел Великобритании в шок и заставило его напомнить королю о неприличии этого неожиданного отказа, но король продолжал настаивать на нем. Он настойчиво напоминал о том, что он получает много писем о нежелательности приезда в Великобританию русского императора и о том, что было неправильно связывать британскую монархию с этим приглашением. Так, в один день 24 марта Георг направил два письма министру иностранных дел, утверждая, что высказываются отрицательные мнения о приглашении русских императора и императрицы: «…по всему, что он слышит и читает в печати, пребывание в нашей стране экс-императора и императрицы было бы сурово осуждено обществом и несомненно скомпрометировало бы положение короля и королевы, от которых, как уже везде полагают, будто бы исходила инициатива»[64].

В конце концов кабинет министров отступил, и к 13 апрелю о приглашении уже не заговаривали и посол Бьюкенен заявил о том, что «мы будем должны, по всему вероятию, отказаться от приглашения»[65].

По воспоминаниям Керенского, Временное правительство даже летом 1917 г. еще не отказывалось от возможности посылки Романовых в Великобританию и запросило, когда британский крейсер может быть послан за ними: «Я не помню точно, когда это было, в конце июня или в начале июля, когда британский посол пришел очень расстроенный… Со слезами на глазах, не в силах сдержать свои чувства, сэр Джордж информировал нас об окончательном отказе британского правительства предоставить убежище бывшему императору России. Я не моту процитировать точный текст письма, но могу сказать определенно, что этот отказ был сделан исключительно из соображений внутренней британской политики». И Керенский продолжает: «…уже летом, когда оставление царской семьи в Царском Селе сделалось совершенно невозможным, мы, Временное правительство, получили категорическое официальное заявление о том, что до окончания войны въезд бывш. монарха и его семьи в пределы Британской империи невозможен. Утверждаю, что если бы не было этого отказа, то Вр. правительство не только посмело, но и вывезло бы благополучно Николая II и его семью за пределы России, так же, как мы вывезли его в самое тогда в России безопасное место – в Тобольск. Несомненно, что если бы корниловский мятеж или октябрьский переворот застали царя в Царском, то он бы погиб, не менее ужасно, но почти на год раньше».

Как сэр Джордж Бьюкенен, так и премьер-министр Ллойд-Джордж решительно возражали Керенскому, настаивая на том, что британское предложение убежища никогда не было аннулировано и что провал всего плана произошел исключительно из-за того, что Временное правительство, по словам Бьюкенена, «не было хозяином в своем доме». Того же мнения придерживался и бывший премьер-министр России В. Н. Коковцов.

Конечно, Ллойд-Джордж совсем не приветствовал прибытие царской семьи в Великобританию. Он писал в «Военных мемуарах» о России: «Русский ковчег не годился для плавания. Этот ковчег был построен из гнилого дерева, и экипаж был никуда не годен. Капитан ковчега способен был управлять увеселительной яхтой в тихую погоду, а штурмана избрала жена капитана, находившаяся в капитанской рубке. Руль захватила беспорядочная толпа советников».

Можно высказать такое предположение о причине отказа Георга V принять русского самодержца в апреле 1917 г.: Россия только что вступила на путь демократического развития, продолжая сохранять союзнические обязательства, бывший монарх не пользовался никаким авторитетом ни в России, ни в Великобритании, где его и императрицу считали ответственными за неудачи на фронтах, и приглашение Николая и семьи в таких условиях было весьма нежелательно, тем более что бывшему императору ничего пока непосредственно не грозило.

Другое дело было после захвата власти самыми радикальными и непредсказуемыми политическими кругами в России – большевиками. Царь тогда находился не в Петербурге, а далеко от центра всех событий, в тихом Тобольске. Вот оттуда его можно было бы попытаться переправить в Великобританию.

В марте 1918 г. в Лондон приглашают норвежского подданного Иоанаса Лида (Jonas Lied), который занимался предпринимательской деятельностью в Сибири, имел флотилию судов, склады и конторы и прекрасно знал положение дел там. В Лондоне его принимают высшие члены правительства, к приглашению имеет непосредственное отношение сам король, с Ионасом встречаются принц Уэльский, великий князь Михаил Михайлович и, главное, ведут переговоры руководители британской разведки. Речь идет о спасательной экспедиции – Лид должен был организовать посадку Романовых на борт одного из своих кораблей, который направился бы к устью Оби, где его ожидали британские военно-морские корабли. Но премьер-министр Ллойд-Джордж был активно против и, как вспоминал друг Лида, «он буквально убил царя», а через три недели большевики перевезли царя в Екатеринбург[66]…

В мае 1918 г. британская разведка планировала освобождение Николая, совершив налет на дом Ипатьева в Екатеринбурге, где содержался он с семьей. Группа из шести офицеров должна была переправить его на британский крейсер. Руководитель операции отправил телеграмму в Лондон с просьбой выделить ему значительную сумму денег на операцию. Предположительно, большевики перехватили телеграмму и англичане предпочли не рисковать.

Но надо отметить, что хотя нерешительность и неспособность Временного правительства обеспечить безопасность семьи Николая, общая неразбериха в России и неожиданные решения и метания англичан привели к трагическому исходу, тем не менее многим членам семьи Романовых удалось покинуть Россию и уехать именно в Великобританию.

Императрица Мария Федоровна, великие князья и княгини

После неожиданной ранней кончины Александра III Мария Федоровна с ее властным характером пользовалась уважением при дворе, но не смогла противостоять влиянию Александры Федоровны и Распутина. Она открыто не вмешивалась в политику, но пыталась высказать свое мнение, если считала, что необходимо остановить гибельное развитие событий. О ее позиции можно судить по письмам любимой сестре, ее испытанному другу королеве Англии Александре, и можно только удивляться ее прозорливости.

Она писала об Октябрьском манифесте 1905 г. с обещанием гражданских прав и свобод, конституции и созыва Государственной думы, против которого выступали так много монархистов: «У Ники не было иного выхода, кроме как сделать этот большой шаг – последний шанс для спасения. Было бы лучше, если бы он сделал это раньше и по доброй воле…»; а вот что она писала своей сестре, английской королеве, о Распутине: «Ты, наверное, помнишь, что несколько лет назад у Алики появилась привычка тайком встречаться с простым крестьянином, который молится с ней и является ее духовником и утешителем… С весны начали даже писать в газетах, правда, не называя ее имени, но заявляя, будто он принадлежит к аморальной секте, что это страшный человек и т. п. Тут же эти газеты оштрафовали и запретили, что было величайшей глупостью. Потом и в Думе задали бестактный вопрос министру, потребовав объяснений. Ко мне приходили многие люди и умоляли переговорить с императорской семьей, чтобы спасти династию. Утверждают, что ситуация еще хуже, чем перед революцией. И вот я наконец решилась и предупредила, что буду в Царском к чаю… Умы столь возбуждены, и единственное, что может их успокоить, это высылка этого человека, тогда, возможно, удастся избежать необходимости давать в Думе объяснения в связи с запросом, что вылилось бы в настоящий скандал. Тут Алики вскочила с дивана и заявила, что такого уникального человека нельзя отдалять от себя… Она погрязла в этих странных и экзальтированных вещах… Ей следовало бы не забывать о своих обязанностях в этом мире, но она живет только для себя… Глупа и пуста. Ах, если бы Ники с самого начала проявлял побольше воли!»