Наталия Гречук - Петербург. Застывшие мгновения. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников Страница 23

Открывался Александровский сад весьма торжественно. Хоть происходила церемония в дождливый понедельник, но приехал сам Александр II. У ворот со стороны Гороховой, царь вышел из коляски и «изволил пройти» до газона против портала Исаакиевского собора, где лично посадил дубок. Там же, «снисходя на ходатайство» Общества садоводства, разрешил назвать сад своим именем…

Поначалу все украшение нового сада составляли лишь деревья и кустарники. Первый памятник – Василию Андреевичу Жуковскому – появился здесь в 1887 году. Он открыл путь остальным – Пржевальскому, Гоголю, Лермонтову, Глинке.

Но еще раньше появился в саду, против Адмиралтейской башни, фонтан. Первый его проект был в некотором роде даже устрашающим. «Недавно возвратился из-за границы наш известный скульптор г. Годебский, – сообщали в декабре 1874 года «Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства и Санкт-Петербургской городской полиции», – и привез проект колоссального фонтана для нового сада». Замысел автора состоял в том, чтобы установить посреди гранитного бассейна с беломраморными ступенями огромную ростральную колонну, окруженную аллегорическими изображениями четырех главных рек России. (Надо ли было искать за границей эту идею?) Из верха колонны и с ее боков должны были извергаться «обильные каскады воды». Лили бы воду из рогов-раковин еще и тритоны… «Размерами своими этот фонтан едва ли не превзойдет известные фонтаны, существующие в Европе».

Слава богу, Общество садоводства и столичные власти не дали г-ну годебскому заслонить Адмиралтейство своим творением.

В 1876 году стали строить в саду более скромный фонтан, по проекту архитектора городской Управы А.Р. Гешвенда. Подряд на работу взял некий Овчинников и растянул ее на три года. Да и работал с браком, так что пришлось уже по ходу дела браться за ремонт. Несколько гласных даже потребовали привлечь к суду не самого Овчинникова, правда, а начальника технического отделения Управы… Но в общем фонтан получился красивый, мы с вами можем это подтвердить. Первыми же полюбовались им все те же требовательные гласные, специально пришедшие в сад в субботнее утро 13 октября 1879 года, чтобы произвести «окончательную пробу».

…Александровский сад быстро вошел в разряд элитных столичных садов. Публика там дышала воздухом благородная; кто не хотел гулять пешком, мог нанять кресло на колесах с катальщиком за 50 копеек в час. «Новое время» даже позволило себе однажды возмутиться: «Было бы очень желательно, чтобы лица, заведующие Летним и Александровским садами, объяснили, на каком основании запрещается вход в эти сады лицам простого звания, одетым, как выражается полиция, по-деревенски?»

Впрочем, в начале XX века, когда делался этот снимок, Александровский сад стал демократичнее. А потом он даже и зваться стал Садом трудящихся, как Невский – проспектом 25-го Октября, а арка Главного штаба – аркой Красной армии…

Сквер от штабс-капитана

Мы так привыкли к виду многих заповедных уголков нашего города, что кажется, будто были они такими, а не иными, всегда. Вот и Исаакиевскую площадь без сквера перед собором представить себе трудно. Однако было время, когда пространство между Мариинским дворцом и Исаакием являло собою замощенный пустырь…

В феврале 1860 года в «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» появилось объявление от правления 1-го округа путей сообщения: вызывались желающие взять подряд на устройство сквера на Мариинской площади. (Позже часть ее, от открытого в 1859 году памятника Николаю I до собора, стала зваться Исаакиевской.) Приглашение много раз повторять не потребовалось. Желающие нашлись. Штабс-капитан Ратьков взял на себя земляные работы с разбивкою дорожек и клумб, а заводчик с музыкальной фамилией Шопен вызвался изготовить для сквера чугунные ограду и скамейки… К делу приступить они готовы были незамедлительно, сразу «по стаянии снега», чтобы окончить работы уже к лету.

И вот: «Сегодня, 16-го июня, открыт для публики Исаакиевский сквер». Однако петербуржцы, прочитавшие это сообщение, были разочарованы: оказалось, оповестившая об открытии сквера «Северная пчела» полетела впереди событий. Пришлось ей давать поправку: «Предположенное вчера открытие для публики Исаакиевского сквера отложено на несколько дней». Но открыли его только 19 июля и сразу от Министерства путей сообщения передали городу. В июле же Александр II высочайше повелел именовать новый сквер Исаакиевским. Представлял тот собою правильный четырехугольник с дорожками и газонами, правда, без обещанных цветочного киоска и фонтана. Окружала его красивая решетка с пятью калитками. Снаружи шли «плитные» тротуары с торцовыми переходами к соседним домам. Уже через четыре года, по словам «Русского инвалида», сквер «потерял свой пустынный грустный характер», превратившись в «молодой зеленистый сад». Его стали считать одним из украшений столицы, там всегда было много гуляющих, дети играли в песке…

Летом 1865 года старшина петербургских личных дворян и почетных граждан Н.Д. Быков взял на себя работы по благоустройству сквера. Он докладывал Думе, сколько посадил там новых деревьев и кустов и каких пород, сколько привез песка «парголовского, так как крупный и не дает пыли, для игры детей удобен и здоров, как о том утверждают многие доктора». Эти быковские деревья и вызвали потом на свет проблему, которую по обыкновению несколько лет решали городские власти, пока, наконец, не покончили с ней.

А суть дела была в следующем. Весной 1908 года градоначальник Д.В. Драчевский писал городскому голове Н.А. Резцову: «Исаакиевский собор составляет безусловно выдающийся исторический памятник блестящей эпохи минувших царствований… К сожалению, от храма не получается цельности подобающего ему художественного впечатления, так как он закрыт от зрителей разросшимися деревьями сквера… Деревья в нем растут как в лесу».

Драчевский потребовал их вырубить, устроить в сквере цветник и даже не пожалел на то имеющиеся в его личном градоначальническом фонде деньги.

Голова сообщил об этом требовании Управе и Думе. Те возразили, что в свое время поручали Быкову посадку деревьев не просто так, а выполняя повеление Александра II, который обратил внимание на «недостаточность их числа». «Имелось в виду предоставить публике тенистое место для отдыха и прогулки». Так что, посчитали думцы с управцами, сад как нельзя лучше отвечает назначенным целям «с практической стороны». Кроме того, деревья закрывают собор всего каких-то четыре месяца в году, и при том что в городе и так «бедно с растительностью», стоит ли еще и уничтожать ее сознательно…

Но от градоначальника и в 1909–1910 годах продолжали поступать те же требовательные послания. В Думе их или игнорировали или вяло обсуждали. Сопротивление думцев поддержала общественность. В журнале «Зодчий» в 1910 году опубликовали несколько заметок в защиту существующего сквера…

Но все они были обречены на поражение.

«Вырубили Исаакиевский сквер», – печально констатировала «Русская художественная летопись» в ноябре 1912 года. Официально это называлось переустройством. Уничтожили не только деревья, но и старые чугунные шопеновские решетки, заменив их ограждением из железных труб. Зато Исаакиевский собор стал виден от самого Мариинского дворца, о чем свидетельствует снимок, сделанный в том же самом 1912-м…

Иждивением купцов

«На площади противу нового Михайловского дворца устроивается род Лондонского сквера (square). Обширное пространство окружено красивою чугунною решеткою, а в средине делаются дорожки и будут посажены деревья…»

Такую информацию напечатали в «Северной пчеле» в сентябре 1827 года. Из нее можно понять, что устраиваемый «род Лондонского сквера» был в новинку для северной столицы, недаром газета дала в скобочках, на всякий случай, пояснение по-английски.

Но спустя время скверы один за другим появляются на петербургских площадях. И что интересно, разбиваются они не только стараниями городских властей, но и иждивением, как тогда выражались, отдельных столичных обывателей.

Так, содержателю цирка на Фонтанке Гаэтано Чинизелли обязаны мы сквером на Манежной площади. Правда, то были, так сказать, труды поневоле: Чинизелли просто выполнил обязательное условие, выставленное городом при переводе его цирка с Манежной на новое место.

Но вот два случая совсем другого свойства.

Жительствовал на Васильевском острове купец Степан Федорович Соловьев, который был не только удачливым коммерсантом, но и щедрым благотворителем. Известно, например, что именно по его инициативе организовали сбор денег в помощь городам, пострадавшим от пожаров, и Соловьев стал «одним из главных и ревностных исполнителей этого дела».

А в попечении о василеостровских «недостаточных» детях, которым негде было погулять, он пожертвовал 100 000 рублей на устройство сквера по соседству с Академией художеств, на замощенной булыжником площади, единственным украшением коей являлся Румянцевский обелиск, перенесенный сюда в 1818 году.