Георгий Зуев - От Вознесенского проспекта до реки Пряжи. Краеведческие расследования по петербургским адресам Страница 26

Помимо итальянского слова «колонна», широко употреблялось и другое, с тем же значением, но заимствованное уже из немецкого языка – «колюмна»; например, в купчих 1780-х годов то и дело встречаешь это слово: «…в большой колюмне, между Фонтанкою и Глухою речкою…» или: «…на Адмиралтейской части, за Мьею речкою, в новопостроенных слободах колюмнах…».

Вот этот-то сплав чужеземных слов «колонна» и «колюмна» и был, вероятно, переосмыслен русскими людьми в привычное ныне слово Коломна.

Любопытно, что в XVIII веке в Петербурге, оказывается, существовало несколько районов, называемых Коломна. Та же газета «Санкт-Петербургские ведомости» в 20-м номере 1784 года поместила объявление о продаже частного жилого строения следующего содержания: «В Московской части в Коломне, по Басманной улице продается дом под № 135 на жилых каменных погребах…».

Как известно, Московская часть находилась между Невским проспектом, Фонтанкою, Царскосельским (Московским) проспектом и Лиговским каналом. Басманного называлась некогда нынешняя Колокольная улица, а весь район вокруг Владимирской церкви занимался с 1740-х годов Дворцовой слободою, населенной придворными, стремянными, свечниками, кузнецами, поварами и т. д. (Для них-то и была построена вначале деревянная, а затем каменная церковь.) Кстати, Басманной улица звалась потому, что ее населяли басманники – придворные пекари.

В купчих документах тех далеких времен периодически встречаются знакомые слова «колонна» и «колюмна», обозначающие будущее местоположение Кузнечного, Поварского, Свечного и иных переулков. О Стремянной, например, писалось: «…в Московской части в первой Коломне, что ныне называется Стремянная…».

Существовали «Коломны» и в других частях города. При этом можно совершенно отчетливо проследить превращение «колонны» в «коломну». Так, например, в объявлении от 12 сентября 1749 года читаем: «Коллегии иностранных дел секретарь Степан Писарев продает деревянной свой двор… состоящий во второй колонне от Невской першпективы…» (имеется в виду нынешняя Итальянская улица). Спустя четыре года этот же адрес звучит уже так: «На Адмиралтейской стороне во второй коломне от Невской першпективы… продается… секретаря Писарева дом». Со временем безымянная «колонна-коломна», снабженная лишь порядковым номером, обретала свое имя и становилась уже целой улицей: «В приходе церкви Вознесения Господня в третьей Коломне в подьяческой улице продается… дом». Из этого объявления, появившегося в 1761 году, видно, что недавно возникшее название улицы еще не воспринималось современниками как имя собственное и потому пишется с маленькой буквы, а вот «колонна» уже стало таковым, превратившись в Коломну.

Итак, название Коломна бытовало в различных частях города, где некогда прокладывались регулярные улицы, поэтому версии о перенесении этого слова на петербургскую почву выходцами из села Коломенское или о его происхождении от слова «коломень» не подтверждается.

Но возникает вопрос, почему уцелело оно только применительно к одной части города? Вероятно, причиной здесь может быть то обстоятельство, что другая Коломна, в Московской части, уже имела более употребительное официальное наименование – дворцовая слобода. В остальных же случаях речь идет не о собирательном названии целого городского района, а лишь об отдельных улицах, которые, приобретя собственное имя, переставали называться «коломнами». Исследования и поиски более определенного ответа о происхождении названия Коломна продолжаются.

В первые годы основания Санкт-Петербурга на участке будущей Офицерской улицы располагался лес, болото и непроходимые топи. После дренажных работ здесь построили деревянные дома и разбили ограды. Позже деревянные постройки заменили каменными домами. Улица неоднократно меняла свое официальное название. Вначале она именовалась Приказной, а затем Морской, Малой и Большой Офицерской. Современное официальное наименование – улица Декабристов – эта городская магистраль получает в 1918 году. Ее протяженность невелика: длина этой дорожной столичной магистрали от Вознесенского проспекта до набережной реки Пряжки составляет 1618 метров.

Дома старых особняков Офицерской улицы надежно хранят память о своих жильцах и исторических событиях, свидетелями которых им пришлось стать в различные эпохальные периоды.

Долгое время Офицерская улица, и особенно ее Коломенская часть, оставалась заштатным городским районом и одновременно являлась уникальным центром особой столичной культуры – местом, куда прятались от суетной жизни Петербурга люди искусства и культуры. Здесь в XVIII–XIX столетиях вели спокойную, неторопливую жизнь люди среднего достатка. Это о Коломне Н. В. Гоголь напишет: «Тут все не похоже на другие части Петербурга. Тут не столица и не провинция; кажется, слышишь, пройдя коломенские улицы, как оставляют тебя всякие молодые желания и порывы. Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка; все, что осело от столичного движения. Сюда переезжают на жилье отставные чиновники… Квартиру можно сыскать здесь за 5 рублей в месяц, даже с кофием поутру…».

С Офицерской улицей неразделимо связаны судьбы многих знаменитых деятелей отечественной культуры. В 1815–1816 годах на этой улице близ Большого театра, здание которого в тот период находилось на месте нынешней Консерватории, у своего дяди жил А. С. Грибоедов. Здесь, в доме Брунста, Н. В. Гоголь писал «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831–1832 гг.) и читал их А. С. Пушкину.

Житель Коломны писатель Н. В. Гоголь

Известные русские писатели в своих романах селили в небольших комнатах доходных домов на Офицерской улице свои персонажи. И. С. Тургенев поселил в одном из домов на улице, в небольшой комнатушке, героя своего популярного романа «Новь» – студента университета Нежданова. Здесь собирались народники, уходящие в деревни.

На Офицерской улице жила и героиня романа М. Е. Салтыкова-Щедрина Варвара Петровна, рассказывающая в своих «письмах к тетеньке» об удобном местоположении своей квартиры, «где все было под руками: и Лиговский рынок, и Литовский замок, и живорыбный садок на барже, пришвартованный к набережной речки Мьи, и Демидов сад».

Мариинский императорский театр, перестроенный в столице архитектором А. К. Кавосом, и прекрасное здание петербургской Консерватории стали национальными культурными центрами в этой части пересечения Никольской улицы (в конце XX века переименованной в улицу Глинки) с Офицерской и местом бурной театральной жизни в Петербурге. Как позднее писал Н. В. Гоголь в «Петербургских записках 1836 года», «Петербург – большой охотник до театра…». Ближайшие расположение этих театральных учреждений столицы к Офицерской улице можно объяснить тем, что в этой части города, на Офицерской и прилегающих улицах, во все времена любили снимать квартиры известные музыканты, композиторы, певцы, артисты балета и актеры.

Офицерская улица от Вознесенского проспекта до Театральной площади во все времена оставалась довольно узкой, застроенной главным образом четырехэтажными доходными домами, украшенными плоскостным декором и разноцветной штукатуркой. Окончательно облик домов этой части улицы сложился во второй половине XIX столетия.

Здания на Офицерской видели расцвет города и разруху. В разное время, особенно после 1918 года, в городе безотказно действовал «утилитарный» принцип, главным аргументом которого было волевое слово «надо!». Бывали случаи, когда, по мнению администрации района, на участках старых изящных особняков XVIII–XIX столетия считалось необходимым построить уродливый «Дом быта», плавательный бассейн или стадион. Если полагали, что это надо делать именно здесь, – старинные дома и сооружения без колебаний уничтожались, несмотря на жалобы и активные протесты жителей. Творились эти злые дела как бы походя, без мысли о том, что безвозвратно уничтожается архитектурное наследие одной из старинных магистралей города.

Дома Офицерской улицы замерзали вместе со своими жильцами в период революционных потрясений и тяжелых дней блокады Ленинграда. Они горели и разрушались от немецких бомб и дальнобойных снарядов. За долгие годы улица обросла тайнами, легендами и многочисленными преданиями «старины глубокой», которые по эстафете человеческой памяти передаются от одного поколения ее жителей другому.

Как уже упоминалось, в годы основания северной столицы местность, по которой прокладывали Офицерскую, была весьма заболочена, покрыта густым лесом и кустарником. Освоение ее началось в 1720-х годах, когда на плане города впервые отметили прямую трассу улицы, проложенную между постройками Шневенской и Кузнечной слобод (нынешними территориями Английского проспекта и реки Мойки).

Отведенные для служителей Морского ведомства земельные участки осваивались медленно и весьма неохотно, прежде всего из-за низинного их положения и исключительной, даже для Петербурга, заболоченности этой местности. По словам Владимира Михневича, составителя справочника «Петербург весь на ладони», опубликованного в 1847 году, район Офицерской улицы при Петре Великом был предместьем города, «наполненным топями и болотами, так что в дурную погоду не было по нему ни проходу, ни проезду. Здесь была пустыня и глушь». Вдоль улицы постепенно возводились деревянные строения, между которыми долгое время оставались огромные пустыри, занятые огородами. В «Описании столичного города Санкт-Петербурга», относящемся к 1717–1720 годам, отмечается, что в это время на Офицерской улице строили, главным образом, «дома все деревянные, из положенных друг на друга бревен, которые внутри отесаны, но снаружи нет. Крыши покрыты тонкой еловой щепой или же досками (длинной 10–12 футов), уложенными друг около друга и закрепленными поперечными рейками. Кто хочет лучше защититься от дождя, укладывают под доски большие куски березовой коры… Другие покрывают крыши поверх щепы четырехугольными кусками дерна, пока он свеж, похоже, что на крыше зеленый луг, который все же достаточно сух». Лишь немногие жители этой улицы в первые годы существования города строили здесь «каркасные дома», крытые черепицей.