Сергей Романюк - Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты Страница 34

Сквер, где находятся эти изображения, сравнительно недавнего происхождения. Его устроили после сноса незаурядного здания XIX в., стоявшего по линии Брюсова переулка, где находился известный в Москве частный пансион братьев Терликовых, университетских выпускников. В пансионе она преподавали изящную словесность и математику, и здесь работал И.И. Давыдов, профессор Московского университета. В пансионе учился артист Павел Мочалов. Будущий известный романист Александр Вельтман также поступил сюда. Его семья была разорена в нашествие Наполеона в 1812 г., и он, двенадцатилетний ребенок, желая помочь родителям, поднес московскому генерал-губернатору графу Ростопчину написанную им трагедию «Пребывание французов в Москве» с таким посланием:

<…> учиться я любил, учиться я люблю;Но как призвать к себе и возрастить науки?В карманах папиньки французски были руки,И в деле сем, по свойству своему,Стащили с нас они последнюю суму.Ученье от того давно уж прекратилось<…>Почтенный граф! Покуда я расту, покуда невелик,Пусть буду твой я коштный ученик.

Вельтман поступил в пансион, товарищи «смотрели на него с уважением, как на отличного воспитанника, даровитого поэта и музыканта» – он дает уроки на скрипке и так помогает родителям. Его способности и успехи позволили ему поступить в 1816 г. в Московское учебное заведение для колонновожатых (так назывались юнкера, которых готовили по квартирмейстерской части).

В 1920—1930-х гг. дом занимали шведские дипломатические учреждения.

Этот дом был связан с памятью о Н.М. Карамзине. Возвратившись в Россию из путешествия в Европу осенью 1790 г., он поселился у своих друзей Плещеевых, для которых был «сыном и другом». Здесь он прожил до 1792 г. Это было время работы над произведениями, сделавшими имя автора известным всей читающей России, – повестью «Бедная Лиза» и «Письмами русского путешественника».

Супругов Алексея Александровича и Анастасию Ивановну Плещеевых Карамзин избрал условными адресатами «Писем русского путешественника». Их отдельному изданию в шести томиках автор предпослал такое посвящение: «Семейству друзей моих ПЛЩВХ: к Вам писанное – Вам же посвящаю. Н. К.».

Соседний, резко изгибающийся переулок получил современное название – Елисеевский (раньше он назывался Малым Чернышевским) в 1922 г., как ни странно это было в советское время, по церкви св. Елисея, стоявшей на месте дома № 7 по Брюсовому переулку.

Эта церковь, вначале деревянная, была выстроена в память прибытия в Москву патриарха Филарета. Один из видных представителей семьи Романовых, он подвергся преследованию со стороны Бориса Годунова: он и жена его Ксения Ивановна были насильно пострижены и заключены в монастыри, а сын, будущий царь Михаил Федорович, сослан на Белоозеро. Только благодаря самозванцам Лжедмитриям I и II Филарет был возвращен из ссылки и даже наречен патриархом, правда без надлежащей процедуры избрания и церковного одобрения, что не помешало ему считать себя истинным руководителем церкви. В составе посольства Филарет был отправлен в Польшу, но арестован и находился в плену более восьми лет. Освободили его в 1619 г. и встречали 14 июня самым торжественным образом, а в память этого события и заложили церковь во имя св. Елисея, празднуемого в этот день.

В пожар 1629 г. церковь сгорела и была выстроена в камне в 1636 г. Первоначально храмовый праздник отмечался весьма серьезно: на Ивановский колокольне благовест, а по Москве трезвон во все колокола, в то время как царь и патриарх присутствовали на обедне и вечерне. Однако постепенно значение храма и праздника стали забывать, несмотря на то что событие было описано на доске, хранившейся в церкви. Церковь превратилась в обычную приходскую, а в 1809 г. из-за малого прихода ее приписали к соседней Воскресенской церкви, а в 1818 г. вообще снесли и церковную землю распродали. На ее месте долго находились бани, называвшиеся по владельцам Ламакинскими, Стрельцовскими, а в последнее время – Чернышевскими, поблизости к одноименному переулку. На их месте в Елисеевском переулке построили здание Министерства науки и технической политики (1981 г., архитекторы Ю. Шевердяев, А. Арапов, М. Гороховский).

Нынешний Вознесенский переулок ранее назывался Большим Чернышевским по фамилии владельца самого большого здесь участка, на углу с Тверской, графа Захара Чернышева, московского генерал-губернатора в 1782–1784 гг. Переулок примерно посередине разделялся оврагом, где протекал ручей. Часть от оврага к Тверской называлась Новгородским переулком, по слободе, населенной выходцами из Новгорода, а другая часть – до Большой Никитской – Вознесенским, по церкви Малого Вознесения, отреставрированное здание которой стоит на углу переулка. Церковь получила название «Малая» после постройки у Никитских ворот значительно большего здания церкви также во имя Вознесения.

Малая Вознесенская церковь первоначально упоминается в 1548 г., и она, вероятно, была выстроена в слободе выходцев из Новгорода и Великого Устюга (в ней – единственный престол Прокопия Устюжского), но с тех пор, конечно, была перестроена. Основная часть церкви – четверик – относится либо к концу XVI в., либо к 1634 г., когда была выдана так называемая храмозданная грамота. «В пользу более ранней датировки говорит изящество архитектурного декора, сохранившегося на фасадах вертикальных филенок, подчеркивающих стройность объема, тонко профилированных наличников окон со стрельчатыми завершениями», – говорится в описании памятников архитектуры Москвы. Восьмерик возвели в 1760-х гг. К концу XVII в. относится южный придел Прокопия и Иоанна Устюжских, как и шатровая колокольня, верх которой был переделан позднее.

В доме № 3 по Вознесенскому переулку до большевистского переворота помещался 4-й городской бесплатный родильный приют. Их в Москве насчитывалось шесть, остальные принадлежали частным лицам и, как правило, были платными.

Дом № 7 принадлежал известному общественному деятелю князю В.А. Черкасскому. Выходец из старинного кабардинского рода, давшего много выдающихся государственных деятелей, князь Владимир Александрович Черкасский окончил юридический факультет Московского университета и, несмотря на несомненные задатки ученого, занялся хозяйством в имении и изучением жизни крестьян в России. Он набрасывает проект освобождения крестьян от крепостной зависимости, организует кружок помещиков для обсуждения этого больного для России вопроса, но наталкивается на противодействие властей. После женитьбы в 1850 г. на княжне Васильчиковой он проводит зимы в Москве, в доме на Большой Никитской улице (№ 46), где «…настежь были открыты двери представителям науки, литературы и искусства. На обедах и на вечерах тут можно было встретить Грановского, из молодых Кавелина. Соловьева и других; из литераторов я видел Сушкова, Ф. Глинку с женою, изредка М.П. Погодина, К. Аксакова, Ю. Самарина. В. Соллогуба, Н.В. Гоголя и других; из художников Айвазовского, некоторых здешних академиков, артистов Щепкина и Самарина…». Другие источники отмечают присутствие на вечерах Васильчиковых «Хомякова в полурусском платье и поношенном коричневом сюртучке оригинального покроя, и К.С. Аксакова в его неприхотливом наряде, и Гоголя с нависшими прядями волос, в яхонтовом бархатном жилете. и Бодянского в допотопном фраке. и благообразного Шевырева с изящным Грановским».

Князь Владимир Александрович Черкасский

Черкасский принял активное участие в разработке и практическом проведении освобождения крепостных крестьян, и, по воспоминаниям, «князь Черкасский в глазах москвичей окружен был некоторым ореолом благодаря своей деятельности по крестьянской реформе». Он был известен и своей работой в Польше после восстания 1863 г.

В 1868 г. был избран московским городским головой, но предварительно москвичи приобрели этот дом и преподнесли его в дар Черкасскому, так как тогда существовал имущественный ценз: только владельцы недвижимой собственности в Москве могли быть избранными. В этом доме раз в неделю у Черкасских были «разговорные» вечера, на которые собирался цвет московской интеллигенции, весьма критично отзывавшийся о правительстве. Черкасский много работал для Москвы и принимал участие в разработке городской реформы, но деятельность его продолжалась до того, как Московская дума отправила адрес, подписанный Черкасским, где весьма опрометчиво выражалась необходимость для России дать «простор мнению и печатному слову, без которого никнет дух народный и нет места искренности и правде в его отношениях к власти; свободы церковной, без которой недействительна и сама проповедь; наконец, свободы верующей совести – этого драгоценнейшего из сокровищ души человеческой». Давать или не давать какие-либо свободы, власть тогда, как и теперь, считала своей привилегией, и Черкасскому пришлось подавать в отставку.