Лев Лурье - Ленинград Довлатова. Исторический путеводитель Страница 4

Отец Довлатова, Донат Исаакович Мечик, родился в Харбине, окончил театральное училище во Владивостоке. Сергей Довлатов воображал юность отца так: «Владивосток был театральным городом, похожим на Одессу. В портовых ресторанах хулиганили иностранные моряки. В городских садах звучала африканская музыка. По главной улице – Светланке – фланировали щеголи в ядовито-зеленых брюках.

Нора Сергеевна Довлатова. 1930-е. Из архива сестер Плисецких

В кофейнях обсуждалось последнее самоубийство из-за неразделенной любви…». Яркого эстрадного артиста, смешившего публику исполнением рассказов Зощенко, заметили гастролировавшие на Дальнем Востоке артисты Молодежного театра, будущие знаменитости Василий Меркурьев и Юрий Толубеев. Они посоветовали ему перебираться в Ленинград. В 1929 году Мечик поступил сразу на 4-й курс Техникума сценических искусств (Театрального института), а к началу войны стал одним из ведущих театральных режиссеров города. С 1930-х он ставил спектакли в филиале «Молодого театра» Сергея Радлова, в Театре транспорта, руководил Республиканским драмтеатром в Мордовии и Ленинградским районным драматическим театром, где, по-видимому, и познакомился с Норой Довлатовой, артисткой этого театра. С конца 1920-х совместно с Леонидом Вивьеном Мечик работал режиссером и в театре им. А. С. Пушкина (Александрийском), а в эвакуации был назначен завлитом труппы.

Александринка славилась звездным составом: здесь служили молодые еще Черкасов, Меркурьев, Толубеев, Борисов, Бруно Фрейндлих, Николай Симонов. Служба Мечика в престижном театре и добрые отношения с лауреатом Сталинской премии Николаем Черкасовым и его женой Ниной помогли семье спастись в годы блокады и благополучно вернуться в Ленинград вскоре после его освобождения. Мечик вместе с театром оказался в эвакуации в Новосибирске, Нора Сергеевна на последних месяцах беременности была вывезена в Уфу и после рождения сына воссоединилась с мужем. В эвакуации в Новосибирске и семья Анели, и Мара с маленьким сыном Борисом жили в комнате Мечиков, предоставленной Александринкой. Раннее возвращение семьи в Ленинград также было связано с реэвакуацией труппы: салют в День Победы трехлетний Сережа смотрел с балкона Александрийского театра под квадригой Аполлона. Спустя год родители разошлись, но сохраняли дружеские отношения. Донат Мечик жил неподалеку от первой семьи, на улице Восстания, 22, часто виделся с сыном. Спустя восемь лет он женился, у Сергея сложились отличные отношения с его дочкой от второго брака Ксенией. После эмиграции обоих детей в США в конце 1970-х Мечик был уволен из Музыкального училища при Консерватории, где он руководил эстрадным отделением, и, в конце концов, решил воссоединиться с детьми.

Донат Исаакович Мечик. 1939 год

Довлатов, как известно, любил шаржировать и преувеличивать смешные черты своих знакомых и близких, ставших героями его прозы. Донат Мечик вовсе не был местечковым и забавным околосценическим деятелем, каким рисует его сын в своей прозе, и в жизни их отношения были гораздо ближе, чем можно судить по повести «Наши». Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в армейскую переписку Довлатова с отцом, которого в письмах он дружески называет Донатом.

Ленинградское дело

«В общем, то, что Сталин – убийца, моим родителям было хорошо известно.

И друзьям моих родителей – тоже. В доме только об этом и говорили.

Я одного не понимаю. Почему мои обыкновенные родители все знали, а Эренбург – нет?

В шесть лет я знал, что Сталин убил моего деда. А уж к моменту окончания школы знал решительно все».

Два с половиной года, с января 1944 по август 1946, не предвещали ленинградской интеллигенции никаких особых неприятностей. Казалось, что начавшаяся в войну некоторая идеологическая либерализация будет продолжена. Открылись многие закрытые в прошлом церкви; 25-ти улицам центра города вернули их исторические названия; Смольный сумел добиться беспрецедентного решения о восстановлении, а по сути – воссоздании полностью разрушенных ансамблей Павловска, Петергофа и Царского Села. В ленинградской писательской организации состояли такие приличные люди, как Анна Ахматова, Михаил Зощенко, Евгений Шварц, Вадим Шефнер, Израиль Меттер, Ольга Берггольц, Вера Панова. Партийные верхи и беспартийную интеллигенцию соединяла память о трагедии Ленинградской блокады. Пришедший на должность первого секретаря обкома вместо Андрея Жданова его бывший подчиненный Алексей Кузнецов в официальной речи заявил, что подвиг защитников Ленинграда можно сравнить только с подвигом защитников Трои. В Соляном городке работал Музей обороны Ленинграда, где с огромным портретом Сталина соседствовали чуть меньшие портреты ленинградских руководителей. Из эвакуации вернулся университет, драматические театры, музеи, театр оперы и балета имени С. М. Кирова. В мае 1946 года Сталинскую премию получил Михаил Лозинский за перевод «Божественной комедии». Застраивались Московский проспект и район Автово. Были разбиты Московский и Приморский парки Победы. Круг родителей и близких Довлатова, скорее всего, испытывал счастье некоторого оазиса после войны и репрессий. События августа 1946 года стали для ленинградской интеллигенции ушатом холодной воды и напомнили ей, в какой стране она живет.

По разным причинам Сталин решил идеологически «подтянуть» разболтавшихся за годы войны писателей. Вначале жертвами должны были стать Борис Пастернак и журнал «Новый мир». Но неожиданно в голову ему пришла другая загогулина: ответственными за идейные ошибки были названы ленинградские журналы «Звезда» и «Ленинград». В постановлении, напечатанном во всех газетах и специально озвученном ленинградскому партийному руководству, Андрей Жданов назвал главных виновников: Анну Ахматову, Михаила Зощенко и Александра Хазина (последнему ставилась в вину поэма «Возвращение Евгения», написанная онегинской строфой пародия на послевоенный ленинградский быт, где среди прочего были строки, по поводу которых впоследствии острил Довлатов, приписавший их поэту-фронтовику Семену Ботвиннику: «И вновь сверкает без чехла Адмиралтейская игла»). ЦК призвал «мастеров художественного слова» к разоблачению реакционной буржуазной идеологии и лживых теорий апологетов капитализма.

Можно догадываться, что отношение к происходящему в семье Довлатовых было резко отрицательным, даже презрительным. Не зря Довлатов писал: «Университет имени Жданова звучит не хуже, чем университет имени Аль Капоне».

В 1947-1948 годах ситуация вокруг Ленинграда казалось бы успокоилась. Андрей Жданов все еще считался наследником Сталина, влиятельнейшим членом правительства был ленинградец Николай Вознесенский, а партийного руководства – Алексей Кузнецов. Секретарем обкома после их отъезда стал «мэр» блокадного Ленинграда Петр Попков. Сталинскими премиями дважды (в 1947 и 1948 годах) была награждена Вера Панова. Огромным успехом пользовался поставленный по сценариям Евгения Шварца фильм «Первоклассница».

Ситуация снова начинает ухудшаться с августа 1948 года после таинственной смерти Андрея Жданова. С февраля 1949 года одновременно начинаются две кампании. Одна – борьба с космополитизмом и низкопоклонством, другая – так называемое «Ленинградское дело», в ходе которого была уничтожена верхушка ленинградской партийной организации. 15 февраля 1949 года Алексея Кузнецова, Михаила Родионова и Петра Попкова, бывших товарищей по руководству блокадным городом, снимают с занимаемых постов по не вполне понятным обвинениям. Было принято постановление об их «антипартийных» действиях. Чуть позже сняли с поста Николая Вознесенского. Летом 1949 года начались аресты. Всего было арестовано 214 человек, 69 из них расстреляли в 1950 году. Несмотря на чудовищные пытки, которым подверглись подсудимые, в обвинительном заключении нет никаких указаний на то, в чем собственно заключалась измена родине, осуществленная ленинградцами. Но во всяком случае одно из их прегрешений упоминалось многократно: намерение противопоставить Ленинград другим героическим городам необъятной страны, распространение «мифа» об особом героизме ленинградцев, желание перенести столицу РСФСР из Москвы в город на Неве.

Сергей Довлатов и люди его поколения будут жить при секретарях обкомов, которые прекрасно помнили судьбу своих предшественников. Все эти сменяющие друг друга бесцветные личности имели в виду: Зиновьев был расстрелян, Киров убит, Жданова «залечили», Кузнецова и Попкова – расстреляли. Поэтому в Смольном преобладали ультраконсервативные настроения, «как бы чего не вышло». В результате цензурная практика была гораздо жестче, чем в Москве, Тбилиси или Прибалтике.

Борьба с космополитизмом