Наталия Полянская - Город на янтарном берегу Страница 4

Он, конечно, изменился – Катерина чувствовала, она всегда очень чутко ловила его интонации и движения, – но не настолько, чтобы не узнать. Стал одеваться сдержаннее, хотя браслеты на руках остались, и джинсы щеголяют изысканными потертостями в неожиданных местах, а вот рубашка, сменившая привычные забавные футболки, – это новшество. Хотя сейчас же рабочий день…

– Послушай, – сказал Даниил, прожевав, – если так все сложилось и ты впервые в Риге, как смотришь на то, чтобы я показал тебе этот город?

Катерина едва не поперхнулась своим вкусным капучино.

– Я… не хотела бы тебя утруждать.

– Это не труд, а радость. Я и не думал, что так буду рад тебя видеть, если встречу. Я хорошо знаю город, люблю его, и я… – Тут он осекся. – Прости, я не подумал. Ты здесь не одна?

Вот он, момент истины. Сейчас можно соврать, что она приехала с женихом или еще лучше – с мужем (ну и что, многие не носят обручальных колец), вежливо распрощаться и никогда больше Даниила Серебрякова не видеть. Не станет же он за ней следить, не такой человек. Если его просят оставить кого-то в покое – он оставляет.

Но Катерина физически не могла ему лгать.

– Я одна.

– Тогда как ты смотришь на мое предложение?

– Тебе ведь нужно готовиться к выставке, – напомнила Катерина.

– Да бог с ней, с выставкой, я готов давно. Сам себе начальник, помнишь? Могу хотя бы денек провести так, как мне хочется. Соглашайтесь, мадемуазель, я покажу вам лучшее, что есть в этом унылом городишке.

Катерина засмеялась. Впервые за долгое время.

Стоило сказать ему «нет».

– Да, – сказала Катерина, – это будет приятно.

Когда они закончили пить кофе, Даниил сообщил:

– Мне нужно зайти на час на работу, это здесь же, неподалеку, а потом я полностью в твоем распоряжении. Хотел бы показать тебе мою берлогу. Не откажешься?

– Нет.

Она уже решилась, так какой смысл отказываться?

Хотя Катерина понимала, что попалась. Коготок увяз, и все, дальше будет только хуже. Или лучше? Может, после этой встречи все воспоминания, скопившиеся в ней, наконец станут простыми воспоминаниями?

Кто знает…

Она его не видела шесть лет. А знает – уже девять. Все эти девять лет, даже не присутствуя рядом физически, Даниил все-таки… был. Кроме него, никого толком и не было.

Впервые Катерина увидела его в компании, собиравшейся у Анжелы, куда она сама попала случайно. Отправилась на выставку снимков с видами дикой природы, чуть не столкнулась с девушкой, внимательно рассматривавшей, как бурый медведь с чувством, толком и расстановкой пожирает лосося, и от неожиданности сказала что-то про этого медведя. Девушка ответила, завязался разговор, и выяснилось, что Анжела – уникальное существо, способное разговорить даже такую замкнутую особу, как Катерина. Анжела потащила новую знакомую в гости, и Катерина пропала.

Она никогда не отличалась особой коммуникабельностью, одной ей было гораздо комфортнее, чем в окружении людей, и Катерина совершенно от этого не страдала. Мама сначала удивлялась, потом привыкла – к отсутствию подруг в доме, к тому, что дочь после школы или курсов сразу идет домой… Первый парень появился у Катерины в восемнадцать, она встречалась с ним полтора года и рассталась незадолго до знакомства с Анжелой. Из отношений Катерина вынесла несколько сакральных знаний, вроде того, что секс может быть приятным, что своими интересами ради другого человека радикально поступаться нельзя и что лучше быть одной, чем вместе с кем попало.

Она никогда не «зависала» в шумных компаниях и до сих пор не понимала, как именно ей удалось прижиться у Анжелы. Нет, естественно, Катерина не переехала туда, в громадную пятикомнатную квартиру на Пятницкой, где Анжела жила вместе с родителями. Но атмосфера, царившая там, покоряла.

Родители Анжелы были людьми нестандартными: мама – преподавательница музыки, довольно известная пианистка, отец – владелец небольшого издательства; сама Анжела, обнаружившая в себе склонность к языкам и потрясающие способности к их усвоению, училась на переводчика-синхрониста. Еще здесь наличествовала бабушка, великолепная дама, в свои семьдесят носившая каблуки и державшая спину так прямо, словно имела балетное прошлое. Сюда приходили очень разные люди – писатели, художники, академики навещали старшее поколение, а молодежь, учившаяся в архитектурном, в Литинституте или Гнесинке, забегала, чтобы провести несколько часов со своими. И сложилась постоянная компания, человек пятнадцать, которые общались между собой и приходили в квартиру на Пятницкой по субботам.

Катерина до сих пор иногда удивлялась, как ей удалось стать своей среди этих людей. Но Анжела обладала способностью вписать в компанию даже березовое полено, при этом заставив его чувствовать себя непринужденно. Большую часть времени Катерина помалкивала, и никто не заставлял ее участвовать в общей беседе; ну хочет человек просто сидеть и слушать – пускай сидит и слушает. Когда она хотела что-то сказать, к ней не относились как к дурочке, которая ничего не понимает; никого здесь не интересовало, что у нее пока нет высшего образования, что она учится на секретаря-референта, а не на искусствоведа, и что живет в маленькой квартирке вместе с мамой. Тут была просто Катерина – и эти люди ее не пугали, как происходило обычно с другими знакомыми. Они ей нравились, чем дальше, тем больше.

Особенно один.

В компании его весело звали Данила-мастер. Он был лет на семь старше Катерины, то есть на момент знакомства возраст его приближался к тридцати, и в то время, взяв от жизни если не все, то практически все, Даниил Серебряков окончательно и бесповоротно определился с делом своей жизни. Он был ювелиром, и, как выяснилось, ювелиром от бога. Созданные им украшения походили то на фантазии футуриста, то на нежные детские сказки, то на цветы и листья, застывшие в камне. Даниил пробовал, искал, результаты его экспериментов неплохо продавались, однако это совершенно не мешало ему оставаться «своим парнем». Он умел играть на гитаре и петь, знал массу всего интересного, танцевал, носил смешные футболки и драные джинсы, звенел браслетами на сильных смуглых руках и умел слушать так, что ему хотелось рассказать все, как исповеднику.

Конечно, у него была девушка – стройная рыжеволосая красавица, любившая выезжать на ролевые игры в лес и играть на флейте. Катерина даже и не думала, что могла бы с нею равняться, и понимала всю справедливость такого распределения биомассы в пространстве: лучшим достаются лучшие. Это не помешало ей по уши влюбиться в Серебрякова. Да что там, половина девушек в компании, наверное, тайно по нему вздыхали. Однако за счет большого количества людей и присутствия других мужчин в компании у девушек имелся выбор; для Катерины его не стало, когда она увидела Даниила.

Она месяцами пыталась избавиться от этой глупой, сжигающей душевной привязанности. Она не могла ему ничего сказать, и еще больнее становилось оттого, что в обществе Даниила Катерина оживала. Он был Пигмалионом, она – Галатеей; когда он разговаривал с ней, откуда-то брались нужные слова, с ним Катерина чувствовала себя непринужденно, будто знала всю жизнь. Влюбленность, как она читала, частенько сковывает, а не раскрепощает, но у нее все произошло наоборот. При нем она могла смеяться, даже подпевать, когда гитару пускали по кругу. Даниил дружил с нею так же, как и со всеми остальными, и за три года они неплохо друг друга узнали, Катерина даже побывала несколько раз у него в гостях. Его родители были археологами, у Даниила оказалась большая дружная семья, и Катерина подумала тогда, что вот хорошо бы познакомить с его родственниками маму, затем испугалась этих мыслей и не познакомила.

Через три года Катерина поняла, что так нельзя. Жизни ей не будет. Или она найдет в себе силы избавиться от этой привязанности, заранее обреченной, или же так проведет всю жизнь, изводя себя. Она прорыдала всю ночь и приняла решение. Сначала стала реже появляться в компании, отговариваясь занятостью на новой работе, потом сказала Анжеле, что нужно побыть одной, и исчезла с горизонта. Анжела звонила, писала электронные письма, но Катерина все игнорировала, и в конце концов от нее отстали.

Было мучительно больно и не хватало живого допинга, но через год стало проще, потом еще проще. Катерина никогда и ничего не забывала, забыть Даниила было просто невозможно, однако время делало свое доброе дело, и появилась надежда, что ее все-таки отпустит. Смерть мамы перевернула мир с ног на голову, и долгое время память о Данииле оставалась отложенной на дальнюю полку. Там она закуклилась, уснула, почти освободив Катерину.

И когда свобода маячила уже перед носом…

Идти оказалось совсем недалеко – одну улицу пройти, да и все. «Берлога» Серебрякова находилась в старинном здании рядом с большим торговым центром. Даниил пропустил Катерину вперед в подъезд, кокетливо украшенный каменными завитушками.