Е. Иванова - Штеделевский художественный институт Франкфурт-на-Майне Страница 5

Жанр портрета, забытый в темную эпоху Средневековья, начал возрождаться с XIV века, однако подлинного расцвета он достиг во времена Ренессанса. В этот период возросла роль человеческой личности, ее индивидуальности, на смену схематичным, отстраненным персонажам религиозной живописи пришло разнообразие выразительных типажей и характеров.

Судя по костюму, на картине представлен человек довольно высокого социального статуса, на нем меховая шапка и накидка с меховой отделкой. Художник виртуозно передал разнообразную фактуру предметов, достигая практически осязательного эффекта. По позе портретируемого, постановке его головы можно сказать, что перед зрителем целеустремленный человек, воплощение ренессансного представления о личности, «хозяин своей судьбы». Его взгляд отведен в сторону, на лице читается напряженная работа ума. Он предъявляет миру своего сына, наследника, продолжателя рода и возможного семейного дела. Одной рукой герой как бы отпускает его от себя, а другой прижимает.

Бартоломео Венето является представителем венецианской школы, его учитель, Джованни Беллини, сыграл немалую роль в становлении художественного языка живописца. Однако в произведениях, принадлежащих зрелому периоду творчества Венето, к которым относится данный портрет, он перенял ряд идей у Альбрехта Дюрера. Это выражается во фронтальной постановке фигуры, интересе к деталям, «северном», внимательном взгляде на зрителя.

Исследователи спорят о том, кто же все-таки изображен на картине. Одни считают, что некая венецианская куртизанка, другие — Лукреция Борджиа, незаконнорожденная дочь папы Александра VI, имевшая скандальную репутацию из-за своих многочисленных браков и легкомысленного поведения. Поэтому вполне вероятно, что в образе Флоры, богини цветов, чьи праздники отмечались со множеством вольностей, порой доходивших до распутств, художник показал именно ее. На то, что перед зрителем Флора, указывает не только букет в правой руке, но и открытый костюм с тюрбаном. В последних исследованиях выдвигается версия, что это портрет неизвестной дамы в образе богини, так как несмотря на то, что Лукреция Борджиа и имела дурную славу, все же она была замужней женщиной, которую не подобало изображать в подобных нарядах.

Данная картина была написана по заказу бургомистра Базеля Якоба Майера. В 1822 принц Вильгельм Прусский подарил ее своей супруге Марианне фон Гессен-Гомбург. Работа хранилась в Дармштадте 150 лет. После ее продажи в 2004 наследниками семейства Гессен «Мадонна» с разрешения мецената Райнхольда Вюрта экспонируется в Штеделевском художественном институте.

В этой работе использована иконография Святого собеседования. В центре композиции — Мадонна с Младенцем Иисусом, справа от нее в молитвенной позе — донатор, слева — три женские фигуры: покойная жена Майера, его вторая супруга и дочь. Картина наполнена лирическим настроением, тихим созерцанием и сосредоточенностью. Здесь раскрывается талант Гольбейна как выдающегося портретиста, передающего не только внешний облик, но и внутренний мир изображаемых.

Скорее всего, этот заказ был связан с желанием Майера подчеркнуть свою приверженность католицизму, в то время как в Базеле набирало силу реформационное движение. Также известно, что чуть ранее бургомистр обвинялся в растрате средств из городской казны, но ему удалось избежать приговора из-за отсутствия доказательств, возможно, данный образ являлся благодарностью Деве Марии.

Образ Венеры является одним из излюбленных в творчестве Лукаса Кранаха Старшего и встречается у него начиная с 1509. Богиня любви и ее деяния получили широкую известность в Германии еще с XV века, однако в отличие от классической традиции фольклорная наделила Венеру коварством и губительной, дьявольской силой. Считалось, что поддавшийся ее чарам терял душу. В XVI столетии немецкий Ренессанс вслед за итальянским начинает открывать красоту человеческого тела, а вместе с этим и чувственную сторону жизни. Но особенность «северной» трактовки заключалась в некотором морализаторстве и появлении нравственного выбора. Зрителя как бы предостерегают от порочного сладострастия и бездумных плотских утех. Здесь мастер внес и развлекательный момент в интерпретацию образа Венеры. Она как будто на мгновение остановилась в танце, кокетливо прикрываясь прозрачной накидкой.

Картина относится к зрелому периоду творчества Кранаха, когда художник отходит от классического идеала красоты, отдавая предпочтение экспрессии и внешней выразительности, что видно по маньеристической усложненности, удлиненным пропорциям и неустойчивой позе богини.

Лукас Кранах Старший был одним из самых востребованных и известных мастеров своего времени, обладавшим невероятной работоспособностью, а также талантом предпринимателя. Он сумел создать мастерскую, которая успешно справлялась с огромным количеством заказов, являлась успешным семейным делом. Поэтому поздние работы сложно с уверенностью приписать только руке мастера.

У Кранаха Старшего есть несколько вариантов картины на тему пира царя Ирода. Перед зрителем — один из последних. В нем заметны существенные изменения в стиле художника, его пластический язык становится более рафинированным, а решение образов куртуазным. Живописец иллюстрирует сюжет из Нового Завета, популярный и в Средние века, и в эпоху Возрождения. Он давал повод изобразить пышное застолье и роскошные одежды патрициев.

Согласно Евангелию, на пире по случаю дня рождения Ирода Антипы его падчерица «дочь Иродиады плясала перед собранием и угодила Ироду. Посему он с клятвою обещал ей дать, чего она не попросит. Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя» (Мф.14:6–8). Танец в источниках описан кратко. Известно, что Иоанн Креститель обличал мать Саломеи за разврат, так как она оставила своего мужа Филиппа и жила с его братом Иродом. Ирод заключил Иоанна в темницу, но боялся казнить, зная, что он праведник.

На картине изображен момент, когда Саломея преподносит на блюде голову Иоанна Крестителя царю, на лице которого видна печать ужаса, жестом он будто отстраняется от этого зверского события. По левую руку от него, вероятно, сидит Иродиада, ее лицо спокойно и светится от радости. Группа гостей в правой части полотна в волнении переговаривается, лишь мужчина, несущий поднос с фруктами, с беспокойством смотрит на зрителя. Виноград и яблоки — указания на будущую кровную жертву Иисуса и искупление первородного греха. Согласно Священной истории, Иоанн Креститель был непосредственным предшественником Христа, возвестившим о Его приходе.

Лукас ван Фалькенборх происходил из большой семьи художников из Лёвена, покинувшей Южные Нидерланды во время испанской оккупации по религиозным и политическим мотивам и нашедшей приют в Германии. Первое упоминание о мастере датируется 1560, когда он вступил в гильдию Святого Луки в Малине. Между 1574 и 1575 творец вернулся в Нидерланды, в Антверпен, а в 1579 стал придворным живописцем эрцгерцога Маттиаса фон Габсбурга, штадтгальтера в испанских провинциях.

Стилистически его произведения схожи с пейзажами Питера Брейгеля Старшего, который был на десять лет старше. В ландшафтах Фалькенброх сочетал традиционные фламандские композиции с панорамными видами и завышенной линией горизонта с непосредственным наблюдением за жизнью природы и людей. На его картинах часто встречаются изображения реальной местности, узнаваемые виды Льежа, Антверпена, Вены.

Катание на коньках — один из излюбленных мотивов фламандской живописи. Мастеру удалось достоверно передать состояние зимней природы: дымку над рекой, застывшие голые ветви деревьев. Работа наполнена жизнью: на переднем плане бедняки греются у костра, крестьяне несут вязанки с хворостом, горожане катаются на санках и коньках. Однако за идиллическими сценами зимних забав кроются размышления о законах мироздания. Беспечные люди, скользящие по льду, не подозревают о подстерегающей их опасности.

Брауншвейгским монограммистом называют анонимного нидерландского художника, работавшего в Антверпене. Свое имя он получил по подписной работе «Чудесное насыщение пятью хлебами» из музея А. Ульриха в Брауншвейге. Мастер был известен религиозными сюжетами, а также многофигурными композициями бытового жанра и считается одним из самых ярких предшественников Питера Брейгеля Старшего. Его картины — словно случайные зарисовки из повседневной жизни, но при более близком рассмотрении они оказываются наполненными глубоким смыслом.