Борис Носик - Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 1 Страница 8

Тем, у кого все же останется время после экскурсии, отдается на разграбление уютный провинциальный городок Шантийи, его улица Коннетабля с добрым километром магазинов, основанный еще красавицей Шарлоттой Конде приют с коллекцией XVII века фаянсовых аптечных горшков. В доме № 26 на той же улице Коннетабля еще одна сокровищница провинциального городка – местная библиотека, подаренная Институту Франции одним бельгийским библиофилом и эрудитом. В библиотеке непременно встретишь за столами здешних эрудитов, которые объяснят вам, что ученость и редкие книги не в одном только гордом Париже, но и здесь, в этом улье культуры Шантийи, среди его лесов, дворцов, статуй и мерцающих прудов…

Хотя Шантийи всего в полусотне километров от Парижа, не уверен, что стоит спешить с возвращением в шумную столицу. В соседней деревушке вас с удобствами разместят в замке-отеле, принадлежащем Ротшильдам (Шато де Монвил-ларжен), или в так называемом Башенном замке (Château de la Tour), не говоря уж о постоялых дворах и недорогих отелях, которых немало в округе (вроде тех, что разместились на хуторе де ла Шоссе или в деревушке Винёй-Сент-Фирмен)…

Монморанси

Монморанси Сен-При • Сеп-Лё-ла-Форе • Энгиен

Город Монморанси (Montmorency), что разместился километрах в пятнадцати к северу от Парижа на вершине холма, царящего над долиной Монморанси и равниной Паризи (или Паризиев), издавна привлекал и новых жителей, и художников, и просто путников, искавших красоты и покоя, привлекал изумрудными склонами холма, цветением знаменитой вишни «монморанси», близостью леса с его вековыми каштанами. В конце XIX века Монморанси так неудержимо влек к себе богатую публику, что здесь сдавали в сезон до 300 меблированных вилл. Любимым развлечением дачников были прогулки по лесным аллеям среди каштанов верхом на ослах. Конечно, в эпоху автомобилей близость к перенаселенному Парижу не осталась безнаказанной для провинциального рая. Новые строения потеснили старинную часть города (а все же она уцелела), они почти свели на нет легендарные вишенники, да и прославленному лесу пришлось тяжко, не говорю уж об ослах. Только с начала 70-х годов XX века здесь взялись за охрану леса, создали охранную зону для прогулок, начали восстанавливать каштаны. И надо сказать, местные жители оказали яростное сопротивление варварству «дикой цивилизации»: они отстояли от спекулянтов часть старого города, отбились от соседства с автострадой… Так что двадцатитысячный Монморанси сохранил и поныне атмосферу провинциального городка. Лишь на плато Шампо выросли местные «Черемушки», торжественно именуемые «ансамблем жилых домов», в остальном Монморанси все же сохраняет нечто от старого идиллического облика и по-прежнему влечет к себе парижан по воскресеньям, когда им не надо спешить на работу, да и прочих туристов манит – в меру их просвещенности.

История этого старинного города тесно связана с родом Монморанси. Еще в X веке один из основателей рода, в ту пору носивший скромную фамилию Бушар (лишь в XII веке Бушары стали Бушарами де Монморанси, когда их сумел, хотя и не без труда, привести под свою руку мудрый король Филипп I, внук достойного киевлянина Ярослава Мудрого), – так вот, тот первый из известных нам Бушаров получил от последнего короля династии Каролингов позволение построить на здешнем хоть и невеликом, а все же холме укрепленную башню и стены. В XIV веке замок и город сожгли англичане, да и позднее были войны, но мало-помалу бароны Монморанси стали герцогами и пэрами Франции, а при советнике короля и камергере двора, маршале Франции и коннетабле Анн де Монморанси (XVI век) достигли высшей власти, и тогда взялся коннетабль перестраивать и достраивать начатую еще его отцом бароном Гийомом де Монморанси усыпальницу рода (а позднее – церковь), посвященную святому Мартину (церковь Сен-Мартен). Меценат-коннетабль пригласил самых знаменитых архитекторов того времени (Жана Булана и Филибера Делорма), и строительство растянулось на сорок лет. Из того, что нынче предстает взору неленивого странника, особое внимание привлекают уцелевшие старинные витражи (уцелело их 14 из 22), ценители выделяют центральный – тот, где Дева, св. Мартин, св. Блез, св. Денис и св. Лаврентий. Внимательный посетитель заметит в соборе различные надписи и памятники, увековечившие память признанного лидера польской эмигрантской колонии во Франции, некогда друга русского императора, а позднее – главы польского правительства в изгнании князя Адама Чарторыского, а также память борца за свободу Польши, адъютанта Тадеуша Костюшко, писателя Юлиана Урсына Немцевича. Это соседство не случайно. В Монморанси после подавления русским правительством Польского восстания 1830–1831 годов собралось немало представителей националистически настроенной польской элиты. Изгнанников пригрел герой Наполеоновских войн генерал Князевич. Вероятно, это он и привлек Немцевича в Монморанси, где принимал его у себя и где позднее Немцевич поселился в доме № 14 на Рыночной площади. Впрочем, иные считают, что драматурга, поэта и романиста Немцевича привлек тот факт, что в Монморанси жил великий Жан-Жак Руссо. В жизни Руссо тихий Монморанси сыграл немалую роль. Писатель снял одноэтажный дом в имении Монлуи и жил в нем почти постоянно на протяжении пяти лет, до швейцарской ссылки. Здесь Руссо завершил свою «Новую Элоизу», написал «Эмиля» и «Об общественном договоре». Руссо гостил в Монморанси у герцога Люксембургского и у своей покровительницы мадам д’Эпине. Сохранился дом в Монлуи, которому посчастливилось попасть в «Исповедь» Руссо. В доме этом жили два священнослужителя-янсениста, которых Руссо прозвал «кумушками», подозревая, что они его злейшие враги и осуществляют слежку за ним. Ныне в этом реставрированном доме собирают документы о жизни Руссо и его эпохе, изучают искусство XVIII века, ставят спектакли, печатают брошюры…

Надо сказать, что в эпоху Просвещения, да еще и раньше, в Монморанси собиралось изысканное, просвещенное общество, бывали Дени Дидро и усердный корреспондент русской императрицы барон Гримм. Многих поначалу привлекало сюда общение с меценатами Монморанси, чей род, как известно, угас в 1632 году, когда четвертый герцог Монморанси (Генрих II) был по приказу Ришелье обезглавлен по обвинению в измене. История города связана и с царствованием «доброго короля» Генриха IV, которого род Монморанси поддержал довольно рано. На старости лет (а пятидесятилетний возраст тогда считали старческим) добрый король без памяти влюбился в пятнадцатилетнюю красавицу Шарлотту-Маргариту Монморанси, которая была просватана за его друга, маршала Франсуа де Бассомпьера (позднее Ришелье упрятал его в Бастилию, где маршал написал интересные мемуары). Желая приблизить красавицу ко двору и не отдать ее другу, король написал маршалу хитрейшее письмо – вот оно:

«Бассомпьер, хочу поговорить с тобой как с другом. Я не просто влюблен в мадемуазель де Монморанси, я просто осатанел и вне себя от любви к ней. Если ты на ней женишься – при том, что я люблю тебя, – я тебя возненавижу. Предпочитаю, чтобы этого не случилось и чтобы это не испортило наших добрых отношений. Я решил выдать ее за своего племянника, за принца Конде, и держать ее подле моей жены. Это будет утешением для моей старости».

Нетрудно разгадать замысел старой лисы. Но король просчитался. Принц Конде очень ревностно приглядывал за молодкой и был вскоре вознагражден за свои усилия. После казни четвертого герцога Монморанси город Монморанси перешел в наследство его жене, а потом и всему роду Конде.

В нынешнем Монморанси осталось не так много следов былых замков и каштановых аллей. Но все же они есть, и, прогуливаясь по парку и улицам городка, можно вспомнить легенды былых лет и строки из «Исповеди» Руссо.

ЖАН-ЖАК РУССО ЖИЛ В МОНМОРАНСИ ДО САМОЙ ШВЕЙЦАРСКОЙ ССЫЛКИ.

Фото Б. Гесселя

В Монморанси селились и новые русские эмигранты, из тех, кому было на что снять жилье да вдобавок не нужно было спешить в Париж на работу. После войны, в 1946 году в Монморанси поселился с семьей известный 66-летний график, а также вполне преуспевающий художник кино и театра Александр Мартынович Арнштам. Родился он в Москве, в семье фабриканта, восемнадцати лет от роду занимался в студии Юона живописью, а также изучал химию в Берлине, готовясь, как желал его отец, стать художником на фарфоровой фабрике. Правда, в Берлине он изучал также философию и анатомию, рисовал карикатуры и посылал их в петербургский сатирический журнал – Чуковскому. Женившись на девушке из хорошей семьи, он поселился с ней в Париже и стал заниматься живописью, а вернувшись двадцати семи лет от роду в Москву, еще и закончил юридический факультет Московского университета.

С 1908 до 1918 года Арнштам жил в Петербурге-Петрограде, оформлял книги, издавал свой журнал, оформлял спектакли и даже заведовал каким-то просветительным комитетом в Наркомпросе. Казалось, что можно будет выжить. Он даже оформил книги самого Луначарского и самого Брюсова, сотворил панно «Рабочий с молотом». Но в конце 1919 года ЧК пристегнула его к какому-то наспех сфабрикованному «процессу 19-ти», так что, несмотря на заступничество Горького с Луначарским в его пользу, отсидел творец «Рабочего с молотом» девять месяцев в тюрьме, где, впрочем, создавал по заказу самого Госиздата какую-то «азбуку на тему революции» (скажем, так: «параша» – прибор для сгущения воздуха свободы, а может, еще чего-нибудь почище требовал Госиздат). К 1921 году Арнштам интеллектуально созрел и, получив с помощью тестя латвийский паспорт, двинулся через ненадежную Ригу в более надежный Берлин. В 1922 году он уже возглавлял берлинское издательство «Academia», участвовал в выставках, оформлял спектакли и фильмы, ездил на съемки в Испанию, рисовал афиши. Во время немецкой оккупации французские друзья прятали его в департаменте Дром.