М. Силина - Музей Акрополя Страница 9

Здесь представлена одна из многочисленных сцен с изображением жертвенной процессии. Молодой мужчина справа (фигура сохранилась только в зарисовках) подталкивает быка. Скульптор подмечает поведение встревоженного животного, которого ведут на заклание в честь богини Афины. Жертвоприношения были очень важной частью религиозных и общественных обрядов Древней Греции, ими сопровождалось каждое значимое событие в государстве. Этим ритуалам много места уделено в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера. Так описывает поэт процесс жертвоприношения в «Илиаде»:

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы.Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрылиВдвое кругом и на них положили останки сырые.Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили.

Несмотря на древний, архаический и не вызывающий в наше время сочувствия обряд, художественный язык сцены понятен современным зрителям. Здесь так же, как и во всех блоках фриза, скульпторы гармонично выстраивают композицию: вертикальные фигуры людей уравновешиваются мощными горизонтальными телами быков. В области компоновки, в ее простоте и убедительности древнегреческим мастерам не было равных. Именно поэтому много веков спустя, уже в эпоху СССР, на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке 1939 в Москве отечественные ваятели использовали эту сцену для изображения в рельефе социалистического животноводства.

Можно смело утверждать, что по красоте эти рельефы (сохранилось 96 плит) не превзойдены до сих пор. Несколько слов необходимо сказать о судьбе фриза. В античное время он все также украшал Парфенон. Во второй половине III века произошел пожар, но неизвестно, насколько пострадали сами скульптуры. Когда в начале VI столетия здание превратили в церковь, убрали фриз с восточной стороны. В XII веке сняли еще как минимум шесть блоков. В 1458, когда Грецию и Афины завоевали турки, Парфенон стал мечетью. В 1674 французский посол в Турции сделал очень тщательные, точные рисунки фриза, до сегодняшнего дня сохранились зарисовки восточной и западной частей. Они стали ценной подмогой для археологов и реставраторов, ведь уже через 13 лет Парфенон был сильно разрушен в ходе боевых действий между турками и венецианцами: многие плиты оказались уничтоженными, некоторые упали, рассыпались и остались лежать до XIX столетия. Но еще в середине XVIII века английские архитекторы выполнили рисунки расположения Парфенона, его внешнего вида, скульптурных деталей. Позже, несмотря (иногда и благодаря) на первые успехи в археологии, ряду блестящих открытий, ценители древностей не всегда церемонились с сокровищами. Так, английский посол лорд Элджин варварски распорядился скульптурами, он постарался увезти как можно больше плит, поэтому обламывал блоки так, чтобы оставались только понравившиеся ему изображения. На это ушло десять лет, с 1802 по 1812, причем часть груза в 1804 затонула, но впоследствии была поднята на поверхность. В настоящее время вывезенные лордом богатства называются «Мраморы Элгина» и составляют богатейшую часть коллекции Британского музея (Лондон). Оставшиеся мраморы перенесены в помещение музея лишь в 1993.

Перед зрителем — очень эффектное изображение наездника, пытающегося укротить своего коня. Древнегреческий мастер прекрасно подметил движения лошади и позу всадника. Данный фрагмент дает возможность как следует рассмотреть основы скульптурного искусства. Словно слышно тяжелое дыхание животного, автор прорезает не только мышцы, но будто даже и кровеносные сосуды. Привлекает внимание одежда наездника: как виртуозно скульптор выполнил легкую ткань на груди, которая собирается тончайшими драпировками, и как пышно, осязаемо, достоверно изображены крупные, тяжелые складки развевающегося на скаку плаща. Общее гармоничное впечатление создается с помощью верно выбранной высоты рельефа, кажется, что конь и всадник легко поднимаются вверх, ничто не сдерживает их.

Композиция построена смело даже для этого фриза, где почти нет скованности и надуманности. Впечатляет точность обработки каменного блока, располагавшегося наверху, ведь изображение покрывалось краской, и снизу трудно было рассмотреть детали, которые скульптор вырезал так искусно. Исходя из этого, некоторые исследователи предполагают, что сцену создал сам Фидий. Многие ученые считают, что здесь представлен важный для афинян герой, одни думают, что это неизвестный мифологический персонаж, другие — что военачальник. Любители искусства, наверняка, вспомнят статую П. К. Клодта «Укрощение коня» на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге (1841-1850).

На этом фрагменте зритель видит двух всадников. Обращает на себя внимание сложность изображения лошадей — их ноги пересекаются, что является серьезной задачей для скульптурного рельефа, однако древний мастер прекрасно с ней справился (это удавалось далеко не всем творцам). Уцелело изображение шляпы одного из наездников — она называлась «петасос». Следы зеленой краски были обнаружены на плащах персонажей. Нет ничего бравурного в игре складок, одежда изображена предельно реалистично. Нос, глаза и губы мужчины увеличены для того, чтобы после раскраски они были видны издалека. Этот фрагмент, как и вся скульптура фриза, отличается гармоничностью пропорций, тонкостью отделки материала, эмоциональной теплотой.

Интересно, что многие мастера XVIII–XX столетий пытались состязаться с Фидием, более того, сцены буквально повторялись ваятелями разных стран и эпох, адаптировались под современную им тематику. Например, еще недавно вход стадиона «Динамо» в Москве был украшен рельефами, на одном из которых автор изобразил сюжет с всадниками на конях, взяв за основу фриз Парфенона. Только вместо греческих наездников были советские атлеты. Древняя Греция ближе, чем может показаться современному человеку.

Сохранилось большое количество обломков с фронтона, изображающего одну из самых популярных сцен древнегреческого искусства — ссору богини Афины с Посейдоном. Бог, символ тирании, даровал горожанам воду, а Афина, олицетворявшая демократию, — масличное дерево. Афиняне выбрали ее и утвердили демократические законы свободного полиса (города). Чем может быть интересен этот плохо сохранившийся фрагмент? Безусловно, своим мощным движением, наклоном торса и разворотом бедра, которые даже в таком плачевном состоянии поверхности мрамора производят сильное впечатление.

Данная работа иллюстрирует состязание апобатов во время Панафинейских игр. Четверкой лошадей управляет возничий, справа от него изображен гоплит — так называли тяжеловооруженных пеших воинов. Он должен был соскочить с повозки и пробежать определенное расстояние. Похожие сцены запечатлены и на фризе Парфенона. Соревнования проводились в районе Агоры (традиционное название рыночной площади), где археологи нашли еще несколько похожих изображений. Такие рельефы посвящали богам в знак благодарности за победу. Спортивные успехи являлись не просто доказательством силы участника. «Греческие состязания должны были выявить не того, кто лучше всех в данном спортивном искусстве, а того, кто лучше всех вообще — того, кто осенен божественной милостью», — писал М. Гаспаров, авторитетнейший знаток древнегреческого искусства.

Игры — часть ритуальной культуры, церемоний, к которым относились также гадания и обряды жертвоприношения. Интересно, что это произведение представляет собой стилизацию — неизвестный мастер специально сделал рельеф в духе раннего древнегреческого искусства. Пиндар, один из самых загадочных поэтов Древней Греции, в Олимпийском гимне, посвященном Гиерону Сиракузскому (476 до н. э.), так писал о славе, которая доставалась победителю состязаний:

Слава ПелопаДалеко озирает весь мир с Олимпийских ристалищ,Где быстрота состязается с быстротойИ отважная сила ищет своего предела;И там победительДо самой смертиВкушает медвяное блаженствоВыигранной борьбы…

Представленный фрагмент дает возможность полюбоваться на умелую, компактную и виртуозно созданную композицию архитектурного фриза. Слева вырезана фигура обнаженного всадника. Его поза очень проста, реалистически достоверна, в ней чувствуется некая изысканность, движения полны достоинства, юноша уверенно сидит на коне. Эта идеализированная естественность, как уже не раз было сказано, очень ценилась последующими поколениями художников — наследниками античной культуры.