Джин-Энн Депре - Третья женщина Страница 10

— Мне не хотелось бы задевать ваших чувств, но возможно ли, чтобы миссис Морхауз спустилась вниз под влиянием какого-нибудь кошмара…

Джеффри Морхауз выпрямился, заложив руки в карманы халата. Его брови гневно сошлись на переносице, взгляд темных глаз похолодел. Тем не менее, когда он заговорил, голос звучал спокойно и взвешенно.

— Моя жена не спускалась вниз уже долгих три года. Если бы она оказалась в вашей комнате, я счел бы это чудом. Хотя моих слов, возможно, недостаточно для вас. Завтра утром, после завтрака, я познакомлю вас с Оливией. Вы сами убедитесь, что даже внешне она не походит на женщину, описанную вами. Теперь же смею уверить, что, кроме меня, Оливии и Диккенс, в Челси-Саут нет никого больше. Что я должен сказать еще?

— Вы могли слышать этот плач. Как будто кому-то было очень больно.

— Ничего похожего я не слышал, мисс Рейли.

— Извините… этот сумасшедший вечер…

Джеффри Морхауз с усилием улыбнулся, шагнул навстречу. Перед ней был прежний радушный хозяин.

— Разумеется. Ложитесь спать, мисс Рейли. Завтра нам предстоит много работы. С вашим появлением я как никогда настроен завершить «Венценосцев Британии».

Джудит несмело улыбнулась.

— Значит, я не уволена?

Тихий смех не позволил разобрать ответные слова Морхауза. Повернув массивную бронзовую ручку, он открыл дверь.

— Надеюсь, вы докажете свою незаменимость, мисс Рейли. Я редко ошибаюсь в людях и не склонен придавать особого значения их фантазиям или снам.

— Благодарю вас.

— Не стоит. Мне было приятно убедиться, что вещи Оливии пришлись вам впору. В этой пижаме вы просто обворожительны. Спокойной ночи, мисс Рейли. И приятных сновидений.

Прежде чем неожиданный комплимент вызвал краску у нее на щеках, он вышел, затворив за собой дверь с уже знакомой стремительностью. В смущении Джудит поднялась с постели, замкнула дверь и еще раз проверила засов. Недавние события обескураживали своей нелогичностью, ирреальностью.

Оставив свечу догорать на шифоньере, она с приятным ощущением безопасности вернулась в постель. Завтра утром следует поговорить с Диккенс: возможно, ей что-нибудь известно о загадочной гостье. Пожалуй, это единственный способ выяснить, что было сном, а что — явью. Предстоящая встреча с миссис Морхауз рассеет многие подозрения. Несчастная женщина, обреченная страдать в неподвижности…

Если бы не туман! Или немного лунного света вместо свечи! Она могла бы отчетливее рассмотреть черты лица загадочной незнакомки. Туман обманывает и порождает обман, как заметил хозяин дома. Многие писатели черпали в нем инфернальное вдохновение: населяли промозглый сумрак своими фантазиями. Что ж, такое объяснение вполне возможно. Возможно все — в том числе и женщина, исчезающая без следа из запертой комнаты…

Джудит постаралась не думать о ней. Расслабившись, подтянула теплое одеяло до подбородка, устало прикрыла веки. Однако мозг продолжал бодрствовать. Как и чувства.

Ожидание сна наполнило образы новой силой и красками. Вспыхнули воспоминания, и вновь в ночном мраке кривлялось и танцевало призрачное лицо; неслось приглушенное эхо стенаний; неизъяснимая печаль смотрела из глубины прекрасных глаз…

Печаль… и безумие.

Глава пятая

Утренние часы принесли новые впечатления, волнующие и разочаровывающие, забыть которые Джудит была не в силах. Прошедшая ночь отпечаталась в памяти прикосновением страха и тайны, которых не смог изгладить пасмурный рассвет, пробудивший особняк в Челси-Саут. Казалось, вместе с брезжущими первыми лучами в атмосферу дома вторглось нечто особенное, загадочное, незабываемое. Неведомый мир, не похожий на все виденное ранее, глянул в затянутые белесым сумраком окна.

После утреннего туалета, переодевшись в бывшее на ней накануне платье, Джудит еще раз осмотрела комнату. Как и вчера, не было даже намека на потайной выход. Единственную возможность давала массивная входная дверь. Смутное предчувствие шевельнулось в груди, несмотря на уверения Джеффри Морхауза. Однако сомнения недолго владели сердцем: дневной свет оказался губителен для ночных страхов. Джудит ощущала себя посвежевшей, словно рожденной заново после отдыха, и нескольких минут у окна было вполне достаточно, чтобы поднять ее настроение.

Рваные нити тумана, словно паутина, покрыли местность. Сразу за домом начиналась густая роща, заслонявшая дальний вид и участки соседей. Густая стена деревьев протянулась, насколько хватало глаз, затемняя разгоравшийся в лучах солнца горизонт. Ели, дубы, вязы выстроились по гребню покатой возвышенности, которая опоясывала особняк. Прямо под окном находилось небольшое патио[15]; каменный пол слагали разноцветные плиты различной формы. Легкие плетеные стулья, выкрашенные белой краской, стояли вокруг стола такого же цвета, опиравшегося на металлические ножки. Ухоженная изгородь из высоких, похожих на папоротники растений, завядших в суровом климате, отделяла дом от соседства рощи. Из окна было затруднительно определить природу растений.

Когда Джудит наконец спустилась вниз, настала очередь изумляться великолепию самого Челси-Саут. Коридоры и переходы, которые вели в нижнюю часть здания[16], в тусклом утреннем свете выглядели совсем иначе. Пламя свечей набрасывало на стены и потолки покров мрака и тайны. Теперь же, при дневном освещении, пусть и не столь ярком в этот ранний час, атмосфера враждебности, окутывавшая дом накануне, рассеялась. На бумажных обоях стен проступили мягкие цветочные узоры. Балки, потолочные перекрытия, выдававшиеся по углам и в полумраке над головой, рождали приятное ощущение уверенности и комфорта.

Полы коридоров без всякого видимого порядка чередовались от дубовых досок до каменных плит. Вековая давность пропитывала воздух и стены здания: казалось, их спокойствие ничто не может нарушить. Спускаясь по винтовой лестнице, продолжение которой уходило глубоко в полумрак верхних этажей Челси-Саут, Джудит испытывала необычную легкость. Да, при свете дня все выглядело совершенно иначе.

Через всю прихожую до дубовой входной двери тянулась ковровая дорожка. Темно-каштановый узор и сочные древесные тона приятно ласкали глаз. Слева стояли высокие старинные часы. В глубине прихожей, под массивной аркой виднелся вход в студию, чуть поодаль — еще одна крепко сколоченная дверь. На стене рядом поблескивала тяжелая позолоченная рама, заключавшая овальный портрет. Джудит пообещала себе, что рассмотрит его при первой же возможности. В нынешнем положении было бы по меньшей мере бестактно бродить по дому с праздным видом завсегдатая картинной галереи. В дальнейшем, когда улягутся первые впечатления, будет достаточно времени удовлетворить свое любопытство.

При всей независимости характера, Джудит отчетливо различала ту грань, которая отделяет свободу поведения от заурядной невоспитанности. Сиротский приют, актерские годы в Бостоне научили ее, как подобает вести себя настоящей леди.

Старинные часы внезапно ожили. Серебряный колоколец отозвался глухим мелодическим боем. Восемь ударов, и Джудит с облегчением вспомнила про утренний распорядок. Благодаря стремительному провалу «Геннези’с Опера» у нее не осталось ни средств, ни возможности обзавестись собственными часами. К тому же общественное мнение твердо сходилось на том, что хорошеньким женщинам незачем беспокоиться о времени суток. Даже актрисам, жизнь которых подчинена расписанию. Наручные часы только-только входили в обиход в далекой Америке, где не последнюю роль в их распространении сыграл колоритный облик мистера Ричарда Дэвиса.[17] Именно его настойчивость свела на нет стойкое предубеждение против «излишне женственных», как считалось тогда, украшений. Однако Джеффри Морхауз, по-видимому, не носил наручных часов. Разумно было предположить, что он предпочитает традиционные хронометры на золотой или серебряной цепочке, которые носят в специальном карманчике жилета. Устойчивость привычек или еще одна любопытная деталь в поведении хозяина дома?

— А, вот и вы.

Спокойный голос за спиной заставил Джудит резко обернуться.

Возле входа в студию стоял Джеффри Морхауз. В сравнении с прошлым вечером он казался значительнее и выше, однако эта перемена никак не отразилась на его манере держаться — учтиво, с легким оттенком снисходительности. Темные волосы разделял аккуратный пробор, на лице застыла приветливая улыбка. Этим утром он надел темно-синий костюм из тонкой материи; вчерашний галстук заменил алый шейный платок, повязанный вокруг горла и выступающий из-под высокого воротничка белоснежной рубашки. Сердце Джудит затрепетало, но она лишь сдержанно улыбнулась. Облик хозяина дома не допускал излишней чувствительности.

— Доброе утро, мистер Морхауз.