Проспер Мериме - Ноготок судьбы Страница 32

Здесь все покровы упали, но глаза Инес, все еще ослепленные лживым блеском любви и наслаждений, долгое время отказывались видеть истину в ее неприкрашенном виде. Впрочем, среда, в которую ее ввел Гаэтано, иногда ужасала ее безнравственностью своих принципов. Она поражалась, что — переезд из одного полушария в другое мог служить причиною таких потрясающих различий в нравах и языке. Она с трепетом старалась отыскать в этой толпе плутов, кутил и куртизанок, составлявших их обычное общество, хотя бы одну мысль, отвечавшую ее взглядам, и не находила. Некоторые средства, приобретенные ею при помощи поступка, не перестававшего тревожить ее совесть, начали истощаться, и притворная нежность Гаэтано, казалось, убывала вместе с ними. Однажды, проснувшись, она напрасно звала его и напрасно ожидала всю ночь. Наутро беспокойство сменилось страхом и страх — отчаянием. Наконец, ужасная новость довершила ее несчастья. Он бросил ее, совершенно обобрав, и уехал с другой женщиной. Он покинул ее нищей, обесчещенной и, что еще хуже, исполненной презренья к себе. Благородная и твердая гордость, сопротивляющаяся несчастью в безупречно чистой душе, в душе Инес была сломлена, и она приняла имя Педрины, чтобы скрыться от розысков своей недостойной семьи.

— Педрина, пусть будет Педрина, — сказала она себе с горькой решимостью. — Пусть на мне будет стыд и позор, ибо так повелела моя судьба! — И она стала Педриной.

Вы легко простите меня, если я перестану следовать за всеми подробностями ее жизни; она мне о них не рассказывала. Мы столкнемся с нею снова в Мадриде на ее памятном для всех дебюте, выдвинувшем ее сразу в первый ряд самых знаменитых актрис. Энтузиазм, встретивший ее там, был столь необычен и столь горяч, что весь город, казалось, отозвался на театральные аплодисменты, и толпа, провожавшая ее восторженными криками и венками до самого дома, согласилась разойтись лишь после того, как она еще раз показалась в окнах своих комнат. Но не только такие чувства она пробудила. Ее красота, не менее, поистине, замечательная, чем таланты, произвела глубокое впечатление на одно высокопоставленное лицо, державшее в то время в своих руках судьбы Испании; вы позволите не называть его имени, во-первых, потому, что моя совесть историка требует проверки этого анекдота из частной жизни, и во-вторых, потому, что мне не хотелось бы прибавлять еще одну, вполне, впрочем, извинительную, слабость к его истинным и мнимым преступлениям, в которых переменчивая молва народа обвиняет обычно низложенных властителей. Достоверно лишь то, что на сцене она больше не появлялась и что все блага судьбы в несколько дней осыпали эту неведомую авантюристку, нищету и позор которой наблюдали обитатели соседних провинций на протяжении целого года.

В Мадриде только и говорили, что о разнообразии ее нарядов, богатстве драгоценностей и роскоши выезда. Против обыкновения, ей легко прощали ее внезапное обогащение, потому что между ее судьями нашлось бы очень немного таких, которые не сочли бы себя счастливыми одарить ее во сто крат больше.

Следует, впрочем, прибавить к чести Педрины, что сокровища, приобретенные ею ценою любви, не таяли в бесплодных фантазиях расточительства. По природе сострадательная и щедрая, она отыскивала горе, чтобы его облегчить. Она несла помощь и утешение в лачугу бедняка и к изголовью больного. Она облегчала страдания несчастных, присоединяя к своим благодеяниям искреннее участие. Будучи фавориткой, она заставила народ себя полюбить. О, это так нетрудно, когда к твоим услугам богатство! Имя Педрины приобрело такую известность, что молва о ее славе достигла слуха Гаэтано, таившего свою постыдную жизнь в каком-то темном углу. Выручки от грабежа и предательства, поддерживавшей его существование до этого времени, перестало хватать на его нужды. Он пожалел, что пренебрег доходами, которые мог бы извлечь от падения своей возлюбленной. Он дерзнул составить план, цель которого состояла в том, чтобы любой ценой, даже ценой нового преступления, исправить свою ошибку. Впрочем, для него преступление было наиболее простым делом. Он рассчитывал на свою многократно испытанную ловкость, чтобы внушить ей некоторое доверие.

Этот негодяй достаточно хорошо знал сердце Инес и не задумался предстать перед нею.

На первый взгляд план Гаэтано мог показаться невыполнимым, но нет ничего невозможного для ума хитрого и коварного, особенно когда он сталкивается со слепой доверчивостью любви. Разве Гаэтано не был первым мужчиной, заставившим трепетать сердце Инес, разве он не был единственным, кого она любила по-настоящему?

Заблуждения, на которые ее толкали с той поры ее чувства, опустошили ее душу и повергли ее в состояние безразличия. Однако благодаря, без сомнения, редкой и счастливой, но иногда все же встречающейся случайности она опустилась, но не загрязнила себя.

Басня Гаэтано, как бы нелепа она ни была, без труда приобрела в ее глазах обличие истины. Инес стремилась поверить ему, чтобы вновь обрести некоторую видимость былого счастья, а это состояние души довольствуется крохами правдоподобия. Возможно, что она сама страшилась возражений, во множестве гнездившихся в ее уме, из опасения наткнуться среди них на такие, которые останутся без ответа. О, как сладок обман, когда любишь и когда не можешь заставить себя не любить!

Предатель не пренебрег ничем ради своей выгоды. Он прибыл якобы из Сицилии, куда ездил добиваться у семьи разрешения на их брак. Он достиг своей цели. Его мать решила сама сопровождать его в Испанию, чтобы поскорее познакомиться с дорогой невесткой, о которой составила самые лестные представления.

Какая ужасная новость ожидала его в Барселоне! Слухи об успехе Педрины дошли до него одновременно с известием о ее падении и бесчестии. Так-то вознаграждает его она за всю его любовь и за все жертвы! Первая мысль, первое побуждение, на которые он был способен, заключались в решении умереть, но затем нежность к ней возобладала над отчаянием. Он скрыл от матери ее печальную тайну, он полетел в Мадрид, чтобы поговорить с Инес, чтобы заставить ее, если еще не поздно, выслушать его увещания и вопиющие к ней добродетель и честь; он пришел, чтобы простить, и… простил. Что сказать вам еще? Инес обливалась слезами. Инес, возбужденная, дрожащая, подавленная угрызениями совести, признательностью и радостью, бросилась на колени перед обманщиком, и притворство восторжествовало почти без усилий над сердцем, слишком доверчивым и слишком чувствительным, чтобы о нем догадаться. Это все внезапно заставило их перемениться ролями и положением, и виновный, — есть поистине чему удивляться, — приобрел все права невинности. Но спросите об этом лучше у женщин, и они ответят вам, что здесь нет ничего удивительного.

Подозрения Инес, однако, должны были пробудиться опять, когда она обнаружила, что Гаэтано больше заботится о том, чтобы нагрузить в приготовленную для них коляску ценные вещи, о происхождении которых она не могла вспоминать без краски стыда, чем о том, чтобы вырвать ее поскорее из объятий преступной любви. Тщетно требовала она оставить все драгоценности. Ее не послушали.

Через четыре дня дорожная карета остановилась в Барселоне перед гостиницей «Италия». Видели, как из нее вышли элегантно одетый молодой человек и дама, старательно скрывавшаяся, по-видимому, от взглядов путешественников и прохожих. Это были Гаэтано и Педрина. Через четверть часа молодой человек ушел из гостиницы и направился в порт.

Отсутствие матери Гаэтано еще более усилило беспокойство Инес. По-видимому, к тому времени, когда он возвратился, она успела пересилить свою робость и набралась решимости, чтобы поговорить начистоту обо всем; известно, что с вечера между ними вспыхнула ссора, возобновлявшаяся несколько раз в продолжение ночи. С наступлением дня Гаэтано, бледный, растерянный и взволнованный, приказал слугам доставить несколько сундуков на корабль, уходивший в плавание этим же утром, и отправился вслед за ними, неся с собой небольшую шкатулку и скрывая ее в складках плаща. Прибыв на судно, он отпустил пришедших с ним вместе людей под предлогом какого-то дела, удерживающего его на борту корабля, щедро заплатил им за труды и настойчиво просил не беспокоить сна госпожи до его возвращения. Однако прошла большая половина дня, а незнакомец не возвращался. Кто-то сообщил, что корабль уже вышел в открытое море, и один из сопровождавших Гаэтано людей, мучимый мрачным предчувствием, решил удостовериться в этом. Он увидел, как паруса скрывались за горизонтом.

Тишина, продолжавшая царить в комнате Инес, среди шума и суеты гостиницы, становилась подозрительной. Убедившись, что дверь была заперта не изнутри, а снаружи и что ключ не оставался в замке, хозяин больше не колебался и приказал взломать дверь. Ужасная картина открылась вошедшим. Неизвестная дама лежала на кровати в положении спящей, и эта поза могла бы легко обмануть, если бы спящая не была залита кровью. Во время сна ее грудь пронзили ударом кинжала, и оружие убийцы оставалось все еще в ране.