Андрей Гуляшки - Убийство на улице Чехова Страница 12

Без двух минут одиннадцать профессор Астарджиев покидает гостиную и идет в прихожую поговорить по телефону.

Между без двух минут одиннадцать и двумя минутами двенадцатого профессор убит.

Если экспертиза покажет, что постороннее лицо не касалось ВНЕШНИХ ручек ВХОДНЫХ дверей, СЛЕДУЕТ предположить, что убийцей профессора является КТО-ТО ИЗ ЕГО ГОСТЕЙ. Кто-то из гостей убил профессора и после того, как он его убил, вышел из квартиры.

По выражению, появившемуся на лицах слушателей, я понял, что мой анализ произвел на них жуткое впечатление. Между нами говоря, я и сам был взволнован и не на шутку растрогался своими собственными способностями извлекать из предлагаемых ситуаций и конкретной обстановки данные для создания серьезной гипотезы. «Вот что значит, черт возьми, — сказал я себе, — в тонкостях овладеть теорией следственного анализа!»

— Извините, но я, едва войдя сюда и посмотрев на приятелей, сразу подумал: «Это дело сугубо ВНУТРЕННЕЕ!» — усмехнулся Манчев.

От этих слов пахло хвастовством! Мне они не понравились. Вошел — и сразу же понял. Ну и ну! Я, который все время ломал себе голову, с трудом дошел до более или менее приличной гипотезы, а он — сразу понял!

Он вынул пачку сигарет, и я (хоть мне и не понравились его слова, потому что я не люблю чрезмерно самоуверенных людей и хвастунов) протянул руку к его сигаретам: свои две последние я выкурил, пока излагал свою гипотезу.

Лейтенант Данчев повернулся к коллеге:

— Иногда нетрудно составить мнение, но трудно доказать его правоту, защищать его! И, наконец, ты говоришь: «Это дело внутреннее». Ну хорошо, а КТО же из тех, кто находился в квартире, совершил убийство?

— Товарищи, — сказал я, — я не закончил еще свое изложение. Когда кончу, дам вам слово.

— Что ж… — Манчев развел руками. — Я уверен, товарищ майор, что вы уже добрались до убийцы, хотя и чисто теоретическим путем!

Подтрунивал он надо мной, говорил ли серьезно или же просто подлизывался ко мне — одному богу известно.

— Прежде чем пойти по следам убийцы, — сказал я, — необходимо сделать предварительную реставрацию, то есть выяснить, как было совершено убийство. Исходя из того, что мы видели своими собственными глазами, и из компетентного медицинского осмотра, профессора ударили сзади, со спины. Результаты вскрытия максимально проясняют картину, однако уже заранее можно сказать, что наиболее удобно нанести такой удар, только войдя в дверь, ведущую с лестничной площадки. Телефон поставлен таким образом, что человек, который говорил, не мог видеть входящего, не повернувшись специально к двери. Если профессор никого не ждал, он повернулся бы в направлении входящего, это совершенно естественно. Но нам известно, что он ждал кого-то. Кого же ждал профессор, если не проявил удивления, не повернулся? ОН ЖДАЛ СВОЕГО ЗЯТЯ. И поэтому он не повернулся, и поэтому он не увидел своего зятя, не увидел, как тот приближается с поднятым для удара ножом…

— Именно, именно так! — торжествующе подхватил лейтенант Манчев. — Я же вам говорил!

Это «я же вам говорил» совсем мне не понравилось. Как-никак, я излагал свою гипотезу, СВОЮ.

— Ну, Манчев! — сказал я. — Не торопитесь сразу хвататься за мои слова. У меня есть и другая гипотеза.

— Заранее уверен, товарищ майор, что и другая моя гипотеза непременно совпадет с вашей, — сказал этот плут.

Я продолжал:

— Но говоривший по телефону, как вы заметили, стоял не только спиной к входной двери, но и под углом в 45° к коридору, то есть его правое плечо находилось на диагонали, ведущей прямо к двери в кухню.

— Именно так! — сказал Манчев.

— Ну и что? — Я смотрел на него уже свирепо.

— Ничего, извините! — сказал Манчев. — Я кое о чем подумал…

— Советую вам, когда я говорю, выслушать, а потом уже думать, — отрезал я и, прокашлявшись, продолжал: — Доктор Беровский заявил в своих показаниях, что был на кухне, когда зазвонил телефон. Он заявил, что слышал телефонный звонок. А телефон позвонил ровно без двух минут одиннадцать. Внимание! Доктор Беровский заявил в своих показаниях, что вернулся в гостиную (то есть был на пороге гостиной) в три минуты и три секунды двенадцатого — в тот момент, когда Кодов сообщал присутствующим об убийстве профессора. Веселин Любенов оспаривает в этих показаниях секунды, которые указал Беровский. По мнению Любенова, Беровский появился на пороге гостиной на пять-шесть секунд позднее. А это практически означает, что Беровский уже знал об убийстве. То есть, когда он выразил свое изумление, он просто-напросто ПРИТВОРЯЛСЯ. Проанализировав вопрос «Что знал Беровский?», мы получим два ответа. Согласно первому, доктор Беровский — убийца профессора. Между без двух минут одиннадцать и одной-двумя минутами двенадцатого ударил его ножом, подобным тому, с которым Красимир Кодов спустился в подвал, чтобы отрезать себе кусок окорока.

— Где же этот второй нож? — спросил мрачно лейтенант Данчев. — Мы обыскали гостей, включая и доктора Беровского, и ни у кого не нашли никакого ножа. Если бы он спрятал его в столовой, или на кухне, или в кладовой, остались бы где-то следы крови. За две-три минуты человек не может и убить, и спрятать нож, и уничтожить следы крови. Даже опытнейший преступник не сумел бы совершить все эти операции за столь короткое время!

— Вы, лейтенант Данчев, — сказал я, — не должны забывать, что тщательный осмотр квартиры мы сделаем только теперь. Кроме того, нельзя упускать из виду библиотечные шкафы — за этими сотнями томов можно вмиг спрятать даже топор.

— Все бывает на этом свете, товарищ майор! Но я говорю не об исключительных, а об обычных вещах, совершаемых обыкновенными людьми. Потому что девять десятых убийств совершаются самым обычным способом, таким же обычным способом прячут и орудие убийства…

— Спрятать нож за толстой книгой — не такое уж исключение! — сказал я. — Кроме того, вы слишком торопитесь высказать свое мнение, а не ждете, пока я до конца выскажусь. Итак, проанализировав вопрос «Что знал Беровский?», мы можем уличить его, Беровского, как возможного убийцу. Он убил профессора между без двух минут одиннадцать и одной-двумя минутами двенадцатого. Но этот ответ обязывает нас непременно найти нож и кровавые следы, оставленные этим ножом.

— Именно, именно так! — кивнул Манчев.

— Эх, Манчев! — Данчев вздохнул. — Ты забываешь, что доктор Беровский стоял над телом убитого, держа его за руку — слушал пульс. И, может быть, испачкал рукав пиджака в крови, а потом прислонился этим рукавом к какому-нибудь предмету в столовой, на кухне или где-нибудь в другом месте. И что же? Найдя этот след, ты объявишь Беровского убийцей?

— Рукав оставляет один след, а окровавленный нож — другой! — ответил я раздраженно, чувствуя, что в моем голосе слышатся уже не нотки раздражения, а нотки горечи.

Так хотелось поскорее надеть стальные наручники на чьи-нибудь руки! Мне было безразлично, чьи это будут руки! К черту! Раз они нанесли удар ножом — так им и надо. А на мою долю выпадала честь заковать их в наручники. Тогда главный шеф управления вызовет меня и ласково мне улыбнется: «Браво, Ламби Канделаров, так и надо их брать — мгновенно и решительно! Пусть знает общество, что возмездие не ползет черепахой, а обрушивается на голову нарушителя как молния!»

Да, так следует поступать в подобных случаях — быстро, не мудрствуя лукаво, не применять методы, которые только затягивают дело. Этот инспекторишка Данчев — ну и нудный же тип и одновременно дерзкий. Пытается куснуть меня, негодяй, будто бы я хотел объявить кого-нибудь убийцей на основании фальшивого следа! Смотри-ка!..

Я посмотрел в широкое окно. Кто-то раздвинул бархатные шторы, и носившийся в воздухе снежок выглядел золотистым, когда он попадал в полосу света, падающего из нашей комнаты. Бледно-синие утренние сумерки медленно серели, начинался напряженный день.

Я послал сержанта Рашко купить в киоске у автобусной остановки сигареты и что-нибудь на завтрак — баничку[4] или что он там найдет, — а сам пошел в кабинет профессора. Включил свет, потому что шторы были опущены и в комнате царил мрак. Я человек с крепкими нервами, но должен признаться, что остолбенел, увидев комнату, залитую светом. У письменного стола стоял стул с высокой спинкой, и на нее был брошен халат профессора — небрежно, будто хозяин собирался тут же вернуться и снова надеть его. В одном из углублений огромной металлической пепельницы в форме филина, до отказа наполненной окурками, лежала недокуренная сигарета. Среди беспорядочно нагроможденных книг и рукописей валялось несколько цветных карандашей и очки в толстой роговой оправе, повернутые дужками вверх. Человек встал из-за стола с намерением не задерживаться долго и по возвращении вновь продолжить прерванную работу…