Валерий Гуляев - Идолы прячутся в джунглях Страница 15

Позднее в полемику включился еще один ученый из США — Майкл Ко. Он подверг методы работы Филиппа Дракера самой уничтожающей критике. По его словам, в старых отчетах о Ла Венте и Трес-Сапотес все было неверным и ошибочным. Это почти единственный случай в практике центральноамериканской археологии, когда один известный археолог публично обвинил другого в научной недобросовестности.

Во всяком случае, теперь всем стало ясно, что старые работы Филиппа Дракера, почти четверть века принимавшиеся без оговорок на веру, нуждаются в самом тщательном критическом пересмотре.

«Сеньор, здесь кто-то есть!» — испуганно шепнул идущий впереди индеец и кончиком длинного мачете осторожно раздвинул ветви лиан. Посреди ровной прямоугольной площадки, обрамленной ядовитой зеленью густого подлеска, сквозь кисею тумана смутно проступали очертания какой-то темной фигуры, слегка напоминающей человеческую. Мэтью Стирлинг был парнем далеко не робкого десятка и к тому же большим знатоком мексиканских джунглей. За его плечами числилась уже не одна успешная экспедиция в эти забытые богом места. Сколько всевозможных трудностей, лишений и невзгод осталось позади!.. Он знает вокруг каждую тропинку, каждый кустик. Но осторожность никогда не повредит. Говорят, что здесь, у глухой лесной деревушки Потреро Нуэво, видели недавно группу вооруженных бандитов — чиклерос. И, достав из кобуры свой многозарядный кольт, археолог решительно двинулся вперед. Шаг. Другой. Третий.

Загадочная фигура казалась абсолютно неподвижной. «Эй, какого черта вы здесь делаете?» — крикнул Стирлинг, и вдруг слова застыли у него на устах. Перед ним стояла древняя скульптура, искусно высеченная из черного базальта. Огромный, вставший на дыбы ягуар нежно обнимал своими могучими когтистыми лапами хрупкие плечи обнаженной женщины. Это был известный ольмекский миф о происхождении богов, с непревзойденным искусством воплощенный в камне. «В незапамятные времена, — говорили индейские жрецы испанцам, — от связи великого бога-ягуара и прекрасной, но смертной женщины появилось на свет многочисленное племя богов — сыновей ягуара». Странные на вид, одутловатые младенцы с раскосыми кошачьими глазами и пухлым, со вздернутой верхней губой ртом удивительно напоминали своими лицами оскалившуюся в злобном рыке голову грозного владыки джунглей. Иногда из уголков рта этих инфантильных существ выступают вперед два острых звериных клыка. Для древних обитателей Веракруса и Табаско «сыновья ягуара» были весьма почитаемыми божествами воды, дождя, грома и молнии.

Такая странная на первый взгляд взаимосвязь объясняется тем, что в тропиках ежегодный сезон дождей начинается вместе с сильными летними грозами. К тому же и сам ягуар известен как большой любитель воды. Большую часть ночи он проводит на охоте вблизи водоемов, прекрасно плавает, а его грозный рык звучит в ушах перепуганного индейца словно раскаты небесного грома. Прямая связь ольмекского младенца с дождем напоминает о ежегодном жертвоприношении маленьких детей в честь бога дождя Тлалока среди ацтеков. И чем больше слез проливали перед смертью перепуганные малютки, тем более угодным небу считалось все жертвоприношение: слезы невинных детей должны были, по незыблемым законам магии, вызвать «слезы из небесных туч», то есть дождь. Ольмеки без устали создавали образы своих кумиров в камне, дереве и глине. Особенно часто воплощались «сыновья ягуара» в голубовато-зеленом нефрите и серпентине. Сейчас таких статуэток в «стране дождя и тумана» найдено уже сотни.

И вдруг эти характерные фигурки стали, ко всеобщему удивлению, появляться в самых неожиданных местах. Две полые глиняные статуэтки пухлых младенцев нашли в Тлатилько. Несколько точно таких же изваяний дали раскопки небольшого поселка древних земледельцев в Гуалупите, штат Марелос. Есть они и на юге долины Мехико — в Тлапакойе. Особенно богатый урожай глиняных портретов «сыновей ягуара» собрали грабители могил в Лас-Бокас, на западе штата Пуэбла. Что касается археологов, то они, к сожалению, так пока и не добрались до этого первоклассного памятника архаической эпохи. Отдельные статуэтки и расписные или с резным узором глиняные чаши, попавшие по воле случая в некоторые государственные музеи Мексики и США, — единственное, что осталось науке от сотен, а может быть, и тысяч разграбленных могил.

Особенно много ольмекских фигурок из нефрита и серпентина находили на территории штатов Герреро и Морелос. И это сразу же вдохновило некоторых мексиканских исследователей на создание довольно смелых гипотез. Роман Пиньян Чан объявил, что первоначальная родина ольмеков находилась в Центральной Мексике, а точнее — в штате Морелос. Но в этом районе почти нет ольмекской скульптуры большого размера, если не считать рельефы Чалькацинго. Она, как известно, сосредоточена главным образом на юге Веракруса и в Табаско. Мигель Коваррубиас, напротив, считал родиной ольмеков штат Герреро — это тихоокеанское побережье. По его словам, там действительно нет больших каменных изваяний. Но разве мелкая и простая скульптура не предшествует по времени более крупной?

Отсюда неизбежно вытекало, что центр происхождения ольмеков находился первоначально на территории тихоокеанского побережья штатов Герреро и Мичоакан. Оттуда они проникли в долину Мехико (Тлатилько), а затем и еще дальше — в Веракрус и Табаско. Там, в таких центрах, как Ла Вента, Сан-Лоренсо и Трес-Сапотес, представлены памятники уже вполне сложившегося ольмекского искусства.

Но гораздо правдоподобнее выглядит третья точка зрения, выдвинутая некоторыми археологами США. По ее мысли, основной и единственный центр культуры ольмеков всегда находился в пределах довольно небольшого изолированного района в прибрежной частя штатов Веракрус и Табаско. Здесь были сосредоточены все основные памятники ольмеков. Наличие же ольмекских влияний в других областях Мексики объясняется торговыми и культурными связями.

Но в целом для каких-либо плодотворных научных дискуссий одних этих находок было еще явно недостаточно.

Обильную пищу для размышлений давали и другие открытия археологов в Центральной Мексике. То в одном, то в другом месте внезапно появлялись на свет самые неожиданные вещи. На востоке крохотного мексиканского штата Морелос взору исследователей предстала довольно необычная картина. Близ городка Каутла над окружающей равниной вздымались, словно три богатыря в островерхих шлемах, три высоких скалистых холма с почти отвесными склонами из базальта. Центральный холм, Чалькацинго, — это могучий утес, плоская вершина которого усеяна огромными валунами и глыбами камня. Труден и долог путь на его вершину. Но случайный путник, решившийся на это опасное восхождение, получит вполне достойное вознаграждение. Там, вдали от современной жизни с ее шумом, суетой и фантастическими скоростями, застыли в вековой дремоте странные и загадочные изваяния — фигуры неведомых языческих богов и героев. Они искусно выбиты каменным резцом на поверхности самых больших валунов. Первый рельеф изображает какого-то пышно одетого человека, который важно восседает на троне и держит в руках длинный предмет, напоминающий знаки власти «халач-виников» — правителей городов-государств древних майя. На голове у него высокая прическа и затейливая шапка с фигурками птиц и знаками в виде падающих вниз крупных капель дождя. Человек сидит в некоем подобии небольшой пещеры. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что это вовсе не пещера, а широко открытая пасть какого-то гигантского, стилизованного до неузнаваемости чудовища. Хорошо виден его яйцевидный глаз со зрачком из двух перекрещенных полос внутри. Из пасти-пещеры вырываются наружу какие-то завитки, изображающие, возможно, клубы дыма. Над всей этой сценой как бы парят в воздухе три стилизованных знака — три грозовые тучи, из которых падают вниз крупные капли дождя. Точно такие же каменные скульптуры встречаются лишь в одной области древней Мексики — в стране ольмеков, на южном побережье Мексиканского залива.

На втором рельефе Чалькацинго показана уже целая скульптурная группа. Справа изображен какой-то бородатый обнаженный человек со связанными руками. Он сидит на земле, прислонившись спиной к идолу грозного божества ольмеков — человека-ягуара. Слева два ольмекских воина, в масках человека-ягуара и с длинными остроконечными палицами, угрожающе подступают к своему беззащитному пленнику. Позади него стоит еще один персонаж с дубинкой в руках, из которой пробиваются побеги какого-то растения — скорее всего маиса.

Но самый интересный из всех рельефов — пятый, хотя он, к сожалению, сохранился хуже других. Здесь древний художник изобразил огромную змею с клыкастой пастью. Она пожирает полумертвого от страха человека, ничком лежащего на земле. Из затылка змеиной головы выглядывает короткое, похожее на птичье, крыло. Однако для многих ученых и одной этой детали оказалось вполне достаточно. Они без особых колебаний заявили, что ольмеки задолго до начала христианской эры поклонялись уже самому популярному божеству доколумбовой Мексики — «Пернатому Змею» — Кецалькоатлю, который считался у ацтеков богом ветра, покровителем культуры и знаний.