Дмитрий Евдокимов - За давностью лет Страница 2

В десять лет он прочитал «Кондуит и Швамбранню» Кассиля и бесповоротно решил, что станет великим писателем. Купил толстенную тетрадь и начал писать научно-фантастический роман. Дальше первой страницы дело, правда, не пошло, поскольку Игорь доказал, что он явно сдирает то у Кассиля, то у Жюля Верна.

В двенадцать лет ему попался «Мартин Иден», и Борис наконец понял, в чем причина его творческих неудач — он плохо знает жизнь. Через два дня в школу пришла его заплаканная мать с короткой запиской: «Прощай, мама. Ухожу в большое плавание, как отец».

В то время Борис еще верил рассказам матери, что его отец — капитан дальнего плавания и находится на секретном задании. После побега мать призналась ему, что отец их бросил, когда Борька был совсем маленьким.

Бориса вернули из Одессы, где он пытался наняться на корабль юнгой. Корабль при ближайшем рассмотрении оказался портовым буксиром, но это крушение надежд внешне никак не сказалось на облике парня. Он снова сидел за партой гордый и невозмутимый, как Нельсон, а все одноклассники ему мучительно завидовали и потихоньку собирались в плавание.

Массовому побегу из Москвы шестого «Б» помешало появление нового учителя истории, Максима Ивановича Чекмарева, тут же прозванного «козлом» за смешную привычку сбычивать голову, когда кто-то не знал предмета. Подбородок его упирался в галстук, крутой лоб наклонялся вперед, вечно взъерошенные волосы подрагивали, как рога. От волнения он начинал слегка заикаться.

— М-мне н-неп-понятно, к-как м-можно не любить и не знать историю! Только самый дремучий... э-э-э... извините за выражение, человек может позволить себе такую роскошь!

Ну чистый козел! Однако вскоре смешки прекратились. Новый учитель так самозабвенно любил свой предмет, так прекрасно рассказывал, что умел увлечь ребят! Ну а после того как они сходили в трехдневный лыжный поход по местам боевой славы, никто не называл его иначе, как Максимом, а девчонки — Максимушкой. Можно было не выучить любой урок, но не выучить историю... Даже заядлые двоечники запросто шпарили цитатами по-латыни. Где-нибудь в темном углу школьного коридора можно было услышать:

— Дивиде эт импера! А этому дай по носу!

...Сейчас друзья быстро шагали к дому Максима, и

Борис торопливо рассказывал:

— Я вчера «Клима Самгина» начал переписывать. Вот писал старик! Ничего лишнего. Каждое слово на своем месте!

— Ты бы лучше свое писал, — бросил, не глядя в его сторону, Игорь.

— Рано! — не согласился Борис. — Я ведь еще не знаю ничего. А стиль постичь и, так сказать, творческую лабораторию великого писателя — это очень полезно.

— Ну и будешь писать под Горького! — не уступал Игорь.

Борис приостановился было, чтобы поспорить, но услышал оклик:

— Эй, мушкетеры! Долго мы тут околевать будем?

Друзья увидели на углу улицы поджидавшую их парочку — Ларису Медведеву и Андрея Красовского. Андрей был великолепен в новой, с иголочки зимней милицейской форме. Ребята радостно бросились ощупывать его шинель, спрашивая о назначении различных полосок.

...Андрей появился в их школе в начале нового учебного года, когда они перешли в седьмой класс. Новичок сразу поразил воображение девчонок: волосы черные как смоль, глаза продолговатые, светло-коричневые, нос с горбинкой, широкие скулы и уже усики пробиваются.

Даже Максим обратил внимание на новенького:

— Был бы я кинорежиссером, обязательно пригласил бы вас, Красовский, на роль юного Чингисхана.

До появления Андрея бесспорными лидерами были Борис, как поставщик идей, и Игорь, признанный трепач. Не раз он тщедушной грудью прикрывал весь класс, не выучивший урок. Он решительно выходил к доске, а уже через несколько минут ошалелый учитель не мог сообразить, что же он задавал на дом.

А тут вдруг Чингисхан. Каково? Пару раз они подрались после уроков, потом подружились, поскольку Андрей не задавался и признал безоговорочно интеллектуальное превосходство друзей.

Быстро утихомирил он и девчонок, начавших было забрасывать его записками. Однажды он сел за парту с Ларисой Медведевой и заявил во всеуслышание:

— Люблю тебя до гроба.

Девочки, естественно, заскучали, а Игорь с Борисом стали присматриваться к Ларисе. Раньше они на нее внимания не обращали: так, замухрышка с косичками, лицо круглое, будто по циркулю сделано, и голос писклявый. Однако чем больше смотрели, тем больше убеждались — девчонка и впрямь классная! Остальные жеманничают, глупо, без повода хихикают. А эта — нет. Держится просто, как парень.

В общем, стихи Игорь начал ей писать, кажется, на химии. В поисках рифмы к слову «годы» он скосил глаза в Борькину сторону: ба, да тот, оказывается, тоже стихи пишет. И тоже, конечно, Ларисе. На перемене выяснилось: точно, Ларисе. Отправили адресату.

После уроков к ним подошла Лариса, а с ней — Андрей.

Лариса сказала:

— Очень у тебя стихи душевные, Игорь. Я чуть не заплакала. Особенно вот тут:

Может, встречу тебя через тысячу лет.

Но ко мне ты придешь через звезды и годы,

Я уверен, что, хоть обыщи целый свет,

Нет красивей тебя ничего у природы!

Борис фыркнул. Лариса посмотрела на него строго.

— А у тебя хуже получается. Строчки какие-то длинные и нескладные.

— Эх, ты, гекзаметра не понимаешь! — вздохнул Борис.

— Ну все равно, мальчики, — сказала Лариса, — я предлагаю — давайте вместе ходить, а? Андрей тоже не возражает.

Андрей действительно не возражал. Однако Игорь, хоть и понимал, что шансы неравны, стихи Ларисе писать не перестал, поскольку более благодарной читательницы не встречал. Все вокруг смеются, а она посмотрит широко открытыми глазами и прошепчет:

— Ах, Игорь, как это прекрасно!

И ведь что удивительно: все до единой строчки помнит.

Игорь не помнит, а она помнит...

В школе их прозвали «четыре мушкетера», потому что друзья всегда были вместе. Действительно, стоило на пороге класса появиться Ларисе, которая к десятому классу из замухрышки превратилась в красавицу, можно было не сомневаться, что следом за ней войдет Андрей с двумя портфелями, а сзади замаячат забавные, похожие на Пата и Паташона фигуры Шапошникова и Воскобойникова. Игорь к десятому классу стал «длинным и прозрачным», как любила говорить его мать, стеснявшимся своего длинного носа, очков и смешных оттопыренных ушей. Борис почти не вырос, но еще больше раздался в плечах благодаря ежедневным занятиям с гирями.

Учились ребята, кроме Бориса, ни шатко ни валко. Только по истории неизменные пятерки. Когда Максим Иванович организовал кружок по истории, «мушкетеры» стали самыми активными его участниками. После девятого класса они с учителем ездили на два месяца в настоящую археологическую экспедицию, раскапывали курган, захоронение знатного вятича в Московской области. Очень гордились тем, что заметка о результатах их экспедиции появилась в областной газете.

Но вот позади уже выпускные экзамены. Настала пора готовиться в институт. И тут всех удивил Борис. Он даже документы не стал подавать, хотя, конечно, шансы поступить у него были выше, чем у одноклассников. Он запросто мог цитировать, например, Эмерсона или Монтеня.

— Я хочу быть писателем, — объяснил он друзьям. — Так? Так. В Литературный институт со школьной скамьи не берут. И правильно делают. Чтобы писать, надо знать, о чем писать. Так что пойду я в ПТУ учиться на автослесаря, потом на станцию техобслуживания, потом армия — вот уже сколько жизненных впечатлений будет. Конечно, лучше бы, как Горький, пешком по России махнуть, только не по Волге, а, скажем, вдоль трассы БАМа. То-то красотища! — мечтательно прищурился Борис и тут же горестно вздохнул: — Но кто поймет? Ведь скажут, что тунеядец... Так что мой путь — ПТУ.

Была еще причина, о которой он не распространялся, но друзья, конечно, догадывались. Мама его работала лаборанткой, и жилось им всегда туговато. Быть еще пять лет нахлебником Борис не хотел.

К решению Бориса мамы «мушкетеров» отнеслись в основном индифферентно, а папы даже одобрительно:

— Молодец парень. Этот, во всяком случае, знает, чего хочет.

Но что случилось потом... Андрея родители уговорили идти во ВГИК. Запала им, видать, в душу фраза Максима Ивановича о юном Чингисхане. Он завалился на первом же туре, поскольку, кроме внешности, требовался еще и талант.

После этого Андрей неожиданно подал документы... в школу милиции. То есть неожиданно, конечно, для его родителей, но не для друзей. Тут уж «бич божий» поработал. Когда Андрей унылый вернулся с экзамена, он ему сказал:

— Ну чего киснешь? Предположим, поступил бы ты, а потом стал посредственным артистом, что, лучше было бы? Инженером средним быть не страшно, а артистом бездарным... Прости, не хотел обидеть, но сам посуди.

Андрей, конечно, обиделся, но Борис не отставал:

— Скажи, о чем ты мечтаешь?

Андрей неопределенно пожал плечами.