Валерий Гуляев - Идолы прячутся в джунглях Страница 29

Древние образцы иероглифического письма найдены в стране ольмеков по меньшей мере дважды: «Стела „С“ в Трес-Сапотес» (31 год до н. э.) и «Статуэтка из Тустлы» (162 год н. э.). Следовательно, один из двух важнейших признаков цивилизации — письменность — появился в Тамоанчане лишь в I веке до н. э.

Правда, профессор Ко объявил недавно «Стелу „С“ из Трес-Сапотес» памятником, относящимся уже к послеольмекскому периоду. Но это утверждение выглядит крайне неубедительно по двум причинам: во-первых, на внешней стороне стелы «С» высечена характерная для ольмекского искусства маска бога-ягуара; а во-вторых, если мы признаем правоту рассуждений М. Ко, то тем самым теряется единственный твердый признак, доказывающий наличие в стране Тамоанчан цивилизации — иероглифическая надпись 31 года до н. э.! Учитывая общий облик этого выразительного монумента, гораздо логичнее считать его типично ольмекским произведением.

Но если мы обратимся к другим областям доколумбовой Мексики, то нетрудно заметить, что и там первые признаки цивилизованного образа жизни появляются примерно в то же самое время. У майя из равнинных лесных районов Северной Гватемалы иероглифические надписи календарного характера также встречаются впервые около I века до н. э. (настенные росписи одного из самых ранних храмов Тикаля; стела № 2 из Чиапа-де-Корсо с надписью 36 года до н. э. и т. д.). А в ходе раскопок Монте-Альбана, укрепленной столицы индейцев-сапотеков, расположенной в горах Оахаки, археологи нашли еще более ранние образцы письма, отдаленно похожие и на ольмекские, и на майяские. Их точная дата пока не установлена, но она относится, во всяком случае, ко времени не позднее II–I веков до н. э. Таким образом, еще в двух важнейших центрах доколумбовой культуры Мексики и Центральной Америки порог цивилизации (судя по появлению письменности) был достигнут по меньшей мере одновременно с ольмеками.

Да и с общеисторической точки зрения очень трудно поверить в то, что один-единственный цивилизованный народ, населявший к тому же сравнительно небольшую и почти изолированную от внешнего мира область, мог успешно поднять до своего уровня многочисленные варварские племена, отстававшие от тамоанчанцев на добрую тысячу лет.[12] Известно, что для любого заимствования каких-либо черт культуры, технических изобретений, религиозных идей и т. д., не говоря уже о социально-политических институтах, воспринимающему человеческому коллективу необходим соответствующий уровень развития. Например, скандинавские колонисты и местные эскимосы в течение нескольких веков жили бок о бок на территории Гренландии. Затем города и селения викингов на этом острове в силу различных причин прекратили свое существование. И когда много столетий спустя ученые приступили к исследованию гренландских эскимосов, то, ко всеобщему удивлению, в местной культуре не удалось обнаружить почти никаких следов скандинавских влияний. Большая разница в уровне развития не позволила эскимосам творчески заимствовать и развить более совершенную технику и культуру европейцев эпохи средневековья.

Ни одна цивилизация древнего мира не возникала из одного-единственного источника. Как правило, она рождается как результат взаимодействия нескольких различных источников или культур, как сложное сочетание благоприятных условий. Так было в Египте и Месопотамии, в долине Инда и в Китае.

«Поэтому, не будем воображать, — подчеркивает американский археолог Т. Проскурякова, — что ранние ольмекские памятники были единственными центрами культуры своего времени. Только на основании одной лишь исторической вероятности мы должны предполагать, что в это время в Мексике существовали и другие племена, способные если и не создавать равные по совершенству произведения искусства, то, по крайней мере, строить скромные храмы, устанавливать каменные скульптуры и успешно соперничать с ольмеками на поле брани и в торговых делах».

На примере возникновения письменности в различных областях древней Мексики, мы уже имели возможность убедиться, что эта «историческая вероятность» подтверждается и весьма убедительными фактами. Однако для более успешного решения ольмекской загадки необходимо поближе познакомиться с наиболее объективным источником — конкретным археологическим материалом.

Конечная цель любых археологических исследований хорошо известна — воссоздать с максимально возможной полнотой картины давно ушедшей жизни. Но достигается эта цель, к сожалению, далеко не всегда. Здесь играют свою роль и объективные трудности (плохая сохранность многих древних предметов), и личные качества, и уровень подготовки самого исследователя. Ольмеки, как и майя, никогда не были, вероятно, «одинокими гениями» Нового Света, вознесшимися к таким гордым вершинам познания, что у них оказалась потерянной всякая связь с окружающим миром. Следы инородных влияний представлены в ольмекских древностях столь же отчетливо, как и их собственное влияние в искусстве соседних индейских племен и народов. А если это так, то мы располагаем одновременно и весьма удобным методом для создания точных исторических реконструкций. Из трех более или менее исследованных археологами ольмекских памятников — Трес-Сапотес, Ла Вента и Сан-Лоренсо — первые два не дают нам четких указаний об их стратиграфии и типологии. Поэтому многочисленная коллекция находок оттуда в значительной мере обесценена. Следовательно, нужно искать какие-то новые пути, чтобы расчленить бесполезную пока груду археологических находок и построить из них незримую цепочку последовательного развития местной культуры. Представьте себе на минуту, что вы находитесь в просторном помещении музейного хранилища и перед вами прямо на полу возвышается целая пирамида из древних вещей, где беспорядочно перемешаны самые разные находки: обломки керамики и целые сосуды, нефритовые украшения и глиняные статуэтки, обсидиановые ножи и базальтовые зернотерки. Мы не знаем, где именно и на какой глубине найдена та или иная вещь. Известно лишь, что все они происходят из Трес-Сапотес и относятся к ольмекскому кругу древностей. С чего же следует начать в таком случае изучение злополучной пирамиды?

Видимо, прежде всего следует сделать попытку выделить внутри нее те предметы, которые чем-то напоминают находки из других областей древней Мексики, изученных археологами гораздо лучше страны Тамоанчан. Одновременно это поможет расчленить злополучную пирамиду на отдельные периоды или этапы культуры. Продемонстрируем данное положение на конкретном примере. «Предположим, — пишет советский археолог А. Л. Монгайт, — что где-то на Дунае или в другом месте обнаружен могильник с однородным инвентарем, а в одной из могил найден глиняный сосуд, близкий сосудам из хорошо известного и точно датированного могильника в Египте. На основании этой находки мы датируем и весь дунайский могильник… Предположим далее, что в том же районе обнаружен другой могильник, без египетских сосудов, но с вещами, близкими вещам первого могильника. С известной долей вероятности мы и этот могильник относим к той же абсолютной дате. Такова основа и простейшая схема археологического метода хронологизации».

Как известно, Нижний и Средний этапы бывшей схемы Ф. Дракера объединены ныне в один — Трес-Сапотес-I. В это время преобладала глиняная посуда с одноцветной поверхностью и многочисленные лепные статуэтки из глины, в том числе и в виде «пухлых» младенцев. Уже один этот факт позволяет отнести Трес-Сапотес-I к так называемой «архаической» эпохе, ко времени господства раннеземледельческой культуры. К какому именно периоду?

Некоторую основу для выводов дает нам наличие в материалах Трес-Сапотес-I небольшого процента глиняных сосудов с полихромной росписью. Сравнив их с другими хорошо известными памятниками древней Мексики и Центральной Америки, можно определить, что полихромная посуда впервые появляется в самом конце архаики или в последних веках до н. э. Об этом же говорят и находки в холмах Трес-Сапотес обломков ритуальных сосудов на четырех округлых, полых внутри ножках-подставках — важнейший археологический признак перехода от архаики к цивилизации на всей территории Центральной Америки. Наконец, важной хронологической вехой для уточнения поздних границ Трес-Сапотес-I служит и знаменитая стела «С» с календарной надписью, соответствующей 31 году до н. э. Большинство ученых считает сейчас, что появление таких стел с иероглифическими текстами отмечает как раз в Новом Свете роковой рубеж, который отделил на долгие годы мир цивилизации от мира беспокойных варваров. Исходя из этого, позднеархаический этап Трес-Сапотес-I должен закончиться не позднее I века до н. э.

Керамика и статуэтки этого этапа очень близки таким древним земледельческим селениям из Центральной Америки, как Сан-Агустин в Чиапасе, Вашактун (Северная Гватемала) — этап «Чиканель», Ла Виктория на тихоокеанском побережье Гватемалы (этапы «Кончас-2» и «Крусеро»), Чиапа-де-Корсо (этапы «Франсеса» и «Гуанакасте») и др. Максимальные временные границы для всех названных памятников колеблются от 500 года до н. э. до рубежа н. э. Но наиболее часто приводится дата с 300 годом до н. э. до рубежа н. э. Следовательно, и Трес-Сапотес-I берет свое начало где-то между 500–300 годами до н. э.