Леонид Жуховицкий - Ребенок к ноябрю Страница 3

— Ну не по телефону же! — вальяжно возмутился Граф. — Ты же знаешь, я не телефонный человек.

— А тогда чего не зовешь? — в лоб спросила Дарья.

Граф несколько растерялся:

— То есть как это не зову? Вот именно что зову. Бери тачку и приезжай.

В другой раз Дарья обошлась бы автобусом, но тут, ввиду важности предприятия, взяла такси. На всякий случай прихватила все ночное и утреннее, вплоть до зубной щетки: в прежние времена Граф такие дела не откладывал. Как пойдет разговор, Дарью не тревожило, как-нибудь да пойдет. В конце концов, не клянчить едет, скорей уж одарить: пусть ценит, что обратилась к нему, могла бы и другого выбрать.

Граф ее ждал, открыл сразу. В темноватой прихожей он выглядел, как прежде, но в комнате, при свете, стало заметно, что прошедшие годы проехались по нему основательно: лоб в морщинах, верхние зубы сжеваны и корявы, на затылке лысина с детскую ладонь. Лысина Дарье особенно не понравилась, но виду не подала: бог с ней, для дела какая разница, дети-то лысыми не растут.

Судя по всему, за прошедшие годы Пашка не только красивее, но и богаче не стал. Правда, мебелишки чуть прибавилось, но лежанка стояла все та же, под обшарпанным пледом она была вся в рытвинах, как заезженная проселочная дорога, — поработали подруги! Ракетки на стене уже не было, в углу у окна валялись три пары стоптанных кроссовок. Почему здесь, а не в прихожей, Дарья допытываться не стала: у такого прохвоста все не как у людей.

Граф даже не слишком ее разглядывал, сразу полез. Она отстранилась:

— Погоди, отдышаться дай.

Ясно было, что все может выйти само собой, никакие разговоры не понадобятся. Но так Дарье не хотелось. Прохвост не прохвост, а должен понять значительность момента, не в любовники его вербуют — в отцы.

— Все холостой? — спросила она с некоторым осуждением.

Он махнул рукой:

— Провел два эксперимента — не по мне!

— Детей, небось, наплодил, — начала Дарья, надеясь, что на этой теме беседа задержится и сама собой выведет на предстоящее событие. Но Граф только хмыкнул и потащил ее на кухню, где расторопно вытащил из холодильника колбасу, огурцы и запотевшую бутылку.

— Спрячь, — сказала Дарья, — не надо.

— Да ты что? По чуть-чуть.

— Не надо! — уже настойчиво повторила она.

— Не хочешь, что ли?

— Просто — не надо.

— Ну ладно, — согласился Пашка, — не то время, чтобы силком поить. Я вот хватану для настроения…

Он так сноровисто обезглавил бутылку, что Дарья почти крикнула:

— Ну не надо, не пей!

— Почему? — изумился Граф.

— Ты чего, с каждой бабой бутылку достаешь?

Он уставился на нее с искренним удивлением:

— Старуха, да ты что? Ты где живешь? Если на каждую по бутылке, это сколько же по нынешним ценам надо иметь? А я не миллионер. Вот эта бутылка, не поверишь, два месяца стоит. Зачем добро переводить, если и так дают?

— Хозяйственный! — сказала Дарья.

— А ты думала. Только в особых случаях, вот как для тебя.

«Особый случай» был все же приятен. Дарья возразила поласковей:

— Вот и на меня не траться. Дешевле обойдусь.

Граф подозрительно глянул на нее — голову дурит или как? — и все же потянулся к бутылке.

— Ну не надо же!

— Раз уж откупорена. Не по-русски…

— Ну прошу тебя!

Он недоуменно отставил бутылку:

— Слушай, а почему?

— Почему, почему, — хмуро проворчала Дарья. — Потому! Еще не хватало — рожать от алкаша.

Пауза вышла довольно долгой.

— Как — рожать? — с глупой улыбкой переспросил, наконец, Граф.

— Не знаешь, как рожают?

— Ты чего, рожать надумала?

— Дошло, наконец.

— А… почему вдруг?

Вопрос был, может, и не совсем дурацкий, но Дарья не сочла нужным реагировать.

— Да нет, я, конечно… Хочешь так хочешь… — Пашка все же собрался с духом и выдавил: — Почему именно от меня-то?

Она хмыкнула презрительно:

— А ты что, не мужик?

— Мужик-то мужик, но… Я ведь жениться не собираюсь.

— Да кому ты нужен — жениться!

— Ну а ребенок чей будет?

— Мой, чей же еще.

— Только твой?

— Ну не твой же.

— Нет, все-таки…

— Да ты чего, боишься, что ли? — уже в упор спросила она.

— Чего мне бояться? — неуверенно возмутился Граф. — Тоже еще… делов…

— Ну слава богу. А то уж подумала, и на это не годишься.

— На это как-нибудь, — возразил Пашка с самонадеянностью профессионала.

Они попили чаю, скучновато перебирая немногочисленных общих знакомых. Пашка сунулся заново ставить чайник, Дарья его остановила. Тогда он сказал, бодрясь:

— Ну?

— Чего — «ну»? Стели, — глухо отозвалась она. — В ванной полотенце хоть чистое?

— Нормальное. Ты в комнате разденься, а то шмотки замочишь.

— Высохнут, — ответила Дарья и пошла в душ. Ей не хотелось раздеваться при нем и просто не хотелось с ним соглашаться.

В ванной зеркало было треснувшее, зато в полстены, Дарья разделась, посмотрела на себя. Ничего, кое-что осталось, бывает и хуже. Не Венера, куда там, но смотреть можно. И живот не висит, в порядке живот. Растянется, конечно — ну да ладно, для такого дела не жалко. А может потом и назад уберется, другие-то рожают, и ничего.

Граф негромко стукнул в дверь.

— Чего тебе? — крикнула она, убавив воду,

— Помочь не надо, а? Спинку помылить.

— Обойдемся, — ответила Дарья и уж потом удивилась: чудно, раньше бы от одного его голоса сомлела. И чего с мужиком стало? Постель, вон, пошел стелить. Прежде бы послушался, как же! Схватил бы, швырнул — только бы тряпки ее по комнате запорхали…

Она надела рубашку и халатик, пошла в комнату. Легла. Граф возился на кухне, позвякивал посудой. Потом вошел, сел на край лежанки.

Дарья молчала.

— М-да, — сказал он, — интересная ситуация. А ты молодец.

— Почему?

— Без отца рожать не боишься?

— Почему же без отца? Не от святого же духа.

— Постой, но ты же сама…

— Сама, — оборвала она, — сама. Успокойся. К тебе никаких претензий.

— А я что, я спокоен…

Не снимая брюк, он прилег рядом, отогнул одеяло. Руки полезли под рубашку, зашарили по груди, по животу. Чужие, вялые руки — ну хоть бы что-нибудь ощутила!

Дарье стало неприятно.

— Постой, — сказала она.

— Чего?

— Ну погоди, не надо.

Он продолжал свою механическую работу, и Дарья крикнула, рывком отодвинулась:

— Ну говорю же — не лезь!

— Да ты чего? — возмутился Граф. — Ну, знаешь… Сама, понимаешь…

— Чего сама? Думаешь, поманил — а я и разбежалась?

— Я поманил?!

— А кто ж еще? — огрызнулась вопреки всякой логике. — Тоже мне деятель! Достал свою бутылку — так я тебе сразу ножки веером, да?

— Да пошла ты! — оскорбленно завопил Пашка, вскакивая с лежанки.

— И пойду, — сказала она с достоинством, — еще как пойду.

Резко встала, сбросила рубашку — плевать, пусть смотрит! — и стала одеваться. Побросала в сумку ночное и, отведя душу, громко хлопнула дверью.

Еще не хватало — рожать от труса…

Дарья была тугодумка, знала это свое качество, но не стыдилась его и даже уважала. Ну, тугодумка. А чего суетиться? Зато уж как решит…

На решениях своих Дарья стояла твердо, тут сказывалось упрямство.

На сей раз Дарья ворочала мозгами до самой субботы, но решить ничего не удалось. Ясно стало одно: вновь не миновать совета с Гаврюшиными.

— Ну и как идея? — спросила Надин. По Дарьиному лицу она все поняла, просто ждала подробностей.

— И говорить не о чем, — ответила Дарья, — не тот человек. Посмотрела вблизи…

— Он-то соглашался?

— Да уж лежал рядом. В брюках. Трус последний.

Леший сидел рядом, чинил магнитофон, но его Дарья не стеснялась, словно двум подругам рассказывала.

— Ну и как теперь? — спросил он, орудуя ершиком.

— Как, как… Другого надо искать.

— Думала? — это уже Надин.

— Чего тут думать? — хмуро ответила Дарья. — Нет никого.

Подруга постаралась поднять настроение:

— Ну, так уж и никого… Никого — не бывает. У вас, вон, и в конторе этого добра…

Последние два года Дарья работала диспетчером в заводском гараже.

— Ага, — возразила она, — а потом каждый день с ним нос к носу?

— Не любись, где живешь, — поучительно изрек Ленька, не отрывая глаз от моторчика.

— А другие варианты? — вернула к делу Надин.

Признаваться было нерадостно, но стыд Дарья преодолела раньше, пока думала в одиночку. Она сказала просто:

— Никаких других вариантов у меня нет.

Надин не поверила:

— А тот последний, в очках?

— И видеть его не хочу, — буркнула Дарья, — жмот чертов. Взял двадцатку взаймы, и будто его и не было никогда.

— А тот, со стройки!

— Когда это было! Да он и пьет.