Франсин Риверс - Священник Страница 36

Однажды утром Аарон проснулся, ожидая, что они пойдут дальше, но облако не двигалось. Прошел еще день, потом другой.

Он, его сыновья и весь народ спокойно устроились на очередном месте, отдыхая от походов. Внезапно облако поднялось. Пока они шли, Аарон вспомнил их ликование и радость, когда они покидали Египет. Теперь же люди молчали — они только сейчас начали осознавать Божье повеление о том, что им всю жизнь придется странствовать по пустыне, — пока не умрет весь мятежный род.

Потом они снова остановились на отдых.

Закончив вечерние жертвоприношения, Аарон пришел к Моисею. Они молча ели. Первосвященник весь день провел в скинии, от рассвета до заката выполняя свои обязанности, следя, чтобы и другие делали все так, как повелел Господь. Он знал, что брат сегодня целый день разбирал сложные дела и возносил их к Господу. Он выглядел усталым. Говорить обоим не хотелось. Они и так разговаривали целыми днями.

Мариам подала им лепешки из манны:

— Может, мы хоть ненадолго останемся здесь: столько травы для скота и много воды…

Но как только Аарон принес утренние жертвы, облако поднялось. Он заставил умолкнуть чувство сожаления и позвал сыновей:

— Сюда! Быстрее!

Братья поспешили к нему, а люди — к своим шатрам, готовясь отправиться в путь.

На этот раз шли только полдня, а потом, разбив стан, целый месяц стояли на одном месте.

— Отец, а Бог говорит с тобой заранее? — Елеазар шел рядом с Аароном, наблюдая за Ковчегом. — Господь дает тебе какой-нибудь знак, что мы снимемся с места?

— Нет, даже Моисей не знает день и час.

Ифамар опустил голову.

— Господь сказал — сорок лет.

— Мы заслужили наше наказание, брат. Если бы мы прислушались к Иисусу и Халеву, а не к другим, то может…

Пытаясь справиться с нахлынувшей печалью, Аарон с трудом перевел дыхание. Волна грусти была невероятно сильной, поэтому он решил, что это от Господа. «О, Боже, Боже, понимаем ли мы Твои цели? Сможем ли мы когда-нибудь понять их?»

— Это не просто наказание, дети мои.

Ифамар взглянул на него.

— А что это тогда, отец? Это бесконечное блуждание?

— Мы учимся.

Сыновья Аарона смотрели на него в растерянности. Елеазар молча соглашался, а Ифамар затряс головой.

— Мы перебираемся с места на место, как бездомные кочевники.

— Мы видим только внешнюю сторону и думаем, что все понимаем, но не забывайте, дети, что Господь милостив. И Он справедлив.

Ифамар снова тряхнул головой.

— Я не понимаю.

Аарон шел не спеша, глубоко вздыхая. Он смотрел на Ковчег впереди и идущего вдали Моисея.

— Мы перешли Красное море, но принесли сюда с собой Египет. Мы должны измениться и стать такими, какими Господь хочет нас видеть.

— Свободными, — произнес Елеазар.

— Я бы не назвал это свободой.

Аарон бросил взгляд на Ифамара.

— Не сомневайся в Господе. Ты свободен, но должен научиться послушанию. Мы все должны этому научиться. Когда Господь вывел нас из Египта, мы стали новым народом. Все народы вокруг наблюдают за нами. Но что мы сделали с нашей свободой? Только тащим за собой свое прошлое, ходим прежними путями. Но мы должны научиться ожидать действий Бога. Там, где я потерпел поражение, вы должны победить. Вы должны научиться слышать и видеть. Должны научиться идти, когда Он говорит идти, и не раньше. Однажды Господь приведет вас и ваших детей к Иордану. И когда Господь скажет: «Возьмите землю» — вы должны быть готовы пойти, взять и удержать ее.

Ифамар поднял голову.

— Мы будем готовы.

О, эта самонадеянная юность.

— Надеюсь, дети мои. Надеюсь.

Годы шли медленно, Израиль все странствовал по пустыне. Господь всегда давал пастбища, где было достаточно травы для стад. А людям — манну и воду, чтобы питать их. Обувь и одежда никогда не снашивались. Каждый день, когда Аарон поднимался со своего соломенного тюфяка, он видел в облаке присутствие Божье. Каждую ночь, отправляясь в шатер, он видел Божье присутствие в столпе огненном.

Год за годом они переходили по пустыне с места на место. Каждое утро и каждый вечер Аарон возносил жертвы и благоухающие курения. Он углублялся в чтение написанных Моисеем свитков. Спустя некоторое время он помнил каждое слово, сказанное Господом. Аарон знал, что, будучи первосвященником, он должен знать Закон лучше всех.

Люди, которых Бог вывел из Египта, начали умирать. Одни умирали в молодом возрасте, другие доживали до семидесяти-восьмидесяти лет. Старшие поколения постепенно убывали, а дети подрастали.

Аарон не упускал ни одного дня, чтобы дать наставления своим детям и внукам о законе Божьем. Некоторые из его внуков родились после казней египетских. Они никогда не видели, как расступилось Красное море, и не переходили его по суше. Но они благодарили за манну, которую получали каждый день. Славили Господа за воду, утолявшую жажду. Бродя по пустыне, они становились сильнее и во всем полагались на Господа — во всех своих нуждах.

— Он зовет тебя, Аарон.

Первосвященник медленно поднялся. Суставы онемели, спина побаливала. Всякий раз, сидя со своим старым умирающим другом, он становился все печальнее. Их осталось так мало — всего лишь горстка тех, кто работал в глиняных ямах в Египте, делая кирпичи.

Ор был хорошим другом. Одним из тех, кому Аарон мог довериться, зная, что тот постарается все сделать так, как нужно. Он был последним из семидесяти мужей, избранных судить народ. Шестьдесят девять других теперь сменили более молодые, хорошо обученные и избранные за их любовь к Богу и верность Закону.

Ор лежал в своем шатре в окружении детей и внуков. Одни тихо плакали. Другие сидели молча, опустив головы. Старший сын наклонился к отцу, готовый слушать его последние наставления.

Там, где был открытый полог шатра, Ор заметил Аарона.

— Друг мой, — голос Ора звучал слабо, тело было изнурено годами и дряхлостью. Он что-то тихо сказал сыну, и тот отодвинулся, уступая место Аарону. Старик слабо поднял руку. — Друг мой… — он сжал руку Аарона вялым рукопожатием. — Я последний из обреченных умереть в пустыне. Сорок лет почти истекли…

Рука его была холодной, а кости хрупкими. Аарон взял ладонь друга обеими руками, как будто держал птицу.

— Послушай, Аарон. Столько лет мы странствуем по пустыне, а я до сих пор чувствую тяжесть своего греха. Годы его не уменьшили; наоборот, лишили меня сил нести его на себе, — в его глазах стояли слезы. — По иногда мне снится, что я стою на берегу Иордана и смотрю на Землю обетованную. Когда я это вижу, мое сердце разрывается от тоски. Это такая потеря! Она так прекрасна и совсем не похожа на пустыню, в которой мы живем. Мне остается только мечтать о пшеничных полях и фруктовых деревьях, стадах овец и коров. Я могу только надеяться, что мои сыновья и их сыновья скоро будут сидеть под оливковыми деревьями и слушать, как жужжат пчелы, — слезы катились по его щекам, сбегая в седую бороду. — Во сне я ощущаю себя более живым, чем наяву.

Аарон боролся с охватившей его тоской и болью потери. Он понимал, о чем говорил Ор, понимал всеми фибрами души. Сожаление о совершенных грехах. Раскаяние. Сорок лет последствий греха.

Ор тихо вздохнул.

— Наши дети не такие, как мы. Они научились идти, когда Бог идет, и покоиться, когда Он покоится.

Аарон закрыл глаза и ничего не ответил.

— Ты сомневаешься.

Аарон потрепал друга по руке.

— Я надеюсь.

— Надежда — это все, что у нас осталось, друг мой.

— И ЛЮБОВЬ.

Давно, уже очень давно Аарон не слышал Голоса. Он благодарно вздохнул, сердце метнулось навстречу, прилепляясь к Слову, черпая из него.

— Любовь, — прошептал он. — Господь наказывает нас, как и мы наказываем своих детей, Ор. Когда нас наказывают, может показаться, что это не любовь, но это так. Суровая, истинная и вечная.

— Суровая, истинная и вечная.

Аарон знал, что Ор скоро умрет. Пора было удалиться. У него есть свои обязанности — надо принести вечернюю жертву. В последний раз он наклонился к другу.

— Пусть Господь воссияет над тобой светлым лицом Своим и даст тебе мир.

— И тебе. Вспомни обо мне, Аарон, когда будешь сидеть под оливковым деревом…

Позади его шатра Аарон остановился, на память пришли картины из прошлого. Он никогда не забудет, как Ор стоял вместе с ним на вершине холма, поднимая к небу левую руку Моисея, пока он сам держал правую руку брата, а внизу, у подножия горы, Иисус Навин побеждал амаликитян.

Он знал, в какое мгновение Ор сделал свой последний вдох. Разорваны одежды, мужчины плачут, вопят женщины. Эти звуки часто раздавались в стане за последние годы, но на этот раз пришло ощущение завершенности.

Их странствование скоро закончится. Наступает новый день.

Аарон стоял в своем священническом одеянии перед завесой, скрывавшей от посторонних взглядов Святое Святых. Он дрожал, как бывало всякий раз, когда с ним говорил Господь. Даже за сорок лет он так и не смог привыкнуть к этому звуку, пронизывающему изнутри, звучащему снаружи, объемлющему его отовсюду, к Голосу, наполнявшему все его существо восторгом и ужасом.