Ю. Бурлаков - Восходитель Страница 4

Надо идти дальше, иначе поморозимся, посоветовал Габриэль. Сорокин согласился. Оставив на перевале двух радистов для промежуточной связи, разведгруппа начала спуск на северную сторону. Только исключительное альпинистское чутье позволило проводникам провести группу в темноте через лабиринт трещин и выбраться к повороту Шхельдинского ледника, к приюту Аристова..

Сухой спирт не лучшее топливо для добывания большого количества воды, всех мучила жажда, третий день вволю не пили. Мы знаем родник около леса, в трех часах ходьбы отсюда, сказал Максим. Надо выбираться туда. Днем теперь двигаться всем нельзя, могут заметить, сказал Сорокин. Мы уже, считай, за линией фронта. Пойдете пока двое ты и Габриэль. С наступлением темноты Симон и Бекну приведут нас к источнику. Ждите там.

Подобравшись к роднику, Габриэль и Максим заметили на снегу следы. Залегли. Стали всматриваться в кромку леса. Никого. Вскоре убедились, что следы старые. Габриэль взял на прицел лесную тропу, а Максим с флягами отправился к воде. Напившись вволю, двойка залегла под соснами.

...Двигаться ночью по заснеженной Шхельдинской морене было непросто. Бекну и Симон часто останавливались, поджидая отставших. Сорокину вдруг стало казаться, что слишком долго спускается, группа, а тех двоих что ушли утром, все нет и нет. Он беспокойно вглядывался в неуютную черноту ущелья..

Подошли ближе к лесу и, наконец, увидели два силуэта. Сорокин облегченно вздохнул.

Есть вода?

Есть...

До лагеря «Молния», расположенного у входа в Шхельдинское ущелье, где могло находиться охранение неприятеля, оотавался час хода. Решили захватить лагерь ночью. Окружили, вошли никого. Выбитые двери окна без стекол. Из живых существ Две худые голодные кошки. Переждали день в районе лагеря, ночью двинулись вниз по ущелью Адьлсу. Подкрались к баксакской развилке у моста через реку пулеметные гнезда с обеих сторон. Отошли в лес незамеченными.

Несколько суток пробыли разведчики в Баксанской долине. Ночью передвигались залесенными склонами, днем вели наблюдение. Сорокин не выпускал из рук бинокля, наносил на карту свои пометки. Гитлеровцы двигались по дороге группами пешком или на машинах. Зимние физиономии их были невеселые.

Захватив двух языков (засада на дороге между «Молнией» и развилкой была удачной) и раздав через местное население листовки для немецких солдат пригодилось знание Габриэлем балкарского языка, группа Сорокина стала спешно отходить. Теперь шли и днем. 30 декабря были на перевале Ахсу. Радистов на месте не оказалось, в рации зияли пулевые пробоины. Вот почему в последние дни связь с ними пропала.

Спустившись с перевала, разведчики увидели двух заросших людей, резво выскочивших из трещины к ним навстречу. Это были радисты. Два дня назад их засек вражеский самолет и стал обстреливать. Прищлось, давай бог ноги, скатываться с перевала на юг. Однако далеко вниз не пошли, решили ждать группу на первой ночевке. Радости их не было предела...

31 декабря, в день возвращения, в верхних гарнизонных землянках группа Сорокина, перебарывая усталость, чокалась кружками. Пили за Новый год. За удачную разведку...

Молодец, Сорокин, говорил офицер штаба, курировавший эту операцию, отлично сработал. Будешь представлен к ордену Красной Звезды, бойцам медали «За отвагу».

- Я считаю, эти четверо, и Сорокин кивнул на горцев, вполне заслуживают одной награды со мной. Без них я бы ничего не сделал.

Успешно сработали и разведгруппы, ходившие с перевала Донгузорун. Теперь о противнике знали многое.

По поручению командира дивизии подразделения 897 -го полка начали готовить удар по Баксанской долине. о атака не состоялась: эдельвейсовцы покинули приэльбрусье. Дивизия Нурашвили стала готовиться к переброске на побережье в район Туапсе.

Теперь радио приносило радостные вести: наши Наступали!

В начале февраля 1943 года по поручению Закавказского фронта в Местии формировалась группа альпинистов для снятия фашистских флагов с вершин Эльбруса и водружения советских. Это была почетная миссия. Группу составили альпинисты из 242-й дивизии, остававшиеся еще в горах. Вошли в нее также Габриэль и Бекну Хергиани.

В долину Баксана группа перешла через перевал Бечо. Помимо неё задание Закфронта выполняли еще две. Поднялись на Старый кругозор. Колючая проволока, пулеметные гнезда, горы стреляных гильз. Ходили осторожно, боясь напороться на мину. На Старом Кругозоре догнали первую группу альпинистов, которая вышла на день раньше через перевал Донгузорун. Объединились. Пошли дальше. Снег был глубокий, двигались медленно. У «Приюта Одиннадцати», в метрах двухстах, залегли. Дали две очереди из автоматов. На выстрелы никто не ответил. Вошли в Приют: разорванные матрацы, старые батареи питания, разбитая радиостанция, клочья старых немецких газет и журналов со снимками «героев Эльбруса». Видно, большое значение фашисты придавали своему присутствию на этой вершине.

9 февраля на Приют поднялась третья группа от штаба Закфронта, прибывшая из Тбилиси. Все три группы вошли в объединенный отряд, состоявший из двадцати челов к под общим руководством активного участника боев под Клухорским перевалом Александра Гусева, совершившего еще в 1934 году вместе с Корзуном первое зимнее восхождение на Эльбрус.

Начали готовиться к зимнему штурму вершины. Но тут испортилась погода: повалил снег, задул ураганный ветер. Стали ждать. Сутки, другие, третьи. Погода не улучшалась. И хотя операция с флагами не была связана с прямыми боевыми деиствиями и представлялась чисто альпинистским делом, она имела одну особенность: не взойти на вершину было нельзя.

Командир решил послать на Западную вершину маленькую, но сильную группу в соста не Николая Гусака, Габриэля и Бекну Хергиани, Александра Сидоренко, Евгения Белецкого и Евгения Смирнова. Вышли ночью. видимость плохая: ветер, снег, туман. Петляли. Габриэль и Сидоренко провалились в трещину, но все обошлось. Шли на кошках. Вот, наконец, и стоящий как маяк триангуляционный знак Западная вершина.

Никогда не прекращающийся эльбрусский ветер, словно освобождая вершину от нечисти, в клочья изорвал фашистские штандарты.

На верине водрузили Государственный флаг СССР... Через несколько дней другая группа под руководством Александра Гусева водрузила флаг СССР на Восточной вершине, отметив это событие пистолетным салютом.

Лагамский свиф

Чем больше подрастали дети, тем теснее становилось в ланчвальском доме. Велись разговоры о разделении. Мамял тянула Виссариона на новый участок в Лагами, чтобы сын был ближе к ней, старой матери. После смерти мужа она вышла за Давида Гварлиани, а после кончины его жила у младшего сына Максима.

Дедушка Антон был против разделения.

-Когда все вместе, жить легче. Ты сейчас главный мужчина в доме. Я уже старый, Филипу только шестнадцать, Бидзине тринадцать, совсем пацан, косу еще держать не умеет. Не уходи.

Разве я далеко уезжаю, говорил Виссарион.

Всего за десять огородов. Буду помогать. Шли даже споры, наконец, дедушка Антон согласился. Так Виссарион с четырьмя детьми перебрался в Лагами, самый северный поселок Местии.

На новом участке, сплошь заросшем крапивой. бурьяном, стояла полуразрушенная стена старого дома, притулившаяся к невысокой, но осанистой башне со сбитой макушкой. Надо было срочно делать дом. Временно жили у Максима.

Пока возводилось строение, Виссарион обдумывал и вторую проблему: найти детям мачеху. Но кого взять в жены? Жениться просто на приглянувшейся женщине было бы шагом крайне легкомысленным. В выборе супруги Виссарион, человек весьма строгий в матримониальных вопросах, руководствовался не столько личными мотивами, сколько желанием наити такую спутниу жизни, которая относилась бы к его детям как к своим собственным. Вскоре после переселения в новый дом в нем появилась худенькая женщина с четырехлетнеи дочерью Нателой. Это была Мамол, молодая вдова. Но то ли из-за молодости, Мамол была лет на двадцать моложе своего нового супруга-Виссарион остановил на ней выбор. Мамол была родная племянница его первой жен, Фацу. Дети Виссариона родственники Мамол, её двоюродные сестры и братья

Виссарион не ошибся в выборе. Мамол относилась ко всем детям Нателе, Еве, Ире, Тине, Чхумлиану и появившимся позже Анвару, Назо и Эверезу - с одинаковой любовью и заботой. К тому же Мамол была альпинисткой.

Поотроенный дом, как и большинство сванских домов, был двухэтажным. Первый этаж -мачуб: зимнее жилье со стойлами для скота, второй дарбаз: ce новал летнее Жилье. Через год была пристроена комната с востока, а еще позже дарбаз разделили вдоль, и появились еще две комнаты с окнами на юг.

Чхумлиан бывал уже не раз в Лагами. Поселок ему нравился. Здесь дома вы тянулись вдоль маленькой речки, выбегающей из узкого Лагамского ущелья. С верхней башни поселок смотрелся хаосом дранковых крыш, прижавшихся друг к другу под разными углами. На крышах, поблескивая слюдой, серебрились камни. В центре Лагами рядом с большим ясенем стояла Мацхвар, церковь Спаса, с двориком и склепом. На облупившейся ее стене, обращенной на улицу, просматривалась старинная фреска охотник и олень. Вокруг церкви и домов, как стражи, стояли башни. Их было больше десяти. Почти все целые, крепкие, только две или три без макушек.