Наталья Парыгина - Что сердцу дорого Страница 4

— Вы на работу поступаете, да? — спросила она, застенчиво глядя на Вадима немного выпуклыми светло-зелеными глазами.

— На работу, — подтвердил Вадим и улыбнулся. Ему понравилась непосредственность, которая сквозила и во взгляде спутницы, и в ее голосе, и в чуть угловатых движениях.

По дороге девушка успела рассказать, что зовут ее Тамара Логинова, что в позапрошлом году она окончила десятилетку, потом — техническое училище, а теперь ее, лаборанта-химика, направили на завод.

— Я всегда химию в школе любила, — говорила Тамара, шагая рядом с Вадимом. — Поработаю на заводе, потом в институт поступлю, или заочно буду учиться.

Вадим слушал ее рассеянно, с любопытством разглядывая просторный асфальтированный двор, большие строгие корпуса цехов, двухэтажное здание заводоуправления, клумбу с еще не увядшими цветами. В конце двор переходил в овраг, на склоне его росли высокие старые тополя. На вершинах деревьев темнели грачиные гнезда. Черные птицы, резко крича, кружили над ними. Кроме этих грачиных криков да какого-то однотонного гудения, не слышно было никаких звуков.

— А у вас какая специальность? — спросила Тамара, сбоку глядя на Вадима.

— Никакой, — угрюмо отозвался он.

Рядом с этой девушкой, которая была моложе его на несколько лет, но уже успела окончить десятилетку и приобрести специальность в техническом училище, он вдруг почувствовал себя каким-то недоучкой.

Тамара нахмурилась, по-детски надула пухлые губы. Вадиму стало неловко за свой грубоватый ответ.

— Идти-то знаешь куда? — переходя на «ты» спросил он.

— Знаю, — кивнула Тамара. — Практику здесь проходила. Вот и пришли.

Она указала на небольшое, довольно невзрачное здание с запыленными окнами. Гудение слышалось здесь очень сильно: оно исходило от большого мотора, стоявшего в пристройке к цеху. На улице сияло солнце, в цехе же казалось темно. Но вдруг там вспыхнули алые отблески, словно кто-то включил необыкновенно яркую лампу с красным абажуром, и тут же потухли.

— Плавку дают? — спросил Вадим.

— Нет, это просто от печи, — пояснила Тамара, входя вместе с ним в цех.

В первый миг Вадиму показалось здесь совсем сумрачно и тесно. Чуть не половину цеха занимали несколько стоявших в ряд больших печей. Дверца одной из них поднялась, и на стене опять заиграли алые отблески. Двое рабочих в суконных куртках, в валенках и надвинутых на лоб мягких шляпах с широкими полями стали вынимать из печи какие-то штуки, похожие на большие металлические стаканы. Они хватали их длинными клещами и ставили на цементный пол.

— Вы к начальнику цеха? — спросила Тамара.

— Нет, хочу раньше осмотреться.

Она ушла. Вадим приблизился к работавшим. От открытой печи и металлических красных стаканов, ставших от жара как будто прозрачными, воздух был горяч, лица рабочих блестели от пота.

«Нелегкая работка», — подумал Вадим.

В цехе было малолюдно и тихо, только гудение мотора долетало со двора. Пахло землей, каленым металлом и еще чем-то — то ли подгоревшим салом, то ли каким-то лекарством.

— Эй, парень, ты не заблудился? — раздался сзади хрипловатый голос.

Вадим обернулся. К нему подошел среднего роста человек, одетый в простой рабочий костюм, но не в валенках, а в сапогах. Он был уже не молод, темное лицо у глаз и у рта изрезали морщины. Из-под сдвинутых на лоб синих очков на Вадима глядели полуприкрытые веками внимательные глаза.

— На работу пришел устраиваться, — сказал Вадим.

— Вон какое дело! Тогда в самый раз попал.

— Петр Антонович! — позвали из глубины цеха.

— Ты постой минутку, я сейчас, — сказал Петр Антонович и отошел.

«Где же тут может работать Соня? — подумал Вадим. — Что-то ни одной женщины не видно. Да и дела подходящего для них вроде нет».

Впрочем, одна женщина здесь все-таки была. Она сидела за небольшим столом у пульта управления и время от времени поворачивала на щите какие-то рычажки.

Теперь Вадиму уже не казалось, что тут темно — окна, хотя и пыльные, почти сплошь тянулись вдоль стены и пропускали достаточно света. В глубине цеха Вадим увидел дверь, ведущую, вероятно, в другое отделение «Быть может, там?» — подумал он и хотел было пройти посмотреть, но в это время вернулся Петр Антонович.

— Справишься с таким делом? — спросил он, кивая на рабочих у печи.

— Справиться-то справлюсь, силой не обижен, — ответил Вадим, — только вот…

— Насчет заработка? — перебил его Петр Антонович. — Ну, об этом не беспокойся. Труд нелегкий, но и оплачивается хорошо.

— Заработок — само собой, — мялся Вадим. — А дело-то интересное?

— Интерес во всяком деле есть, только интересу того — крупица, а труд — велик. Но коли захочешь ту крупицу отыскать, — найдешь. Идем, сейчас разливка начнется, поглядишь.

— А вы сами кем здесь?

— Мастер я. Ты с литейным делом знаком?

— Нет.

— Ну, ничего, освоишься. Вот, гляди, плавильная печь. А те, возле которых мы сейчас стояли, прокалочными называются. В них формы прокаливают перед заливкой. А в этой металл расплавляют.

Плавильная печь была расположена невдалеке от прокалочных, и Вадим не заметил ее прежде просто из-за ее невзрачности. Походила она не на печь, а скорее на открытый бак, только сделанный не из сплошного листа, а как будто из плотно уложенной витками спирали. Внутри, почти доверху заполняя печь, ровно алел жидкий металл.

Вадим и мастер подошли ближе. Сейчас здесь хлопотали те же двое рабочих, которые раньше вынимали из прокалочной печи формы, и еще один, одетый так же, как они, высокий и с виду мрачный.

— Бригадир, — сказал, кивая на него, мастер.

— Готовы? — спросил бригадир.

— Готовы, — отозвался один из литейщиков, молодой парень, смуглый и чернобровый.

Он подошел, держа за длинную рукоятку толстостенный ковш с ведро величиной.

— Давай, Андрей, — сказал бригадир.

Андрей подставил ковш. Бригадир нажал кнопку подъемного механизма, и печь, поворачиваясь на осях, укрепленных в железном каркасе, начала медленно крениться. Расплавленный металл ударил о дно ковша, на миг взметнулся сверкающими искрами, но тут же смирился и потек в ковш уже ровно и спокойно. Когда ковш почти наполнился, бригадир снова нажал кнопку. Печь приподнялась, и струя оборвалась, а еще через мгновение вновь потекла, но уже в ковш другого литейщика.

Между тем Андрей, слегка приседая от тяжести, понес свой ковш к тем металлическим стаканам, которые недавно вынули из прокалочных печей. В стаканы был насыпан песок, из него выглядывали горловины керамических форм. Плавно наклоняя ковш, Андрей заливал в формы металл, а Вадим с любопытством наблюдал за его работой.

В этом зрелище не было того величия, какое поражает человека, особенно новичка, при выпуске чугуна из домны или при разливке стали в металлургических цехах. Здесь все было просто, пожалуй, даже примитивно. Но огненная струя металла все же таила в себе какую-то притягательную силу. Вадим никогда раньше не видел расплавленной стали, и его поразила та будничность, с какой обращались люди с этим пышущим жаром металлом.

Цех, показавшийся Вадиму поначалу неприглядным и мрачноватым, вдруг предстал перед ним совсем иным. Яркий красноватый свет, исходивший от жидкого металла и похожий на отблески пожара, озарял литейщиков, вспыхивал на стеклах окон. Он становился ярче, когда сталь текла из печи в ковш, и бледнел, едва печь выпрямлялась. Да и не так уж здесь тесно, все размещено в разумном порядке, каждый делает свое дело, не мешает другому, хотя заливочная площадка, действительно, невелика. Вот жарко — это правда, очень жарко. Даже усердно вращающимся крыльчаткам вентиляторов не совладать с этой жарой. Впрочем, литейщики как будто даже не замечали ее: спокойно и сосредоточенно разливали в формы добела раскаленный металл, чтобы там, в незримых полостях этих форм, он превратился в нужные детали.

Особенно проворно и ловко управлялся со своим ковшом Андрей. Руки его уверенно сжимали длинную рукоятку, быстро, но осторожно подносили ковш к форме — и вот уже алая струя металла текла в небольшое отверстие, ни разу не брызнув огневыми искрами.

Вадим стоял, не шелохнувшись, пока не кончилась разливка. Но вот вернулась в прежнее, вертикальное положение печь, отложены в сторону раскаленные ковши, темнеет, застывая, металл в горловинах форм.

Литейщики, скинув шляпы и куртки, отирают с лица пот. Потом Андрей, взяв клеймо и молоток, принимается клеймить отливки.

— Работа заливщика — тяжелая, — как бы продолжая начатый разговор, сказал мастер и вопросительно поглядел на Вадима.

— Вижу, — спокойно отозвался он.

Он понял, что труд литейщика требует от человека силы, сноровки и, пожалуй, выносливости. Но именно это и влекло его. Разве слабее он любого из этих парней? Неужели не сумеет подчинить себе эту огненно-жаркую и вязкую, как патока, сталь?