Любовница - Вишневский Януш Страница 7

Мой Якоб.

Anorexia nervosa[10]

Первый раз она увидела его на Рождество. Он сидел на бетонной плите рядом с их помойкой и плакал.

Отец с минуты на минуту должен был вернуться с дежурства в больнице; они уже собирались сесть за праздничный стол. Не могли дождаться. Шипевший на сковороде карп (какой волшебный аромат разливался по всей квартире!), колядки, елка у покрытого белой скатертью стола. Так уютно, тепло, по-домашнему и спокойно. Нет ничего лучше, чем Рождество.

Только ради этого праздничного настроения, и еще чтобы сохранить «семейное согласие и гармонию», она не протестовала, когда мать попросила ее вынести мусор. На Рождество есть вещи обязательные – елка, карп, утром парикмахер, а вот мусор – дело совсем необязательное. Нет такого мусора, который не сможет подождать до завтра! Тем более сейчас, когда на дворе уже темно! Да и удовольствие ниже среднего – еще раз посетить эту омерзительную вонючую дыру, их помойку.

Но для ее матери даже Рождество не было поводом отступать от установленного распорядка. «День должен проходить по плану» – вот ее жизненная установка. Рождество – тот же день, с той лишь разницей, что он обозначен красным цветом в ее органайзере. И никакого значения не имеют ни Иисус, ни надежда, ни рождественская месса, если они не внесены в расписание. Абсолютно никакого. «Записаться на Рождество к парикмахеру на 11:30» – прочитала она случайно на листке за восемнадцатое октября. В середине октября человек уже думает о том, чтобы записаться к парикмахеру на Рождество! Даже баварцы до такого не дошли! Эта ее чертова записная книжка как расстрельный список на текущий день – думалось ей иногда.

Как-то раз они разговорились с матерью о Рождестве. Это было когда они еще разговаривали о чем-то более важном, чем список покупок в продуктовом за углом. Незадолго до выпускного в школе. Она тогда переживала период запойного увлечения религией. Впрочем, то же самое происходило с половиной женской части их класса. Они ходили на лекции в Теологическую академию (хотя некоторые – только из-за того, что были влюблены в красивых семинаристов), учили молитвы, принимали участие в академических церковных службах. Она чувствовала, что стала лучше – более спокойной и такой одухотворенной благодаря этому контакту с религией.

Именно тогда, когда в один из дней во время предпраздничного мытья окон они стояли рядышком, чуть не касаясь друг друга, она спросила мать, случалось ли ей переживать «мистическое» ожидание Рождества Божия. Сейчас она понимает, что выбрала неудачный момент для своего вопроса. Потому что во время уборки мать всегда была на взводе, а такой она была потому, что считала все эти праздники пустой тратой ценного времени и никогда не понимала, как все эти домохозяйки не впадут в депрессию после недели такой жизни. Она помнит, что мать положила тряпку на подоконник, сделала шаг назад, чтобы прямо смотреть ей в глаза, и сказала тоном, каким обычно обращалась к студентам:

– Мистическое ожидание? Никогда. Ведь в Рождестве Христовом нет никакой мистики, доченька.

Помнит, что даже в этом ее «доченька» не было ни капли тепла, что, впрочем, не было новостью. Обычно после такой «доченьки» в конце фразы она шла к себе в комнату, закрывалась и плакала.

– Сочельник и Рождество – это, прежде всего, элементы маркетинга, рекламы. Как бы иначе сын плотника из отсталой Галилеи смог стал идолом, сравнимым с этими твоими Мадонной и Майклом Джексоном? Весь его отдел рекламы, эти двенадцать апостолов вместе с самым медийно талантливым Иудой, это пример одной из первых хорошо организованных кампаний по созданию настоящих звезд. Чудеса, толпы женщин, готовых в воздух чепчики бросать по первому же его знаку, тащатся за своим идолом из города в город, массовые истерии, воскрешения из мертвых и вознесения на небеса. У Иисуса, если бы он жил в наше время, был бы агент, юрист, интернет-адрес и интернет-сайт.

Возбужденная своими выводами, она энергично продолжала:

– У этих ребят была стратегия. Возьми, почитай Библию – там всё это описано в подробностях. Без хорошей рекламы невозможно сокрушить империю и основать новую религию.

– Мама, что ты такое говоришь, какая еще стратегия, – раздался умоляющий голос, – какой отдел рекламы, они же видели в Нем Сына Божия, Мессию…

– Да ладно! Некоторые из тех девиц, что под дождем, на морозе ночи проводят перед отелем, в котором остановился Джексон, тоже думают, что он воплощение Иисуса. Иисус, доченька, это просто идол поп-культуры. А то, что ты рассказываешь, всего лишь легенды. Точно такие же, как о яслях, пастухах со слезами на глазах, о воле и ослике. Потому что историческая правда совсем другая. Не было никакой переписи населения, которая якобы заставила Иосифа и Марию отправиться в Вифлеем. Для того, чтобы понимать это, не надо быть специалистом-теологом, об этом знают все культурные люди.

Она закурила, глубоко затянулась и продолжила:

– Даже если бы такая перепись случилась, то под нее не попали бы такие бедняки, как плотник из Назарета. Переписи подлежали только те, у кого была земля или рабы. Кроме того, перепись должна была проходить в Иерусалиме. А единственная дорога от Назарета в Иерусалим тогда пролегала через долину Иордана. В декабре долина Иордана представляет из себя месиво из грязи по шею высокого мужчины. А Мария, во-первых, не отличалась высоким ростом и была, во-вторых, конечно, если ты помнишь, беременна Иисусом, – кончила она, ехидно улыбаясь.

Она не могла поверить в это. Даже если это правда – а по всей вероятности, так оно и есть, потому что ее мать никогда не грешила против истины, тем более научной, за что и получила докторскую степень в возрасте тридцати четырех лет – даже если всё именно так, то стоило ли говорить это за два дня перед Рождеством, когда ее дочь так прониклась предпраздничным ожиданием и изо всех сил верит в это? И так ждет этого дня?

Она помнит, что именно тогда, у этого окна, она решила: никогда не слушать ничего, что мать будет рассказывать ей с присовокуплением слова «доченька». Когда много лет спустя она рассказала об этом разговоре своей лучшей подруге Марте, та, что называется, рубанула со всего плеча:

– Потому что твоя мама как современная гетера. Так в Древней Греции называли образованных и начитанных женщин. В основном такие были одиноки, потому что ни один мужчина не хотел иметь с ними дела. А твоя мать к тому же еще и гетера-воительница, стремящаяся своими силами, самостоятельно объяснить мир. Но это никакая не самостоятельность. Быть самостоятельным и делать всё в одиночку – не одно и то же.

Этот разговор был очень давно, но она всегда вспоминает о нем в сочельник. И об отце вспоминает. Иногда, особенно в последнее время, она прижимается к нему вовсе не из-за нежности или желания быть ближе, или грусти. Прижимается к нему, чтобы своей теплотой смягчить ледяной холод, исходящий от его сверхорганизованной жены. Она думает, что таким образом привяжет его к себе и к дому. Если бы она была мужем своей матери, то уже давным-давно бросила бы ее, не выдержав такого холода. Потому что ее мать умеет быть холодной, как жидкий азот. А он терпит ее и всё еще остается с ними. Она понимала, что делает он это только ради нее.

Вот и сегодня она поступит так же – прижмется к нему и обнимет. Он, как всегда, удивится, положит голову ей на плечо, крепко обнимет, поцелует в шею и шепнет «доченька», а когда они, наконец, отпустят друг друга, она заметит, как он моргает покрасневшими глазами, будто что-то в них попало. И это его нежное «доченька», такое теплое, такое рождественское.

Но сегодня она сделает это просто так, от себя. Потому что сегодня ее переполняет предвкушение праздника. Кроме того, она не знает ни одного мужчины, который хотя бы отдаленно был похож на ее отца. Нет больше таких мужчин.

Вот почему, а еще для того, чтобы было согласие в семье, гармония, и чтобы мать могла поставить галочки в своем органайзере против каждого пункта, запланированного на Рождество, она вынесет мусор. Немедленно. И даже сделает вид, что это доставляет ей большое удовольствие.