Лувр - Екатерина Александровна Останина Страница 16

Что же касается законодательной деятельности короля, которой он посвятил столько времени, просиживая в Лувре, в кабинете Совета, то она почти не осталась в народной памяти, хотя, быть может, и не была настолько неудачной. Однако будничные дела в то время не так потрясали человеческое воображение и не являлись настолько блестящими, как высший знак отличия – заветная голубая лента ордена Святого Духа. Кроме того, революция 1585 года, как это часто случается, уничтожила даже воспоминания о каких-либо деяниях короля.

Долгое время о Генрихе III бытовало мнение как о плохом короле. Немалую роль здесь сыграла его католическая непримиримость, и, кроме того, члены Лиги постарались сделать короля козлом отпущения в глазах его подданных. Этот мрачный портрет практически без сомнений приняли потомки, доверясь, таким образом, откровенной лжи гугенотов. В связи с этим хотелось бы вспомнить всего два отрывка из писем Генриха III, одно – герцогу де Неверу, а второе – аббату Жану де Ля Барьер. «Тот, кто беспристрастно будет судить о происходящем и не даст обмануть себя, ясно увидит, соответствуют ли все слухи обо мне тому, что я делаю… Я хочу одной лишь правды»; «Тот, кто настолько забудется, что начнет злословить обо мне или моих деяниях, совершит злое дело, недостойное честного человека».

Многим современникам казалось, что Генрих III чересчур много развлекался на балах и маскарадах в Лувре. Помимо этого, временами он терял интерес к правлению, а право управления страной предоставлял своей матери, Екатерине Медичи, сам же уединялся в кабинете или где-нибудь в монастыре.

Прежде всего, конечно, целью нападок стали королевские развлечения, но кто видел в истории королей и принцев, совершенно отказавшихся от веселья? Тем более обстановка в Париже была настолько напряженной, что Генрих чувствовал потребность разрядить ее и каким-то образом развлечься. Поэтому он и веселился, «предоставляя своим любимцам и дворянам своего окружения дерзости в отношении женщин и девушек в своем присутствии… каждый день собирает компании девушек, которые собирает в каждом квартале… каждую ночь бродит по городу, танцует, веселится… устраивает маскарады и балы, будто во Франции нет ни войны, ни Лиги» (Л’Эстуаль).

Для современников в высшей степени странными были особое внимание Генриха III к этикету и необыкновенная тщательность, с которой он относился как к своему туалету, так и к распорядку дня. С этого времени к королю стали обращаться «Ваше Величество», появился придворный церемониал, который достиг своего высшего расцвета при Людовике XIV.

И все же этот церемониал нельзя поставить королю в упрек, видеть в этом намерение основать культ королевской особы, как и упрекнуть в желании развлечь свой двор и гостей. Безусловно, атмосфера королевского дворца не может напоминать монастырь, и, в конце концов, Лувр – это не Эскориал, любимая резиденция Филиппа II, короля-монаха. Ни церемониал, ни праздники, ни уединения не служили для Генриха помехой для успешного правления; он всегда внимательно следил за событиями, происходившими в его королевстве.

10 июня 1584 года умер Франсуа, герцог Анжуйский, и в королевстве сложилась поистине беспрецедентная ситуация, когда нация поняла, что может оспаривать у законного наследника умершего монарха право вступить на престол. Генрих де Гиз, тайный агент эскориальского отшельника Филиппа II, решил собрать сторонников с тем, чтобы не дать взойти на трон еретику, то есть Генриху Наваррскому, который, хотя и говорил о своем возможном отречении и обращении в другую религию, но для католиков это не имело никакого решающего значения; с таким же успехом они могли бы выслушать простого еретика. Возник заговор лотарингских принцев, которые собрали войска в Париже и только ждали сигнала, горя нетерпеливым желанием действовать.

А в столице Франции царили Гизы, всеобщие любимцы: Гиз Великий, победитель в сражении при Кале, и его сын, настоящий идол парижан, Генрих де Гиз Меченый. Последний часто бывал неосторожен и по-глупому отважен, однако именно эти качества вызывали энтузиазм парижан. В письме к Генриху Наваррскому король признавался в своей полной беспомощности «положить конец волнениям в королевстве». Положение короля становилось все более и более угрожающим, о чем свидетельствуют несколько попыток заговоров против него в феврале и марте 1587 года.

Генрих III понимал, что у Гизов следует непременно отобрать право на престол. Для этого в начале 1588 года он вызвал к себе в Лувр парламент и университетский факультет теологии. Он осудил клеветников, что продолжали распространять о короле лживые измышления, однако заявил, что мстить не собирается. Генрих III по своей природе был добр и терпим; он сказал, что простит все виновным в том случае, если они исправят свое поведение.

И все же положение монарха продолжало стремительно ухудшаться. Заговорщики не желали складывать оружие. Много преуспела в антикоролевской пропаганде герцогиня де Монпансье. Король приказал ей покинуть Париж, но она не послушалась и заявила во всеуслышание, что «носит на поясе ножницы, которые отдадут третью корону (первая – французская, вторая – польская, третья – на небесах) брату Генриху Валуа». Напрасно Генрих III требовал прекратить смуту; ему отказывались подчиняться.

Подстрекаемые Лигой парижане возненавидели королевского фаворита герцога д’Эпернона, и тот никуда не мог выходить без вооруженной охраны. Когда жители города его узнавали, то сопровождали насмешками и свистом. Сторонники Лиги строили планы свержения короля и убийства д’Эпернона. Не раз их пытались захватить во время религиозных процессий. Беспокоясь о безопасности Его Величества, д’Эпернон организовал патрулирование города. И все же 15 апреля 1588 года у Бюсси-Леклерка был готов новый план убийства фаворита и захвата короля. 22 апреля Генриху III сообщили об этом в Лувре доверенные лица. Пришлось усилить охрану и разместить на ночь во дворце Сорок Пять.

8 мая 1588 года в Париж прибыл герцог де Гиз, по которому вся Франция буквально сходила с ума. Его встречали словно нового мессию. Однако Гиз не мог рассчитывать на поддержку короля и потому отдавал себе отчет, насколько большой опасности подвергается. Потому он решился просить встречи у королевы-матери и использовать ее как щит против Генриха III. Екатерина, весьма обрадованная встречей, посадила герцога в свою карету, и они вместе направились в Лувр.

Когда герцог вошел, сопровождаемый Екатериной Медичи, король находился в комнате своей жены и на приветствие не ответил, только сухо поинтересовался: «Почему вы приехали?», поскольку приезд герцога означал неповиновение. Однако Гиз немедленно нашелся и ответил, что прибыл по приглашению королевы-матери. Екатерина подобную версию подтвердила, заявив, что нужно, «чтобы он находился рядом с королем, как это было всегда, и чтобы добиться мирного решения всех проблем». Генрих не поверил ни