Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова Страница 52

Между тем что-то меняется. Офицеры, прелаты и кавалеры, находящиеся в Брешии, теперь оказывают внимание дочери графа. Безусловно, оказывают: ей не мерещится. Во-первых, тому причиной слава Вероники: ее стихи расходятся в рукописях и песнях, она в переписке со всеми гуманистами полуострова и со всеми знатными дамами, в том числе с самой Изабеллой д’Эсте. Во-вторых, хоть она не так красива, как ее покойная сестра Изотта, скончавшаяся, не успев выйти замуж, однако – какая стать, какая порода, достоинство, манеры, очаровательный голос, умение держать себя! Вероника – дама высшего света, совершеннейший плод воспитания. (В-третьих, а какое приданое нынче дают за единственной дочерью графа, пусть она и перестарок?)

К первому из чреды подобных воздыхателей Вероника потянулась было сердцем, отчаянно желая любви небесной и любви земной, желая доказать себе, что она действительно чего-то стоит, пытаясь получить свидетельства своих достоинств из чужих уст, ибо себе она не верила и вечно себя клеймила. Несколько раз оказывалась она на грани того, чтобы до свадьбы потерять невинность – так любопытно, так голодно ей было. Но избранники ее пылали слабее и потому соблюдали осторожность. Ничего не происходило. Вожделение не лишало ее наблюдательности: один мужчина выдал свою меркантильность, другой был замечен ею во фривольностях с полногрудой служанкой. Это мешало ей верить в их восхищение ее умом. Сердце Веронике разбивали к тому моменту уже много – не по-настоящему, но все-таки много, она слишком часто страдала от уязвленной гордости, поэтому стала недоверчивой.

А дальше пошло так: те, кому действительно нравилась она, совершенно не нравились ей по-женски, телесно. Впрочем, Вероника не отказывалась от того, чтобы очаровать их своим голосом и энергией, напитаться их взглядами, набраться их силы. Те же, кто нравился ей… а ей больше не нравился никто. Чересчур больно было плакать ночами, вспоминая о том, как она узнала сладость поцелуев, но возлюбленный охладел к ней, ибо она слишком алчно его желала, слишком преследовала, слишком липла. Нет, нет, нет! Девица должна быть скромной и холодной! Но как усмирить то пламя, что переполняло ее? Почему не родилась она мужчиной, она бы покоряла города! Однако Веронике приходилось скрывать пылание своей натуры, своих плотских страстей за сдержанными манерами и вежливым обхождением. Впрочем, теперь, даже когда она молчала и просто улыбалась, силы настолько переполняли ее, что люди тянулись к ней, как игла компаса к магниту, и покорялись.

Но она не замечала этого. Продолжала не верить в себя, корить за малейший промах. И лишь радовалась, что из-за ее сердечных мук сонеты выходят великолепными.

К 23 годам Вероника, с разрешения отца отказав нескольким претендентам-простецам, совсем оставила надежды на замужество и смирилась с судьбой Изотты Ногарола – остаться в веках благодаря литературной славе. Но вскоре после Рождества ее служанки, мило перешептываясь, спросили, не хочет ли она пригласить к себе гадалку, которая появилась в кастелло.

– Почему нет? – подумала обычно столь рассудительная Вероника. – Рождество – время сказок. Давайте поиграем.

Гадалка оказалась носатой старухой, сказавшей, что ее имя – Артемия. Она раскинула перед Вероникой карты и заглянула ей в глаза.

– Я не буду тебя ни о чем спрашивать, – сказала Вероника. – Предсказывай, что хочешь, сама.

– Хорошо, – сказала гадалка, посмотрев на молодую женщину. – Скоро вас ждет свадьба, синьорина, причем с таким воином и красавцем, что только и мечтать!

– Какая чепуха! – воскликнула Вероника, но дала гадалке два дуката.

* * *

За окном графского палаццо голубело зимнее итальянское небо, узкие средневековые улочки Корреджо были полны веселых горожан, а граф Гиберто да Корреджо, правитель города, думал о том, что ему скучно и нечем заняться. Его не радовали ни тишина в доме, ни грядущий торжественный прием, ни визит оружейника, который обещал принести ему новый нагрудник, украшенный искусными узорами в манере, которую ввел в моду флорентийский ювелир Микеле Брандини лет двадцать назад. Граф думал, что борода его седа и голова его побелела, а колени начали скрипеть, хоть зубы, слава Господу, все еще целы.

Альтобелло Мелоне. «Портрет дамы (Альда Гамбара?) (фрагмент)».

1515–1516 гг. Пинакотека Брера (Милан)

ПОРТРЕТ НЕИЗВЕСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ ТРАДИЦИОННО, НА ОСНОВЕ РАННИХ АТРИБУЦИЙ, СЧИТАЕТСЯ ИЗОБРАЖЕНИЕМ АЛЬДЫ ГАМБАРА – МАТЕРИ ВЕРОНИКИ, ХОТЯ В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ПОЯВИЛИСЬ ВЕРСИИ, ЧТО ОН МОЖЕТ ИЗОБРАЖАТЬ ЧЛЕНА СЕМЬИ АВОГАДРО, ИЗ НАСЛЕДСТВА КОТОРОЙ ОНА ПРОИСХОДИТ. ПОДТВЕРЖДЕНИЕМ ОСНОВНОЙ ВЕРСИИ МОЖЕТ СЛУЖИТЬ ПЕЙЗАЖНЫЙ ФОН – ОН ИЗОБРАЖАЕТ КРЕПОСТЬ БРЕШИЮ, ПРАВИТЕЛЕМ КОТОРОЙ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ БЫЛ ЕЕ МУЖ.

ДО ТОГО, КАК НА КАРТИНЕ БЫЛ ОБНАРУЖЕН АВТОГРАФ МЕЛОНЕ, В ЕЕ АВТОРЫ ЗАПИСЫВАЛИ БОЛЬТРАФФИО И БАРТОЛОМЕО ВЕНЕТО. СРЕДИ ДРУГИХ РАБОТ АЛЬТОБЕЛЛО МЕЛОНЕ – «ПОРТРЕТ ДВОРЯНИНА» (АКАДЕМИЯ КАРРАРА), ДОЛГОЕ ВРЕМЯ СЧИТАВШИЙСЯ ИЗОБРАЖЕНИЕМ ЧЕЗАРЕ БОРДЖИА.

Он знал, что стар. Ему было целых полвека.

Настало время обеда. За стол сели обе его дочери, красивые подростки, и их учитель словесности – он же секретарь графа. Констанца и Джиневра с восторгом обсуждали новые сонеты своей кузины Вероники Гамбара, которые прислали кружным путем из Урбино их другие родственницы. Секретарь объяснил графу:

– Я рассказывал девочкам о приемах стихосложения на родном языке и о размерах. На произведениях синьорины Гамбары это сделать оказалось проще, они не так сложны, как стихи Петрарки, которому она стремится подражать.

– Но все же отзываются о ее стихах, как о великолепных! – возразила Констанца.

Секретарь улыбнулся:

– Они тщательно отделаны по форме, изящно придуманы и построены. Но в них нет истинного чувства, нет глубоких эмоций. Милые упражнения благородной дамы.

Граф Гиберто припомнил, что видел Веронику в доме ее отца в Брешии, когда она была примерно такого же возраста, как его дочери сейчас. По непонятной причине пренебрежительные слова секретаря о стихах Вероники задели его, и он взял прочитать рукопись. Это были стихи о природе, лугах и полях, действительно спокойные и красивые, но почему-то Гиберто знал, что секретарь не прав, отказав им в истинности чувств.

Через некоторое время, оказавшись случайно по делам в Ломбардии, граф Гиберто заехал к своему кузену графу Джанфранческо Гамбара в Брешию, хотя спокойно мог и не заезжать. За ужином Вероника, единственная женщина в доме, сидела во главе стола