Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа… - Кершоу Алекс Страница 7

Обитая в тесных комнатках размерами ненамного больше кровати, Эндре и его друзья-эмигранты сделали своими настоящими домами кафе Левого берега. Одним из любимых мест Эндре стало Café du Dme на Монпарнасе, где когда-то Анаис Нин шептала слова любви Генри Миллеру. Именно в Dme в начале 1934 года Эндре познакомился и подружился с польским евреем Дэвидом Сеймуром (Чимом). Спокойный и остроумный интеллигент, похожий в своих очках с толстыми стеклами на филина, Чим работал на коммунистический еженедельник Regards. Скоро он стал самым близким другом Эндре. Чим родился 20 ноября 1911 года в Варшаве. Он был сыном известного и уважаемого издателя, выпускавшего книги на идиш, и в детстве мечтал стать концертирующим пианистом. Но в колледже в Лейпциге он открыл для себя графику, а позже, изучая физику в Сорбонне, решил попробовать силы в фотографии…

Однажды в Café du Dôme Чим познакомил Эндре с другим фотографом: Анри Картье-Брессоном, происходившим из семьи состоятельных нормандских буржуа, владельцев одного из самых успешных текстильных предприятий во Франции[32]. Картье-Брессон вырос в Шантлупе, недалеко от Парижа, он был сыном торговца произведениями искусства, а среди предков его матери числилась Шарлотта Корде – та самая, которая была казнена за убийство известного революционера Жана-Поля Марата. Окончив элитную частную школу и проучившись год в Кембридже, он много путешествовал по Европе, Мексике и Африке. В Испании и Мексике уже прошли выставки его фоторабот.

В глазах Картье-Брессона Эндре был анархистом, который относился ко всем одинаково и был замечательно романтичным «игроком»[33], но не фотографом с выдающимся интеллектом. «Прежде чем я встретил Эндре и Чима, – вспоминал Картье-Брессон, – я больше общался с писателями и художниками, чем с фотографами… [Эндре] не был изначально человеком ви́дения, он был авантюристом с огромной жаждой жизни. Фотография не была для него главным занятием, главным было то, что он хотел высказать, вся его личность. Чим был философом, шахматистом и совершенно нерелигиозным человеком, который, однако, нес на себе бремя еврейства; в нем была какая-то печаль»[34].

Двое из этой троицы, Эндре и Чим, стали по-настоящему близкими друзьями: их объединяли восточноевропейская чувствительность и опыт столкновений с антисемитизмом. Судьба европейского еврейства уже была начертана на стенах Парижа, как раньше в Берлине и Будапеште: антисемитские избирательные плакаты, наклеенные фашистами, обезображенные станции метро и другие общественные места… Вскоре трое этих фотографов блестяще задокументировали социальную и экономическую борьбу во Франции в тот момент, когда в середине 1930-х страна переходила от одного политического кризиса к другому. В мастерски написанной книге Юджина Вебера «The Hollow Years: France in the 1930s» («Святые годы: Франция в 1930-е») сочетание снимков, сделанных этими тремя фотографами, дает яркую картину обреченной Третьей Республики.

Вскоре к этой группе амбициозных политизированных фотографов присоединился еще один беженец – немецкий художник и график Пьер Гассман[35]. «С того момента, как я встретил [Эндре], и до его гибели с ним всегда было очень весело. Ему всегда было очень важно жить в настоящий момент, он был полностью увлечен жизнью – особенно едой, вином и женщинами. Это был очень инстинктивный, очень естественный фотограф. Он хотел показать людям то, чего они никогда не видели. Он хотел поражать и удивлять»[36]. Скоро Гассман стал проявлять отпечатки для Чима, Эндре и Картье-Брессона. Делал он это в биде, которое стояло в его квартире.

Вскоре после того, как Эндре завел себе новых друзей, в Париж приехал Симон Гутман. Он нашел Эндре через свои контакты в венгерской общине и предложил ему работу: делать рекламные снимки для брошюры одной швейцарской компании, занимавшейся страхованием жизни[37]. Для одной из фотографий ему нужно будет найти красивую молодую блондинку и сфотографировать ее в местном парке.

Эндре хорошо знал, где можно найти вероятных кандидаток: в кафе на Левом берегу! Он провел в них последние месяцы, потягивая вино за несколько сантимов и размышляя о том, как заработать достаточно денег, чтобы забрать из ломбарда свою фотокамеру. В один прекрасный день в ходе поисков он встретил эмигрантку из Швейцарии Рут Серф; она выглядела потрясающе. Позднее Рут вспоминала, что, когда они разговаривали, Эндре попросил ее попозировать ему в парке Монпарнаса. «[Он] был похож на бродягу. Он сказал, что ищет модель. Я согласилась на эту фотосессию, но опасалась оставаться с ним наедине, поэтому решила взять с собой подругу».

Она приехала в парк вместе со своей соседкой по квартире Гердой Похориле: миниатюрной (155 см) энергичной рыжей девушкой с короткой стрижкой и сверкающими зелеными глазами. Вскоре Герда изменила всю жизнь Эндреi. Как и Серф, она считала его довольно грубым, но вместе с тем очень симпатичным и харизматичным. Герда родилась 1 августа 1911 года в Штутгарте, в интеллигентной семье, и теперь тоже бежала от фашизма. В последние годы Веймарской республики она посещала коммерческое училище, где изучала секретарское дело. Вызвав ярость своей богатой тети, Герда закрутила роман с солидным 35-летним торговцем хлопком Хансом Ботэ. Впрочем, это увлечение длилось лишь несколько недель, после чего Герда влюбилась в студента-медика Георга Кавиткеса, приехавшего из России. Он познакомил ее с большевизмом.

Ко времени прихода к власти Гитлера, в 1933 году, Герда уже была активным членом коммунистических организаций, по ночам распространяла антифашистские листовки и расклеивала на стенах манифесты левых. В письме к одному другу она даже утверждала, что нацисты могут забить ее до смерти. 19 марта 1933 года нацисты арестовали ее по подозрению в причастности к большевистскому заговору против Гитлера. При обыске в спальне девушки было найдено ее письмо, адресованное Георгу, в котором упоминалось слово «коммунизм». К счастью, ей удалось убедить следователей, что она просто глупая молодая женщина без каких-либо политических убеждений… Кончилось дело тем, что в августе она с польским паспортом въехала во Францию и направилась в Париж. Здесь она получила поддержку от нескольких коммунистических организаций, которые обеспечивали политэмигрантов едой и жильем. В одной из таких организаций и работала Рут Серф. Девушки стали на пару снимать квартиру, которая была настолько холодной, что зимними вечерами им приходилось жаться друг к другу, чтобы согреться[38].

Вскоре после встречи с Гердой Эндре раздобыл в Café du Dme клочок бумаги и написал матери короткую записку. В ней он объяснил, что Симон Гутман снова пришел ему на помощь и нашел для него первое задание за рубежом – он едет в Испанию! Взволнованный Эндре не подозревал, что Гутман договорился продать новые материалы журналу Berliner Illustrierte Zeitung, в котором имели омерзительную привычку печатать на обложке эффектные фотографии нацистов[39].

Испания захватила Эндре с того самого момента, как он перешел французскую границу и оказался в Сан-Себастьяне. Страна имела много общего с Венгрией – от влияния ислама до кухни, от распространенности цыганского фольклора до экспрессивности культуры. Иными словами, Испания оказалась для него домом вне дома, страной, чью душу Эндре мгновенно понял и чья динамичность взволновала его до глубины души.

Первое задание состояло в том, чтобы сделать фоторепортаж о боксере Паолино Узкудуне, который 7 июля 1935 года в Берлине должен был сразиться с чемпионом Германии в тяжелом весе Максом Шмелингом. Фотографии Эндре показывают гораздо более достойный, но более жесткий спорт, чем те разъеденные коррупцией кулачные бои, которые мы видим по телевизору сегодня[40]. Следующей остановкой в путешествии Эндре был Мадрид, где он фотографировал отчаянного смельчака – подполковника Эмилио Эрреру рядом с воздушным шаром особой конструкции. Как сообщал журнал Vu, Эррера планировал побить мировой рекорд высоты подъема на воздушном шаре[41]. А 14 апреля Эндре стал свидетелем парада в честь четвертой годовщины Испанской Республики – хрупкого эксперимента в области демократии. Затем он отправился в Севилью на Страстную неделю, самый шумный и экзотический праздник в испанском религиозном календаре.