Привет privet, народ narod! Собрание маленьких сочинений - Москвина Татьяна Страница 2

Никакого прошлого мы не воскресим, через двадцать – тридцать лет надо делать титанические усилия, чтобы воссоздать обстановку минувшего даже в кино, и то надо быть крупным талантом, чтобы такое воплотить. Это получалось разве у Алексея Германа-старшего, а вот у младшего уже не очень-то. Но можно кое-чем воспользоваться, вставляя фрагменты прошлого в картину настоящего.

Получилось же с воскрешением преображённых советских котлет. Может, выйдет и с реинкарнацией советских пенсий?

А где День кондуктора?

Петербург называют городом-музеем, и это так, да не так. Вот Венеция – действительно город-музей, и однажды мне довелось увидеть там настоящего жителя, коренного венецианца. Быстро-быстро, крупной рысью он шёл вдоль улицы, и рядом трусила, тоже быстро-быстро, небольшая собачка. Венецианец с явным облегчением юркнул в подъезд своего дома. Этих жителей, сразу заметных в гуще разудалой толпы «посетителей музея», всего-то двести шестьдесят тысяч. А нас в двадцать раз больше, и у нас, кроме исторических декораций, ещё куча всего – и вузы, и промышленность, и транспорт. Плюс гости из России, для которых Петербург опять стал желанным эрзацем Европы. Надо сказать, отличить приезжих от коренных довольно легко. И не по одежде, хотя петербуржец вряд ли выйдет на Невский в цветных трусах. Что-то в выражении лица у нас (коренных) другое. Не лучше и не хуже мы, просто – другие… В общем, когда мы все, хозяева и гости, вываливаемся на улицы с целью проветриться-разгуляться в День города, что-то впечатления музея Петербург наш не производит.

Вообще-то если героем праздника, Дня города, является именно город, в этот день ему хорошо бы отдохнуть от людей, а не испытывать на своей шкуре мощь их ног, рук и голосов. В этот день было бы правильно не привозить, а вывозить людей из Петербурга. Вот знаете, почему японские туристы стали символом маниакальной любознательности? Потому что правительство Японии всячески поощряет, когда люди уезжают в отпуск куда подальше и уменьшают нагрузку на остров. Денежно поощряет. А вот если бы петербуржцам платили в конце мая специальные премии, чтоб они покидали город-музей? Впрочем, это несбыточные мечты.

Многие жители научились извлекать неожиданные радости из своего положения. Недавно мне пришлось проехать по центру четыре остановки на автобусе, где кондуктор, почтенная дама, стала великолепно поставленным голосом рассказывать пассажирам о достопримечательностях, мимо которых проезжал (а точнее, возле которых подолгу стоял) её автобус. Она знала, о чём вещала – видимо, бывший экскурсовод. Деваться пассажирам было абсолютно некуда, и они покорно слушали. Я решила тоже поучаствовать в спектакле. «Вот Биржа…» – начала кондуктор-экскурсовод. «Да, – поддержала я, – вот Биржа, откуда зачем-то выселили Военно-морской музей, и теперь она стоит пустая и разрушается». Нет, я не была понята сообществом автобуса. Люди держали курс на позитив.

И я подумала: ведь в Петербурге сохранилась совершенно реликтовая профессия кондуктора. Это в эпоху интернета и криптовалюты! Хорошо бы учредить в городе специальный День кондуктора. Ведь наши кондукторы – люди, как правило, прихотливой и сложной судьбы, самых разных профессий. Многие с высшим образованием. Пусть в этот день они раскрепостятся полностью. Поют, танцуют, декламируют стихи прямо на своих маршрутах. Решают с пассажирами математические задачи, играют с ними в шахматы, шашки, нарды. Заполняют кроссворды на скорость. Демонстрируют новые модели одежды от петербургских дизайнеров…

Ха, музей. Мы вам не музей. Мы город-театр!

Ленинградцы этим не занимались

Я часто смотрю передачи о советском времени в глубоком недоумении. Мне рассказывают о тотальном дефиците, блате и очередях, а я вспоминаю своё ленинградское детство и юность и не могу припомнить, чтобы эти явления были бы так уж всесильны. Или, во всяком случае, занимали огромное место в жизни. Конечно, дефицит был, я не спорю. Но вот чтобы ленинградцы в массовом порядке шли на поклон к директорам магазинов и выносили с чёрного хода свертки с деликатесами?

Мне кажется, что Москва в этом случае распространяет свою манеру жить на всю страну. Москва любит поесть, Москва живёт семейками и общинами. В Москве расположены все посольства и министерства, в Москве всегда есть золотая молодёжь и большое количество народных артистов. Это не плохо, а это факт. Но при чём бы тут был Ленинград? У нас картина другая. В Ленинграде не было ни одного расстрельного дела, связанного с директорами универмагов. В Ленинграде не припомню такого явления, как табличка «Мест нет» в ресторане, – то есть, возможно, в каких-то совсем уж дорогих мажорских местах такое и было, но вообще-то рестораны были доступны. Ходили туда ленинградцы редко, но ходили, и без всяких взяток швейцару. Я лично с первой зарплаты (в технической библиотеке) пошла с подругой в ресторан «Балтика» и проела четыре рубля за полный обед. А в простом быту проблема доставания продуктов почти что и не возникала – ленинградцы в принципе неприхотливы. После блокады-то. Существовали, например, кулинарии, где продавались мясные полуфабрикаты – антрекоты, шницели и лангеты, ценой в тридцать с чем-то копеек. Про машины никто и не мечтал, и ситуация, изображённая в фильме Рязанова «Гараж» (а действие там происходит в Ленинграде), когда научные сотрудники рядового НИИ имеют автомобили в массовом порядке, – она абсолютно фантастическая. Кооперативные квартиры можно было получить без всякого блата – заплатил первый взнос и въезжай. Мой папа, рядовой инженер, три раза женился и три раза покупал кооперативные квартиры, никакого блата не было, и никаких начальников он не умолял.

Не занимались этим ленинградцы! Не потому, что они лучше или хуже москвичей или там южан, а потому, что были другие стандарты жизни и другие приоритеты. Дефицитом не хвастались – наоборот, стыдливо скрывали. Да, конечно, у нас были фарцовщики – но тоже, знаете, особенные. Фарцовщиком одно время был писатель Сергей Довлатов. Вот книги – это да, тут стоял ажиотаж, книги покупали втридорога, за ними охотились, их добывали…

Так что напрасно Москва обобщает свои московские особенности как примету всей жизни. Далеко не все крались по чёрному ходу к всесильному директору и клянчили подачку, чтобы тридцать лет спустя весело рассказывать об этом позоре по телевизору. Многие жили иначе, уж извините.

С пышками-то получилось!

Некоторые тут вздыхают и говорят, что всё бесполезно. А ведь это ложь и клевета на действительность. Всё не бесполезно, точнее говоря – бесполезно, но не всё. Хорошо помню, как примерно в середине девяностых – начале двухтысячных годов стал обваливаться и напрочь исчезать бытовой Ленинград – ателье ремонта и клетушки чистильщиков обуви, телефонные будки и автоматы газировки, рюмочные, пирожковые, пышечные… И народ восстал. То есть мысленно. Люди хотели пышек. Своих родных пышек с их мягкими и притом хрустящими боками, с их облачной, но такой приятно осязаемой плотью, с лёгким инеем сахарной пудры и нереально низкой стоимостью. Люди хотели также и рюмочных, но это другой вопрос, осложнённый сопутствующими грехами, – страсть же к пышкам была ангельски чиста. Ещё никто не выбирался из пышечных на четвереньках. Пышки не приводят к деградации личности. Пышка совершенна и невинна!

И вот к мысленному восстанию жителей присоединилась группа писателей и журналистов. Владеющие словом скорбели об утрате пышки, да и в принципе видели в бытовом Ленинграде немало ценного. Взволнованное слово ушло, как говорится, в ноосферу – и… оглянитесь! Сегодня в центре города вы встретите десятки пышечных, где вас поджидает мягкая хрустящая подруга ценой в десять – пятнадцать рублей. Рядом с пустынными бутиками, где уныло висят платьица для эльфов. По соседству с коварными ювелирными лавками и надменными спорттоварами. Пышка, родная! Мы тебя отстояли, мы тебя выстрадали, мы за тебя животом проголосовали и зубами вырвали тебя за поджаристый бочок у небытия. В Москве пышечных нет – а у нас есть. И в какое время ни зайдешь – у любого прилавка стоит маленькая, но очередь. И пусть с лихорадочным блеском в глазах поедают пышки те, кому вообще-то уже давно пора прекратить есть (я сама из их числа), – зато мы обладаем в душе настоящим Веществом Желания. Это мы хотели пышек – и мы своего добились.