Николай Воронов - Из путешествия по Дагестану Страница 2

Таким образом, переезжая все вьючными тропами, большею частью хорошо проложенными и содержимыми, мы встретили первую аробную дорогу, не прежде как перебравшись в Северный Дагестан, а именно – в Даргинский округ. Характер здешней местности, состоящей не столько из глубоких ущелий, сколько из возвышенных плоскогорий, не представляет особенных затруднений для аробной езды; кроме того, на пути сообщения здешних мест давно уже обращено внимание правительства, да и сами жители этого округа успели убедиться в полезности хороших дорог чрез выгоды от перевозки ими провианта.

Наконец, с выездом на плоскость, на прикаспийское побережье, можно было катить в экипаже, на почтовых. Но и помимо почтовой дороги, в плоскостные части округов Кайтаго-Табасаранского и Кюринского можно проникать хорошими экипажными дорогами, которые поддерживаются земскими средствами и ведут преимущественно к двум главным пунктам этих округов – к Маджалису и Касум-кенту; не говоря уже о дорогах аробных, пересекающих плоскостные части Южного Дагестана во многих направлениях.

Такое более чем удовлетворительное состояние дорог в крае, который еще так недавно считался бездорожным, говорит за те быстрые успехи, какие сделаны администрацией в короткий срок, протекший по умиротворении Дагестана. Остается желать, чтобы, с одной стороны, окончена была скорее казенная дорога от Датуна к главному хребту, трасированная чрез Капучу и долженствующая соединить прямым путем Дагестан с Закавказьем; с другой же стороны, желательно, чтоб сами горцы все больше проникались сознанием, как полезно будет для них заменить вьючные дороги аробными, и решительнее приступили бы к улучшению местных путей сообщения средствами земства. Такому сознанию больше всего поможет возрастающее с каждым годом благосостояние дагестанцев.

II

Первые дагестанские впечатления. Спуск с Кодора в ущелья Дидойского общества. Озеро Хупро. Аул Хупро. Ночлег. Горский джамаат. Дорога от Хупро в Кидеро. Дневка. Подъем на Бешо и вид на ущелье Иланхеви. Аул Инух. Несколько заключительных слов о дидойцах.

С вершины Кодорского перевала, с высоты 9310 футов над уровнем моря, открылся первый вид на Дагестан. За нами осталась Алазанская долина, широкая, привольная, а впереди предстоял спуск в тесное ущелье, глубоко залегшее между безлесных гор, закрытое ими, так что на горизонте виднелось только два-три изгиба снежного хребта Богоз и ничего больше. Ввиду этого таинственного ущелья мы расположились на привал вблизи Кодорской оборонительной башни, построенной в седловине горного кряжа. Был полдень. Тишина в воздухе царила необычайная; ни одной птицы, ни одного насекомого не виделось и не слышалось. Небо было ясное; но нас иногда накрывали собою легкие облака, скользившие по бокам соседних гор… и при этом из трущоб ущелья повевало атмосферой погреба. Чуялось, что впереди предстояло знакомство с совершенно особым миром.

После двухчасового привала мы отправились в дальнейший путь. Тотчас же начался отлогий спуск в ущелье по узкому карнизу, искусственно проложенному в полугоре, на значительной высоте над горным потоком, образующим по слиянии с другими потоками кодорского склона реку Ори-цхали – один из главных истоков Андийского Койсу. В Дагестане вообще речкам и рекам не присвоено каких-либо собственных, единичных названий: всякая речка есть вода (öp, тлар, герх, вац, озень, чай, нехи и т. д.), и к этому слову прибавляется имя селения или же общества, чрез которое она течет. Истоки Андийского Койсу в пределах Дидо[1] на картах называются грузинским именем Ори-цхали, то есть две воды. Итак, по этим двум водам, собиравшимся однако в главное русло из десятков побочных ущелий, а также из ручьев, струившихся почти на каждом изгибе боков главного ущелья, мы подвигались медленно, так сказать, робкими шагами все ниже, ниже, а река в свою очередь также лилась ниже, и между нами и ею оставалось все одно и то же расстояние. В некоторых местах она скрывалась под навесом почерневшего снега, быть может, легшего здесь или упавшего с горы давным-давно и никак не успевающего растаять в короткий срок здешнего лета. Стены узкого и глубокого ущелья, да эта речка внизу – вот и вся картина этих мест. Мрачно, сыро, глухо… Признаться, после недавних видов роскошной Алазанской долины проезд по этому горному коридору, притом с непривычки к здешним тропинкам над глубокими скатами, производящими головокружение, с незнания свойств здешней лошади, для которой не составляет особенно трудной задачи взбираться и спускаться по ступенькам горной тропы или прыгать через ручей, – словом, первые впечатления Дагестана на незнакомого с его трущобами путника производят нечто тяжелое, болезненное.

В таком невеселом настроении, не видя впереди никакого пристанища, ни даже намека на то, что и тут же где-то живут люди, не видя ничего, кроме нового заворота ущелья вправо или влево, мы усмотрели наконец блеснувший впереди бассейн воды, с деревцами вокруг, блеснувший где-то там – и близко и далеко: здешних расстояний сразу, с непривычки не разгадаешь. Но во всяком случае это не обман зрения: бассейн, до которого пришлось спускаться часа два нашей мерной езды, оказался озером, известным под названием Хупринского, то есть озера, находящегося недалеко от дидойского аула Хупро. – Это, если угодно, первая дагестанская достопримечательность, встретившаяся на нашем пути, если только не есть достопримечательность, и притом самая поразительная, весь склад самого Дагестана, в его общих чертах, перед грандиозностью и оригинальностью (пожалуй, даже уродливостью) которых бледнеют, стушевываются все частности, все мелочи, все отдельные его достопримечательности…

Спуск к озеру представил неиспытанные еще до тех пор ощущения. До этого места мы ехали все в полугоре, делая небольшие то подъемы, то спуски и находясь на значительной высоте над бежавшей внизу речкой. Здесь же разом пришлось к ней спускаться. Зигзаги за зигзагами, с крутыми поворотами, повели вниз, промеж кустов и дерев жидкого березового леса, и казалось, конца не будет этим зигзагам. Все проводники наши послезали с коней; нужно было и нам последовать их примеру. Да трудно, почти невозможно и держаться в седле, когда лошадь больше ползет, чем ступает, приседая на задние ноги и еле-еле изворачиваясь на крутых поворотах.

Хупринское озеро, чистое, как хрусталь, узкое и продолговатое, лежащее на дне ущелья, замечательно, во-первых, тем, что оно своего рода редкость в горах Кавказа, вообще бедных озерами, не в пример другим горным странам; во-вторых, оно изобилует превосходной форелью, а в-третьих, образование его недавнее и объясняется наглядно видом одной из прибрежных гор: часть этой горы видимо сползла вниз, то есть образовался ледяной обвал, который, упавши в речку, загромоздил дальнейшее ее течение, чрез что речка, само собою разумеется, должна была образовать значительный водоем. Она подмылась под обвал и потекла своим путем, но часть ее вод и до сих пор задерживается остатками обвала и наполняет озеро. Подобные обвалы не редкость в Нагорном Дагестане. Горные скаты здесь довольно круты и покрыты рыхлым слоем чернозема, лежащим непосредственно на каменистой подпочве; стоит только воде подмыть нижний слой, как прилежащие к нему верхние части того же слоя начинают сами собою осыпаться, чрез что, при крутых боках горы, весь верхний ее слой начинает спалзывать вниз, постепенно, или же он может разом рухнуть, увлекши за собою отдельно лежащие камни и растущие по горам деревья. Так, в обществе Томе жители жаловались, что они не так давно, лет 5 тому назад, остались почти без леса: он сполз в реку и унесен течением, а гора, прежде лесистая, теперь смотрит обнаженной скалой.

За озером наступил подъем, такой же крутой, как и предшествовавший ему спуск; поднимались также зигзагами, промеж жиденького березового леса, пока наконец не поднялись на безлесную высоту, с превосходными тучными пастбищами. С этой высоты открылись наконец угодья Дидойского общества, заселенные аулами. Левее, в глубине ущелья, виден был аул Хитрахо; правее, в таком же глубоком ущелье, показался аул Хупро. Наступали сумерки. Ущелья несколько дымились. Местность принимала все более мрачный колорит. В воздухе становилось свежо и сыро. Потянулся длинный извилистый спуск к аулу Хупро, где ожидал нас первый дагестанский ночлег.

Об этом ауле сказывали как об одном из крепких горских поселений. Естественно, можно было ожидать значительных размеров такого поселения. Но при виде на него с горы, не ознакомившись еще с характером устройства всех вообще аулов Дагестана, невольно поражаешься миниатюрностью его общего склада. Это скученная на пригорке масса серых деревянно-каменных клетушек, одна на другой, без дворов, без улиц. Из каждой клетушки глядят одно-два отверстия, то круглые, то четырехугольные, без рам и стекол: это окна, это же – если угодно – и амбразуры всей этой кучи горских жилищ, устроенных на такой склад с местными стратегическими целями. Брать с бою такую кучку жилищ почти то же, что брать крепость. Между тем, при первом взгляде на такого устройства аул, особенно с высоты здешних перевалов, думается, что это хуторок, расположившийся серым пятном на зеленых лугах горного ската. Впрочем, дидойские аулы вообще не обширны: полсотни или около этого дворов; в Хупро же всего 31 двор.